Затоваренная бочкотара - Аксенов Василий Павлович - Страница 10

– Игреца увидела, милок. Игрец привиделся, извините, – смутилась Степанида Ефимовна и затихла, как мышка.

Так они и ехали в ячейках бочкотары, каждый в своей.

Однажды на косогоре у обочины дороги путешественники увидели старичка с поднятым пальцем. Палец был огромен, извилист и коряв, как сучок. Володя притормозил, посмотрел на старичка из кабины.

Старичок слабо стонал.

– Ты чего, дедуля, стонаешь? – спросил Володя.

– Да вишь, как палец-то раздуло, – ответил старичок. – Десять ден назад собираю я, добрые люди, груздя в бору, и подвернись тут гад темно-зеленый. Еттот гад мене в палец и клюнул, зашипел и ушел. Десять ден не сплю...

– Ну, дед, поел ты груздей! – вдруг дико захохотал Володя Телескопов, как будто ничего смешнее этой истории в жизни не слыхал. – Порубал ты, дедуля, груздей! Вкусные грузди-то были или не очень? Ну, братцы, умора – дед груздей захотел!

– Что это с вами, Володя? – сухо спросил Вадим Афанасьевич. – Что это вы так развеселились? Не ожидал я от вас такого.

Володя поперхнулся смехом и покраснел.

– В самом деле, чего это я ржу, как ишак? Извините, дедушка, мой глупый смех, вам лечиться надо, починять ваш пальчик. Пол-литра водки вам надо выпить, папаша, или грамм семьсот.

– Ничего, терпение еще есть, – простонал старичок.

– А ты, мил-человек, кирпича возьми толченого, – запела Степанида Ефимовна, – узвару пшеничного, лебеды да табаку. Пятак возьми медный да все прокипяти. Покажи этот киселек месяцу молодому, а как кочет в третий раз зарегочет, так пальчик свой и спущай...

– Ничего, терпение еще есть, – стонал старичок.

– Какие предрассудки, Степанида Ефимовна, а еще научный лаборант! – язвительно прошипел старик Моченкин. – Ты вот что, земляк, веди свою рану на ВТЭК, получишь первую группу инвалидности, сразу тебе полегчает.

– Ничего, терпение есть, – тянул свое старичок. – Еще есть терпенье, люди добрые.

– А по-моему, лучшее средство – свиной жир! – воскликнула Ирина Валентиновна. – Туземцы Килиманджаро, когда их кусает ядовитый питон, всегда закалывают жирную свинью, – блеснула, она своими познаниями.

– Ничего, ничего, еще покуда терпенье не лопнуло, – заголосил вдруг старичок на высокой ноте.

– Ампутировать надо пальчик, ой-ей-ей, – участливо посоветовал Шустиков Глеб. – Человек пожилой и без пальца как-нибудь дотянет.

– А вот это мысля хорошая, – вдруг совершенно четко сказал старичок и быстро посмотрел на свой ужасный палец, как на совершенно постороннего человека.

– Да что вы, товарищи! – выскочил вдруг на первый план Вадим Афанасьевич. – Что за нелепые советы? В ближайшей амбулатории сделают товарищу продольный разрез и антибиотики, антибиотики!

– Правильно! – заорал Володя. – Спасать надо этот палец! Так пальцами бросаться будем – пробросаемся! Полезай-ка, дед, в бочкотару!

– Да ничего, ничего, терпение-то у меня еще есть, – снова заканючил укушенный гадом дед, но все тут возмущенно загалдели, а Шустиков Глеб, еще секунду назад предлагавший свое боевое решение, спрыгнул на землю, поднял легонько странника и посадил его в свободную ячейку, показав тем самым, что на ампутации не настаивает.

– Опять, значит, крюк дадим, – притворно возмутился старик Моченкин.

– Какие уж тут крюки, Иван Александрович! – махнул рукой Вадим Афанасьевич, и с этими его словами Володя Телескопов ударил по газам, врубил третью скорость и полез на косогор, а потом запылил по боковушке к беленьким домикам зерносовхоза.

– Я извиняюсь, земляк, – полюбопытствовал старик Моченкин, косым глазом ощупывая стонущего ровесника, – вы, можно сказать, просто так прогуливались с вашим пальцем или куда-нибудь конкретно следовали?

– К сестрице я шел, граждане хорошие, в город Туапсе, – простонал старичок.

– Куда? – изумился Шустиков Глеб, сразу вспомнив столь далекий отсюда пахучий южный порт, черную ночь и светящиеся острова танкеров на внешнем рейде.

– В Туапсе я иду, умный мальчик, к своей единственной сестрице. Проститься хочу с ней перед смертью.

– Вот характер, Ирина, обрати внимание. Ведь это же Сцевола, – обратился Глеб к своей подруге.

– Скажи, Глеб, а ты смог бы, как Сцевола, сжечь все, чему поклонялся, и поклониться всему, что сжигал? – спросила Ирина.

Потрясенный этим вопросом, Глеб закашлялся.

А старичок Моченкин тем временем уже вострил свой карандаш в областные инстанции.

Проект старика Моченкина по ликвидации темно-зеленой змеи

Уже много лет районные организации развертывают успешную борьбу по ликвидации темно-зеленого уродливого явления, свившего себе уютное змеиное гнездо в наших лесах.

Однако наряду с достигнутым успехом многие товарищи совсем не чухаются окромя пустых слов. Стендов нигде нету.

Надо развернуть повсеместно наглядную агитацию против пресмыкающихся животных, кусающих нам пальцы, вооружить население литературой по данному вопросу и паче чаянья учредить районного инспектора по змее с окладом 18 рублей 75 коп. и с выдачей молока.

В просьбе прошу не отказать.

Моченкин И. А., бывший инспектор по колорадскому жуку, пока свободный.

Вот так они и ехали. Телескопов с Дрожжининым в кабине, а все остальные в ячейках бочкотары, каждый в своей.

Однажды они приехали в зерносовхоз и там сдали терпеливого старичка в амбулаторию.

В амбулатории старичок расшумелся, требовал ампутации, но его накачали антибиотиками, и вскоре палец выздоровел. Конечно же, на шум сбежался весь зерносовхоз и в числе прочих «единственная сестрица», которая вовсе не в Туапсе проживала, а именно в этом зерносовхозе, откуда и сам старичок был родом. Что-то тут напутал терпеливый старичок. Должно быть, от боли.

Однажды они заночевали в поле. Поле было дикое с выгнутой спиной, и они сидели на этой спине у огня, под звездами, как на закруглении Земли. Пахло пожухлой травой, цветами, дымом, звездным рассолом. Стрекотали ночные кузнецы.

– Стрекочут, родные, – ласково пропела Степанида Ефимовна. – Стрекочьте, стрекочьте, по кузнецам-то я квартальный план уже выполнила. Теперича мне бы по батюшке фотоплексирусу дать показатель, вот была бы я баба довольная.

Личико ее пошло лучиками, голубенькие глазки залукавились, ручка мелко-мелко – ох, грехи наши тяжкие – перекрестила зевающий ротик, и старушка заснула.

– Сейчас опять игреца увидит мамаша, – предположил Глеб.

– Ай! Ай! Ай! – во сне прокричала старушка. – Окстись, проклятущий, окстись!

– Хотелось бы мне увидеть этого ее игреца, – сказал Вадим Афанасьевич. – Интересно, каков он, этот так называемый игрец?

– Он очень приятный, – сказала Степанида Ефимовна, сразу же проснувшись. – Шляпочка красненькая, сапог модельный, пузик кругленький, оченно интересный.

– Так почему же вы его, бабушка, боитесь? – наивно удивилась Ирина Валентиновна.

– Да как же его не бояться, матушка моя, голубушка-красавица, – ахнула старушка. – А ну как щекотать начнет, да как запляшет, да зенками огневыми как заиграет! Ой, лихой он, этот игрец, нехороший...

– Перестраиваться вам надо, мамаша, – строго сказал Шустиков Глеб. – Перестраиваться самым решительным образом.

– В самом деле, бабка, – сказал Телескопов, – загадай себе и увидишь, как хороший человек...

– ...идет по росе, – сказали вдруг все хором и вздрогнули, смущенно переглянулись.

– Лыцарь? – всплеснула руками догадливая старушка.

– Да нет, просто друг, готовый прийти на помощь, – сказал Вадим Афанасьевич. – Ну, скажем, простой пахарь с циркулем...

– Во-во, – кивнул Володька, – такой кореш в лайковых перчатках...

– Юридический, полномочный, – жалобно затянул старик Моченкин.

– Уполномоченный? – ахнула старушка. – Окстись, окстись! Мой игрец тоже уполномоченный.