Реквием по завоевателю - Гир Уильям Майкл - Страница 40

— Погоди… авангард и фланг, верно?

Огонь тяжелых орудий Шиксты угодил в расщепленную скалу справа от позиции Кэпа. Огненный вихрь из вспышек бластеров, осколочных бомб и акустических мин вызвал облака пыли, во все стороны посыпались камни и, маловероятно, тела погибших тарганцев. Возможно, Шикста, наконец, взялась за ум.

— Верно, — согласился Синклер. — Наводит на мысль, что подобная книжонка существует и у них. Парни, вы слышите это?

Он ощутил звон в ушах, уткнулся лицом в грязь и выждал секунду, когда второй взрыв потряс их позицию. Синк оторвался от земли, отплевываясь грязью, набившейся в рот, и скрипя песком на зубах.

— Шикста? Ты проследила траекторию последнего выстрела? — потребовал Синклер, вытирая липкую грязь с лица.

— Да. Мы сейчас рассчитываем ответный удар.

— Молодец, Шикста. Набей акустические мины в эту штуку, и мы все купим себе пивка.

По рации кто-то засмеялся.

Синклер изучил расположение своих людей. Его глаза осмотрели каждую из укреппозиций.

— Эймс? У тебя кто-нибудь прикрывает дыру в правом фланге?

Эймс откашлялся.

— Да, Синк. Трое. Окопал их так, как ты велел. Пока что они подстрелили двоих или троих тарганцев, которые попытались проползти сюда с какими-то рюкзаками.

Синклер кивнул.

— Это благоразумно, Эймс. Ты вычитал это в той книжонке?

Рация разразилась хохотом.

— Нет, Синк, это я сам.

— Ты уже дорос до сержанта, Эймс. Так держать. Синклер зевнул и протер глаза, прежде чем вскарабкаться на вершину скалы, откуда он мог оглядеть позицию Мака.

Тяжелая артиллерия Шиксты открыла заградительный огонь, пронзая небо всполохами света, а снаряды пушек и ракеты долетали до самых отдаленных горных хребтов. Настроив перископ, он мог видеть, как осыпаются камни и трясутся деревья.

— Думаю, мы угодили в их большое орудие, — пробормотала себе под нос Шикста.

Они подождали, одиночные выстрелы слегка подсвечивали наступившую темноту. Ни одной гравитационной мины больше не упало.

Синклер услышал хруст гравия, повернулся и увидел, как Гретта взбирается по склону к нему.

— Как тебе эта война? — спросил Синклер с кривой ухмылкой.

Ее голубые глаза блестели на покрытом грязью лице. А зубы поразили своей белизной в обрамлении чувственных губ. Из-под шлема выбились пряди рыжевато-каштановых волос.

— Ты слышал. Третье подразделение прижали? Вызывать орбитальных бомбардировщиков? Пятое подразделение бежит, отстреливаясь, ЛС должны подойти и забрать их в темноте. Мы останемся в окружении.

Синклер кивнул:

— Да, мы находимся под постоянным обстрелом и лишь редкими заходами ЛС. Слышал, Пятому требовалось подкрепление прошлой ночью, но они не получили ответа от дивизиона. Боеприпасы даже не прибыли. Похоже, они сейчас в роли козлов отпущения…

— Мы тоже ничего не получили, — напомнила она. — Что, черт возьми, происходит в штабе?

— Играют в карты, пьют… — Синклер пожал плечами, едва сдерживая клокочущую в душе ярость.

Гретта невесело засмеялась.

— Невольно задумываешься, за что мы сражаемся. Нам необходимо эвакуировать раненых. Если ЛС не придут сегодня, будут большие потери.

Синклер посмотрел на заходящее солнце и прислушался к какой-то подавляющей тишине.

— Можно только удивляться, верно?

Она кивнула, глядя вдаль на багровые горы.

— Красиво здесь. Синк, большинство из нас все еще живы. Ты видел, сколько их было против нас.

— Да, — кивнул он, вспоминая массы мужчин и женщин, приближавшихся бегом, перепрыгивая с камня на камень, держа в руках разнообразное оружие. Битва за проход в горах была жестокой и бесконечной.

— Откуда они все взялись?

— От своих мамочек. — Гретта ткнула его под ребра, правда, без особого эффекта из-за мешавшей защитной брони. Толчок сломал переплетенные микроскопические трубочки, содержащие химические компоненты, смешивающиеся и отвердевающие за доли секунды.

Она внимательно смотрела на него с каким-то ожиданием.

— Слушай, пойдем к тебе и поедим чего-нибудь.

Он в последний раз окинул взглядом поле боя. Вот уже три дня беспрерывных атак, бесконечного огня снайперов и постоянного давления. Может быть, они и тарганцы просто выдохлись.

Он больно ударился, оступившись и съехав вниз по склону к своему бункеру. Гретта подтянула матовый лист наверх и уселась на него. За ней последовал Синк.

Гретта включила освещение и разложила паек на шатком столике. Вдоль стены стояло три ветхих стула, неизвестно как попавших сюда. Его узкая койка стояла у противоположной стены, и на нее сыпалась грязь и земля всякий раз, когда неподалеку ухала мина.

Во время еды они не разговаривали, жадно откусывая кусок за куском. Синклер не мог отвести от нее глаз. Его взгляд охватывал линию подбородка, а воображение подсказывало, как хорошо будет ощутить вкус ее губ на своих губах.

— Я видела желание, Синк, но ты начинаешь казаться нахалом, — сказала она с набитым ртом.

— Извини. Не хотел, просто ты…

Она засмеялась. Потом, понизив голос, добавила:

— Спасибо, Синклер. Мне очень хотелось увидеть это выражение в твоих глазах.

Он неуклюже вытер рот, откинулся на спинку стула, который при этом весь затрещал и заскрипел, и попытался сменить тему.

— Я никогда не предполагал, что война отнимает столько времени.

Она округлила глаза и покачала головой.

— После взрыва почты я и не надеялась, что мы будем жить так долго. Или так хорошо! — Гретта засмеялась, собрала щепоткой пальцев последние крошки и отправила себе в рот. — Я вспоминаю, как на Каспе мимо меня пробежала крыса. Мне хотелось выстрелить в нее.

— Тяжелые были времена. — Он не помнил, как дотянулся до ее руки.

Она смотрела на него ясным, уверенным взглядом.

— Я… я скучала но тебе, Синк.

Он резко поднял голову, поняв, что пальцы его ног касаются ее, двигаясь взад-вперед сквозь тяжелую броню.

— Я провел в госпитале всего две недели. Эти машины творят чудеса.

Она улыбнулась ему.

— Знаешь, я думала, что ты был настоящим ничтожеством, когда впервые увидела тебя в подготовительном лагере на Риге. Полностью замкнут, себе на уме.

Он попытался пожать плечами, но броня не позволила сделать этого.

— Возможно, я все такой же. Пытаюсь сделать все, чтобы мы остались в живых.

— В живых, — задумчиво произнесла она, сжимая его руку. — Это важно для тебя. Почему? Почему ты так беспокоишься? Другие офицеры предпочитают держаться поодаль, пить и рассуждать о войне.

Синклер передернул плечами, поднялся и подошел к матрасу, скатанному на маленькой койке. Непослушными пальцами он расстегнул запыленную броню и снял нагрудник.

Почему я так разнервничался? Я начинаю любить эту женщину. Могу ли я поделиться с ней своими мыслями? Почему мне так трудно расслабиться? Я… я не могу рассказать ей все. Я не могу. Слишком больно.

Он неуверенно начал.

— Все идет с того времени… с того времени, когда я был мальчишкой. Я… я… посмотри на меня. У меня глаза разного цвета. Я — коротышка, Гретта. Я всегда был коротышкой. И не только это, меня воспитало государство. В старые времена таких, как я, называли сиротами. Есть еще кое-что. О чем я узнал только недавно. — Он огляделся по сторонам, беспомощно поднимая руку, прислонившись к грубому камню и вздохнул.

Почему ты на меня так смотришь? Просто смотришь, ждешь и внимательно слушаешь то, что я говорю. Никто никогда не слушал меня — не говоря уже о такой красивой женщине. Почему я всегда был так одинок?

Он покачал головой, отгоняя мысли.

— Я… осмотрелся вокруг и увидел всех нас. Целый дивизион, всего лишь сборище одних… ничтожеств. Ты употребила это слово?

Она вспыхнула.

— Синк, я…

— Ш-ш-ш. Все правильно. Я хочу сказать, вот поэтому-то я и беспокоюсь. Мы — не люди. Придатки к оружию. Слышала этот термин? Так это про нас. Дают приказ… — Он изобразил командный голос. — «Второму подразделению занять проход и не давать никому пересекать его!» — Он поджал губы и поднял взгляд, чтобы утонуть в ее глазах. — И мы это выполняем. Сотни наших погибли на почте в Каспе. А кто-нибудь поинтересовался почему?