Реквием по завоевателю - Гир Уильям Майкл - Страница 54

В его мозгу носились ужас и боль. В глазах окончательно все померкло… Еще минута, и все было кончено. В глазах убитого навсегда застыло отражение обнаженной бестии с желтым ненавидящим взглядом…

Арта Фера не шевелилась до тех пор, пока не убедилась в том, что жизнь покинула тело бедняги Кайроса. Эта смерть возбудила ее, наполнила радостным трепетом. Теперь она поняла, откуда происходит человеческая ненависть. Теперь она знала, в какую почву необходимо сажать семена, чтобы из них произросло самое сильное чувство в мире после любви. А, может, и сильнее ее. Не зря в ее подсознание усиленно внедрялись уроки, которыми руководил Магистр Браен.

Она поднялась с обмякшего тела и отвела свой взгляд от остекленевших мертвых глаз. «Какая отвратительная смерть… Буду избегать такой вид убийства в будущем, насколько это будет возможно», — решила она.

Арта на пару секунд прикрыла глаза и полностью отдалась удивительному ощущению власти над жизнью и смертью. Это ощущение вознесло ее на грань экстаза.

Чтобы успокоиться, пришлось немного помассировать виски. Она подошла к столу, склонилась над портупеей капрала и извлекла оттуда вибронож. В тусклом свете, заливавшем комнату, она внимательно осмотрела оружие. Великолепно! В любом случае ничего лучшего она бы не нашла. Лезвие ножа с обеих сторон было заточено, как острая бритва. А когда включалась энергия, оно начинало вибрировать с такой дикой частотой, что крошило кости в порошок.

Держа нож в руке, она повернулась лицом к спящим. В глазах ее сверкал какой-то нечеловеческий блеск.

Язык Стаффы походил на кусок грубого наждака. Он еле ворочался во рту и при каждом движении доставлял неприятные ощущения, а то и боль. Знойный воздух опалял его легкие с каждым новым вдохом, которые становились к середине дня все натужнее и натужнее. Он попытался сглотнуть, но едва ни задохнулся в результате своей попытки.

Вокруг него, насколько охватывал взгляд, раскинулись ослепительные песчаные насыпи. Белое сияние немилосердно резало глаза, а беспощадное солнце измывалось над обезвоженным организмом. Отчаянно щурясь, Стаффа оглядывал бесконечные пески. Они танцевали в его глазах, вводили в заблуждение диковинными миражами. Дюна надвигалась на дюну, походившая чем-то на морскую, тянулась до самого горизонта на все четыре стороны. Зрелище невыносимо угнетало своей мрачностью и однообразием. Песок… Целый мир горячего, обжигающего ступни ног песка… Бесконечен, как и физическая боль, он распространялся во все стороны. К нему невозможно привыкнуть, как невозможно было привыкнуть к физической боли. Казалось, никому и ничему не суждено выжить долго в кристально-белом водовороте…

Он поднял ярмо на свое окровавленное плечо и кивнул бронзовому от загара мужчине, который тянул точно такое же ярмо с противоположной стороны трубы. Оба поднатужились и рванули изо всех сил вперед, до потемнения в глазах пытаясь пересилить тяжесть трубы.

— Хо! — раздался совсем рядом хриплый крик Кайллы, которая подставила свое крепкое стройное тело под натяжение буксирного троса. Она тянула рывками. Темные волосы разлетались в разные стороны. Трос впивался ей в тело так же, как ярмо впивалось в плечо Стаффы.

Мужчины взревели и сделали еще несколько мучительных шагов вперед на ватных, негнущихся ногах.

Они упорно продолжали тянуть вперед гигантскую трубу, используя где можно неровности барханов. Подъемы давались особенно трудно, но ведь бывали и спуски. Главное — не потерять трубу, которая опасно переворачивалась на подпорках при каждом рывке. Ноги глубоко погружались в горячий ослепительно белый песок, что еще больше мучило. Порой кто-то поскальзывался. По обе стороны от трубы то и дело раздавались приглушенные, а то и открытые ругательства.

— О! — хрипло закричал бронзовый человек, когда они уже почти подтащили трубу к нужному месту.

На несколько секунд они остановились, и Кайлла стала выверять положение груза. Потом, по ее сигналу, они пронесли свою ношу последние метры и свалили так, чтобы другим рабочим было удобно сварить ее с общей конструкцией.

По утрам солнце досаждало больше всего. Все знали, что этот зной губительно действует на человеческий организм. Стаффа настолько сильно страдал от жажды, что все чаще и чаще думал, что лучше быстрая смерть от ошейника, чем избавление неизвестно когда.

Но они снова и снова принимались за работу. И каждый раз перед ним была спина Кайллы, изогнутая под напряжением буксирного троса. Глаза невыносимо резало, и образ этой женщины часто расплывался, терял четкие очертания и скорее напоминал мираж, видение.

Он спрашивал себя: как ей удается терпеть такие тяготы и страдания? Что ее заставляет подниматься на работу каждое утро? Он вспомнил их первый день работы с трубами. Когда она взялась за буксирный трос и поставила его недалеко от себя, чтобы всегда иметь возможность подсказывать ему, как нужно работать, прикладывая минимум необходимых усилий, и чтобы всегда иметь возможность подбодрить его. Зной был адским, воздух плавился и Стаффе приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть Кайллу, которая была всего в двух метрах впереди него. И порой… Временами она прямо на глазах превращалась… в Скайлу.

Скайла! Почему в Скайлу? Почему не в Крислу? Почему не Крисла теперь занимала все его мысли?

«Потому что я погубил ее…»

Когда к нему приходила такая мысль, он до боли стискивал зубы, опускал голову и с остервенением принимался за работу.

На вторую ночь этого кошмара, чувствуя раздавленость всех мышц, дикую, ноющую головную боль, предельное физическое изнеможение и тошноту от палящего солнца, он без сил повалился на свой матрац. Кайлла опустилась рядом с ним с миской еды и большим графином тепловатой воды.

Находясь на грани бреда, он спросил ее:

— Это ты мне принесла, Скайла? Благодарю тебя, дорогая…

Она села на песок, положив руки на согнутые в коленях ноги, а на них опустила голову.

— Ты сказал: «Скайла»? Тафф? Ты перегрелся на солнце. Меня зовут Кайлла.

Он часто-часто заморгал, чтобы ее смутный образ приобрел четкость. Лазоревые глаза Скайлы сразу же потемнели до карих, классическое лицо чуть огрубело, нижняя челюсть потяжелела, и он увидел, что перед ним действительно не Скайла.

— Да, прости… Я думал о своей… О другой женщине.

— Твоя возлюбленная? — спросила Кайлла, жадно набрасываясь на куски мяса, лежавшие в ее миске.

— Нет.

Кайлла глотнула воды, затем снова набила рот едой и кивнула.

— Ты произнес ее имя таким голосом, Тафф. Мне очень понравилось. Такая нежность…

— Однажды я любил женщину, — тупо проговорил Стаффа. — Давно. Очень давно. Забудем. — Он помолчал, потом вдруг грустно посмотрел на нее и спросил:

— Полюбить однажды в жизни — вполне достаточно, а?

Она с горечью усмехнулась. У Стаффы защемило сердце.

— Для таких людей, как мы с тобой, одна любовь — вполне достаточно. — Ее голос стал мягче. — Мы с мужем счастливо прожили тридцать лет. О, какая это была удивительная и крепкая любовь! — она подняла усталые глаза на звезды. — Когда любишь, всегда кажется, что жизнь и счастье вечны. Мир становится нереальным, когда с тобой рядом находится человек, которому ты хочешь отдать всю себя… Но в результате, оказывается, что это только самообман.

Он ничего на это не ответил, а только вспомнил того мужчину, который принял смерть так достойно…

— О, черт возьми, я тогда была наверху блаженства! — прошептала страстно Кайлла. — Родила ему пятерых очаровательных детишек. Мы… мы жили в своем маленьком раю.

Он отвернулся, чтобы она не увидела того выражения, которое появилось на его лице.

— Сочувствую… — глухо проговорил он. — Мне очень жаль, что у тебя все закончилось.

— Мне тоже.

Внезапно он изо всех сил ударил кулаком по песку.

— Если бы я мог все сделать заново, я бы поступил иначе, клянусь! Если бы это было в моей власти, я бы вытащил тебя отсюда! Клянусь своей честью!