Гардарика (историческая сказка) - Чудинова Елена В. - Страница 3

С одного несуразного случая неприязнь моя к князю Глебу переросла в отвращение. И вот ведь диковина, по-честному случай сей был князю Глебу нимало не в укор. Шестилетком я попросился с ним и с отцом в дальнее наше конное хозяйство. День выдался жарким даже для полуденного лета. Я истомился, покуда отец с князем Глебом обсуждали новорожденных жеребят, которых народилось не меньше дюжины. Только самолюбие препятствовало мне запросить воды. Наконец, к немалой моей радости, взрослые сами обратили вниманье на зной и выразили желанье утолить жажду. Но князь Глеб отказался от ключевой воды, которую принесли отцу и мне, ожидая какого-то иного напитка, по его словам, куда лучше подкрепляющего силы. Вскоре напиток явился. В костяном роге плескалась сероватая жидкость, испускавшая обильные пузырьки. Пахла она еще гаже, чем выглядела. Мне объяснили, что напиток этот - забродившее кобылье молоко. Ни за что б я не решился даже попробовать его! Между тем князь Глеб осушил рог до дна с выражением явного удовольствия, а потом даже облизнул губы.

Впрочем, став князем, я потеплел душой к князю Глебу - все же он оставался единственным моим родовичем.

С принятием княжения жизнь моя не во многом переменилась. Я по-прежнему пробуждался с рассветом летом, а зимой - при свечах, а если б не пробудился, старичок-дядька по имени Сыч (был он так дряхл, что не годился служить в дружине) меня поднял бы без церемоний. Умывался холодной водой, поскольку уж не считался дитятею. Затем шел я к службе в домовом нашем храме, куда вели к княжему месту внутренние покои. После надлежало идти в трапезную, где собралась и княжеская дружина. Единственное различие, что сидел я теперь на отцовом месте во главе стола, тогда как прежнее мое было ниже простых дружинников. Но от перемены моего места вкус привычных блюд - сытной каши из дробленого зерна или мяса изюбря, запеченного на вертеле - не сделался вкуснее. Крепкого меда или привозного греческого вина мне по-прежнему не давали. После легкой утренней трапезы бежал я учиться. Сперва шли уроки воинского дела, в коих у меня не было постоянного учителя - со мною занимался тот из дружинников, кто был не занят. Нелегкие то были уроки! Но куда денешься - стыдно плохо ездить верхом. А хороший наездник не дерет коню нежные губы поводом, а направляет его ногами. Чтоб было довольно силы в моих коленях, подолгу стоял я недвижим, зажавши ногами дубовый чурбан. Когда это сделалось мне легко, чурбан сменился камнем, обшитым кожею. А чтоб тверда была рука лучника, по часу надлежало стоять, сжимая в кулаке вытянутой вперед правой руки увесистую палку. Двуручные мечи, на которых я упражнялся, сперва были деревянными и оставляли не раны, а синяки. Во многом еще надлежало мне быть успешным, долго все перечислять, да оно и без моего перечисления всем известно.

После краткого отдыха, ближе к полудню, шел я на другие уроки, на уроки книжные. Увы, теперь уж не любимая матушка давала мне их, а строгий монах по имени Паисий. Теперь учился я не только читать, но и писать. На навощенной табличке выводить буквы было легко, ведь любую неверную загогулину тут же можно было затереть плоским концом серебряного стилоса. С тончайшею розовой берестою надлежало обращаться бережнее. Ну а кожаный пергамент, на коем пишут краскою настоящие книги, слишком дорог, чтоб его пачкали школьники. Действия арифметические и геометрические весьма занимали меня, равно как и языки иных земель вместе с церковными языками. Но больше всего полюбил я читать книги. Любимой книгою моей была тогда «Александрия», в особенности - беседы Александра с индийскими любомудрами. Любимого моего вороного коня я назвал Букефалом, в честь коня великого полководца.

Иной раз доводилось мне исполнять новую для меня обязанность: быть на судебных разбирательствах. Ох, и скучно же было мне сидеть в низкой нижней палате на отцовском месте, пытаясь слушать, как зачитывают длинные грамоты да спорят по ним! Все решенья принимали бояре и князь Глеб. Первый год моего княжения я только старался изо всех сил не дремать, тешась про себя мечтами о псарне и голубятне, либо вспоминая прочтенные накануне книги. Но единожды ненароком вслушался я в спор о наследстве меж молодой вдовою одного горожанина и взрослыми его сыновьями от первого брака. Неожиданно дело их предстало мне в виде арифметической задачи, и я легко уразумел для себя, кто сколько добра должен унаследовать. К моему удивлению, князь Глеб рассудил как-то иначе. Я подумал тогда, что в судебных делах есть правила, которых я еще не изучал, и порадовался, что не поспешил выказать своего невежества вслух. Однако с этого случая я старался внимательно вникать в разбор дел, ведь через несколько лет мне придется разбирать их самому!

Событие, в корень изменившее дальнейшую жизнь мою, произошло незадолго до моего двенадцатилетия.

Была майская ночь. Я лежал без сна и смотрел на мерцающий огонь лампады перед святыми ликами. Окна в горницу были распахнуты, веяло прохладой черной весенней ночи. Доносились далекие лесные шумы, не иначе, тешилась нечисть. Мне захотелось почитать какую-нибудь книгу, я вспомнил, что в хранилище книг, на столе, лежит оставленный мною «Физиолог», книга о диковинных зверях и чудовищах, живущих в далеких странах. Я встал, засветил огонь, оделся (в белокаменных наших палатах холодно по ночам). Осторожно ступая по скрипучим половицам, я шел, думая, как помнится мне сейчас, о дивной птице Феникс, которая никогда не умирает, а бросается каждые пятьсот лет в пламя костра, чтобы воскреснуть из его пепла.

Неожиданно мне послышались голоса. В такой час? Кто это мог быть? В хранилище горел свет.

Я задул свечу и подкрался к двери. Дверь была полуоткрыта.

- Лихое дело задумал ты, княже, грех великий. Одумайся! Ужели нельзя без греха такого обойтись? - голос показался мне знакомым. Это был боярин Бермята, тивун.

- Не коли мне глаза грехом, Бермята! Мало жизнь надо мной тешится… Ненавидел меня Ростислав люто, кровью половецкою попрекал, да накликал на себя стрелу. Долго думал я: у Ростислава с Софиею детей нет, все одно мне княжить. Придет мой час! Нет! - голос князя Глеба (это был он) задрожал от ненависти. - Мальчишка, только от груди, князем сел, волчонок Ростиславов!

- Ты - опекун его княже. Замыслы твои и сейчас исполнимы… Посылай гонцов к половцам, шли дары хану, не пройдет и года, как все будет готово к походу. Будут соседские земли под нами. Укрепится сила княжества, в чьих руках власть будет? Авось и Ярослав крепок, да ведь Бог весть, как повернуться все может… Владимир не будет помехою, придется ему уступить стол тебе. Не уступит добром - вспомни, как согнал с Киевского стола брата своего Владимир Красное Солнышко. У кого сила - у того и стол.

- Пойми, Бермята… Пройдет еще год - Владимиру сравняется тринадцать… А если подготовка затянется? В нем - властность Ростислава. Не будь он умен не по годам, будь он мягче - можно было бы вершить дела его руками, а потом спихнуть его… Но он не таков. К тому же - тайна, которая лежит на его рождении… Сейчас он еще не ведает о ней, станет юношей - откроет. И тогда мы не совладаем с ним. Владимира надо убрать с дороги, покуда он мал.

- Убить дитя? Речи твои разумны, но сердце мое ропщет. Когда я вижу как вздыбливает этот мальчик коня - только русые волоса стелются по ветру - горько становится… Но он растет в отца, а Ростислава я ненавидел не менее твоего… Почему стоит он на дороге?!

- Ты мягок, боярин, - князь Глеб негромко рассмеялся. - Неужто жизнь Ростиславова волчонка не стоит соседских земель?

Я стоял у двери, стараясь не дышать. «Убийцы! Повторить позор Святополка Окаянного мыслят!» Не сразу пришло мне в голову, как тяжело мое положение - возмущение было первым моим чувством.

- Будь по-твоему, княже, - ответил Бермята.

- Утро близится. Успеем обдумать, как убить Владимира. - Послышался звук отодвигаемого кресла, я отскочил от двери. Бермята и князь прошли мимо меня, не заметив в темноте. Затем вернулся к себе и я. Так и не уснул я в ту ночь. «Бежать, - думал я, - бежать отсюда! Лучше бортничать в лесу, пахать землю-целину, укрыться в монастыре, но только жить! Жить… А князь Глеб соединится с погаными и займет мой стольный град?! Этому не бывать! Но что могу я сделать? Ясно одно - я князь, я не должен бежать. Не свою жизнь, а свое княжество мне должно спасти. Меня считают младенцем. Пусть… Я выведаю все их планы и расстрою их. Ведь они уже сейчас боятся меня, говорили о какой-то тайне… Не зря боятся!