Хозяйка Четырех Стихий - Гинзбург Мария - Страница 48

– Кто это тебя? – спросил Шенвэль.

– Да… юные патриоты, – сквозь зубы ответил Ульрик. – Крысята…

Он расправился с помидором и снял крышку со второго горшка.

– Азу, – сообщил Ульрик и добавил с непередаваемым сарказмом: – Национальное мандреченское блюдо…

Столяр взял нож и принялся крошить лук.

– Я примерно так и подумал, – сказал Шенвэль тихо. – Сколько их было?

– Семеро, – не глядя на него, ответил Ульрик и высыпал нарезанный лук в горшок с азу.

Смоква лопнула в пальцах Шенвэля с неприятным «чвак!». Сочная мякоть забрызгала ствол рябины, лавочку и брюки Верховного мага. Ульрик протянул ему полотенце.

– За меня заступился патруль гражданской милиции, – ухмыляясь, как гоблин, сказал Ульрик. – Сам бы я не отбился… Они сейчас следят за порядком при разборе завалов на набережной Зеленого Мыса. Представляешь? Дружинники заступились за эльфа! Что-то в лесу сдохло, наверное…

«Хоть какая-то часть магии Эрустима работает», подумал Шенвэль угрюмо. Вслух он сказал:

– Сегодня вечером мы с тобой вернемся к эльфам.

– Но… ты ведь еще слаб, – пробормотал Ульрик. – Давай подождем хотя бы до завтра.

Шенвэль отрицательно покачал головой.

– Я уже договорился с Лакгаэром, – сказал он. – Да и потом, завтра дружинники могут не успеть.

– Как скажешь, – пожал плечами Ульрик. – Тем более, что завтра нам с тобой не на что будет есть – деньги-то у меня дружинники отобрали…

Карина шуршала в темноте, собирая одежду. Ведьма хотела искупаться перед сном.

– Смотри, чтобы тебя русалки не утащили, – сказал Владислав.

– Мне с ними делить нечего, – сказала она и поцеловала барона. – Я потом еще полетаю немного, так что ты меня не жди, засыпай.

Барон изобразил могучий храп. Карина засмеялась, и продолжала похохатывать еще за дверью. Когда все стихло, Владислав откинулся на подушку. Барон крепко сжал веки, но сдержать слезы не смог.

Как не смог сделать сегодня ночью и кое-что другое. Владислав вымотался на празднике, но не усталость была причиной его фиаско. После завершения парада по поводу именин князя крыло «Змей» пригласили на бал в замок Ивана. Барон подарил возлюбленной платье. Оно было сшито по последней моде – роскошная парча цвета старого вина, огромная круглая юбка на обручах, подчеркивающую стянутую «в рюмочку» талию. К платью барон преподнес своей любимой ведьме и украшения – ожерелье из крупных рубинов, ограненных ромбами и оправленных в золото, и такие же тяжелые рубиновые серьги. Теперь, после смерти Розалии, больше не имело смысла скрывать отношения Карины и Владислава. Многие родовитые дамы с завистью и ненавистью смотрели бы на молодую, вызывающе красивую ведьму, нахально позвякивавшую сережками, за которые им пришлось бы заложить все свои родовые имения. Но Карина вышла на бал совсем в другом наряде. Нет, она не ударила в грязь лицом. Когда ведьма появилась в бальном зале, на несколько мгновений там воцарилась тишина.

Сердце Владислава же болезненно сжалось.

Длинное нижнее платье ведьмы из тончайшего, полупрозрачного желтого шифона выбивалось в боковые разрезы верхнего. На манер эльфов ткань была прошита только в плечевых швах, и платье подгонялось по фигуре шнуровкой. На коричневом шелке верхнего платья тут и там были разбросаны шитые золотом кленовые листья. Пояс из тонких ремешков, пропущенных золотой нитью, скрепляла эмалевая фибула, тоже в форме кленового листа. На боку ведьмы висел кинжал. По всей длине бронзовый рукоятки обвивался змей. Венчавшая рукоять круглая голова чудовища не давала руке соскользнуть.

Когда Верховного мага Фейре принесли в госпиталь, его костюм был в крови и грязи. Но Владислав хорошо запомнил расцветку, необычное сочетание желтого и коричневого. Барон тогда еще вспомнил, что дивизия, носившая такие же цвета, была самой трусливой в армии мандречен. Маги объясняли это тем, что люди чувствуют себя обмазанными фекалиями, а в таком виде и вправду сложно проявить храбрость. Доля истины в этом наблюдении присутствовала – Алые Кобры, на пурпурной форме которых кровь была не видна, дрались как львы и никогда не отступали.

– Если тебе не понравилось, ты могла бы сказать, – сказал барон ведьме, когда они танцевали.

– Мне понравилось, – ответила Карина. – Но здесь по крайней мере еще три дамы одеваются у того же портного.

– Мне кажется, у Светланы плащ в таком же стиле, что и твой новый наряд, – сказал барон миролюбиво. – Как ты думаешь, сколько она за него попросит? Скидку сделает для подруги или нет?

Карина расцвела.

– Я поговорю с ней, – сказала ведьма.

Владислав смирился с женской логикой, но удар по его самолюбию оказался слишком силен. И сейчас барон тихо всхлипывал в темноте. Сильнее неудачи, к которой ведьма отнеслась весьма тактично, Владислава мучала мысль, что и у людей, и сидхов, его слезы вызвали бы скорее насмешку, чем сочувствие. Но заглушить душевную боль, что с уходом ведьмы пронзила его острее кинжала, Владислав тоже не мог.

Долгое купание не смягчило злого жара тела, переродив его в грусть. Отфыркиваясь, Карина вышла на берег. Вода была почти такая же теплая, как в любимом горном источнике ведьмы. Карина вызвала метлу и пустила ее размяться над ночным пляжем. Затем ведьма постелила на камень, за которым спрятала платье, предусмотрительно прихваченное с собой полотенце и присела. Где-то недалеко жалобно скулила и потявкивала невидимая в темноте собака. Карина смотрела на светящееся море. Разноцветные прихотливые узоры горели на ровной, как зеркало, черной воде. Говорили, что в такие ночи Перун со своей свитой – русалками, тритонами и утопленниками – садятся на огромных кальмаров и каракатиц, поднимаются к самой поверхности моря и соревнуются друг с другом, кто сможет наколдовать самый интересный узор. Победительница делит ложе с владыкой морей.

Желая подчеркнуть, что они уже не на работе, ведьмы распустили свои косы и накрутили волосы в роскошные укладки, от которой у Карины после купания ничего не осталось. Карина выжимала волосы и думала о том, что зря она все-таки не пошла на бал в платье, которое подарил ей любовник. Заминка произошла из-за украшений. Они явно были из того же комплекта, что и брошь, которую давным-давно подарил ведьме Тенквисс.

Из сокровищницы дракона.

Ведьма догадалась, что Владислав был одним из сподвижников эльфа, когда барон обмолвился: «Я тогда готов был отдать свой диплом за то, что ты мертв». Да и слова Шенвэля: «Кое-что из сокровищ дракона прихватили мои соратники» подтверждали предположение Карины. Ведьме часто гостила в замке барона. Ели там на серебре, спали на слоновой кости. Видимо, Владислав сумел выгодно поместить капитал. «А мы в это время в станице лебеду жрали», думала Карина, чувствуя, как поднимается в груди горячая волна. – «Кому война, а кому мать родна…». Шенвэль вверг Мандру в пламя гражданской войны из-за своей ненависти к тому, кого ведьма привыкла называть Тенквиссом. Карина не считала месть необходимой, она не намеревалась мстить за дракона, хотя все еще грустила о его смерти. Но ведьма могла понять причину поступка эльфа. А человека, снявшего с кровавого варева золотую пенку, Карина могла только презирать.

При мысли о Шенвэле Карина испытала сладкую истому. Сидх разделил с ней яростное и глубокое наслаждение. А ведьма уже и забыла, что такое может быть, Владислав на подобное никогда не был способен. Вчера, когда Карина встретила Шенвэля в госпитале, ее просто оглушило желание. Ведьма даже не смогла толком поговорить с эльфом – так, промычала что-то. А ведь Шенвэль подбивал к ней клинья, мурлыкал что-то о заказе лично для нее.

Карина вздохнула. Если бы сидх не пострадал так сильно при разрушении замка, она бы прилетела в госпиталь еще вчера ночью. Княжна Елена чуть ли не жила там со своим Ульриком. «Я сама виновата», подумала Карина мрачно. – «Отделала мужика так, что неизвестно, когда он вообще на ноги встанет».