Чувство бездны - Гимадеев Станислав Рафикович - Страница 38

Прослушивание записей Мацуми напомнило Антону, что здесь же, в районе разлома несколько месяцев назад исчез и Анатолий Каперин, о котором они вчера говорили с роботехником. Катер Каперина нашли рано утром у самого края разлома. Записи приборов показали, что Каперин не кружил и не петлял перед тем, как сесть. Он совершенно четко знал, куда и зачем летел, после того как однажды ночью, не предупредив никого о своем решении, сняв с себя «ком», вышел из номера и сел в машину. Сканирование разлома в этом месте ничего не дало, и вопрос, куда пропал Каперин, так и остался еще одной айской тайной.

Антон часто думал об этом, но больше всего в последнее время его волновало, не куда исчез Каперин, а почему он промолчал. Почему? Что за истина открылась ему в ту ночь? Посчитал ли он ее только своей истиной или же понял, что истину эту нельзя обнародовать? А может, и не было никакой истины? Может, было невыносимое душевное страдание, незаживающая рана после гибели жены, да такая, что жить не хотелось? Да и кто знает, погиб ли Каперин вообще, в конце концов? «Ушел», как сказал Мацуми. А может… А может… А может…

Внизу стали проплывать ярко-желтые россыпи. Это были «воздушные шары» – так называли люди странные существа – не то растения, не то животные, не то их симбиоз – по нескольку раз в году мигрирующие с юга на север особым, удивительным способом.

«Воздушные шары» перемещались по поверхности Аи, используя летучий газ из ее недр. Эти кожистые, волокнистые образования буквально накачивались газом и, таким образом, могли перелетать на очень большие расстояния. В частности, преодоление разлома Оннако не было для них проблемой Шары могли лететь на разной высоте (в пределах отведенных им физикой), однако всегда придерживались строгого курса.

Длилась миграция, как правило, четыре-пять недель. Происходила она за год неоднократно и всегда выглядела потрясающе. Красота зрелища состояла не столько в необычности, сколько в масштабности явления. Тот, кто хоть раз наблюдал сезонную миграцию шаров над пропастью разлома, навсегда оставался влюбленным в это зрелище. И Антон не был исключением. Ему очень нравилось лицезреть, как многокилометровые разносортные вереницы из десятков и сотен шаров медленно, но верно парили с южных склонов гор и долин в сторону северных территорий. Подобие некоего каравана, неторопливо перебирающегося с места на место. Сейчас, с высоты полета, шары больше напоминали горошины. На самом деле диаметр существ мог достигать двух метров.

Появление караванов «воздушных шаров» означало, что разлом Оннако был совсем близок – минуты летного времени. Потом, через пару километров после разлома, пролегала узкая горная гряда, а за ней. вплоть до самой станции, тянулись густые, мрачные леса. Смотреть там уже было нечего – сплошной темно-зеленый ковер, очень напоминающий таежные массивы на Земле. Но разлом Оннако пропускать было нельзя.

Антон дал катеру команду снизиться на пятьсот метров и сбросить скорость в три раза, затем ткнулся лбом в боковой иллюминатор.

Внизу, в прозрачности воздушных потоков, изредка рассеянной дымкой случайных облачков, над пестрой зеленью долины, темными пятнами болот, буграми дикой поросли, неторопливо и даже в чем-то торжественно плыли вереницы шаров. Парили, движимые одним им ведомым инстинктом. Величественно летели, перебирались через разлом, чтобы спустя сотни километров к северу, медленно снижаясь и выпуская газ, опуститься на травы равнин. Упасть сморщенной отработанной оболочкой, истлеть на солнце и пустить корни, всосаться в материнскую твердь… И однажды дать начало новой жизни, что опять прорастет беззаботным пучком волокон – до грядущего сезона, до следующего рождения шара, рвущегося в небо…

Катер несся над разломом Оннако, и желтые горошины шаров на фоне матовой черноты бесконечности уже успели заворожить Антона, когда пиликнул вызов. Никому в мире он не простил бы такого издевательства над гармонией. Никому, кроме нее.

Он не стал надевать видеоочки, переключил трансляцию на один из мониторов информационной панели катера. И сразу увидел на экране возбужденное, сияющее лицо Ани.

– Антоша! – Она улыбалась во весь рот. – Я так скучала! Как твои дела?

– Лечу себе помаленьку. – Он тоже улыбнулся. В груди мгновенно потеплело. – Сейчас такие виды наблюдал – закачаешься. Я обязательно тебе покажу– Это надо видеть, клянусь.

– А что это?

– Миграция «воздушных шаров» называется…

– Ой, как интересно… Уже хочу посмотреть. А у нас перерыв пока. Уэйн всех распустил на десять минут.

– Вы уже вернулись с «Ока»?

– Ага… Там скукотища, хоть и озеро. Я думала, красиво будет… Тоже мне «дынное семечко»! Болото как болото, честное слово! Да еще налет этот коричневый по берегам. Гадость безумная!

– Все-таки полетите на «Слезы»?

– Да, полетим… Уэйн так хочет, его не переубедишь. Что ему эти «штормы»! Антон!..

Глаза ее расширились, и она зашептала, глубоко дыша:

– Антоша!.. Я не знаю, что со мной происходит… Я… Я думаю только о тебе! О нас с тобой… о том дне, когда мы были вместе!..

– Аня…

– Антон!.. Я не могу работать, понимаешь?! Боже мой!.. Все время думаю только о тебе! Я хочу быть только с тобой! Милый мой… Я даже иногда боюсь, Антон!

– Боишься?

– Я настолько сильно все ощущаю!.. Настолько сильно хочу быть рядом!.. Что мне кажется, что я не вынесу долго… не вынесу и умру!

– Ну что ты говоришь такое, Аня?!

– Я не знаю… Правда не знаю, что со мной происходит! Просто безумие какое-то… Прилетай скорее, прошу тебя! – произнесла она умоляюще. – Любимый мой! Антон… Если я не увижу тебя в ближайшее время, я сойду с ума!..

Он почувствовал, как по спине пробежал озноб.

– Аня! Аня… – заговорил он, ощущая внезапную сухость во рту. – Не говори ерунды! Мы скоро увидимся, я тебе обещаю!.. Я быстро улажу дела на «Саде» и вернусь! Слышишь меня?

– Я не смогу, не смогу… – Лицо ее вдруг исказилось от боли, и Антон испугался. Что-то глухо подступило изнутри и сдавило сердце.

– Анечка…

Она смотрела на него глазами, полными любви, отчаяния и слез.

– Боюсь… – прошептала она дрожащими губами. – Боюсь, что то, что меня переполняет… может меня разорвать… Я не выдержу, Антон… Я умру… – По ее щеке стекла слеза. – Совсем не могу без тебя… Ни минуты… Правда-правда…

– Не надо… – выдохнул он, слабея. – Не плачь, заклинаю!..

Что-то стало лавинообразно нарастать внутри и подчинять себе всю его волю. Даже освещение в кабине стало меркнуть.

– Подожди, Аня! – выкрикнул он, не слыша себя. – Я разворачиваюсь. Ты только потерпи!.. Анечка!.. Я сейчас… – лихорадочно заговорил он. – Я быстро!.. Не плачь! Ч-черт!..

Он судорожно ударил по клавишам режима управления. Рванул рычаги, выругался. Катер кинуло резко вверх, потом повело в сторону. Антона мотнуло в кресле, и Аня тонко вскрикнула на том конце канала.

– Я мигом! – взревел он. – Ты только не плачь! Ну же, с-скотина… давай, давай!.. Поворачивай, гад!..

Катер повиновался плохо, сказывалось отсутствие у Антона постоянной практики управления. Машину внезапно бросило вниз. В иллюминаторах мелькнули серые горы, и земля устремилась навстречу. Антон взвыл зверем, впился в рычаги, врос всем телом в приборные панели.

Он что-то орал, словно пытаясь запугать машину, но уже не понимал – что. Кричала Аня с бледным лицом на мониторе – он не слышал и ее. На всю кабину верещали зуммеры системы безопасности, пытающейся лишить Антона управления. Все слилось в одно сплошное сумасшествие, в котором сгинуло время…

Система безопасности катера все-таки победила его, сухо сообщив, что органы управления частично заблокированы, и Антону разрешен только ограниченный режим.

Катер висел неподвижно, дрейфовал на высоте двухсот метров от земли, покорно ожидая каких-либо ограниченных, безопасных команд. Антон медленно приходил в себя, Он снял побелевшие от напряжения пальцы с приборных клавиш и откинулся в кресле. Дотронулся до лба, покрытого холодной испариной. Потом испуганно взглянул на экран связи.