Этрусская сеть - Гилберт Майкл - Страница 29

Только шлем и немного оружия, поскольку покойный был пиратом. Тогда вы готовите уйму ценнейших предметов, золотые украшения, алебастровые ковчежцы и разные статуэтки – и вот вам, сенсационная находка готова.

– Вы могли бы сделать блестящую карьеру преступника, мисс Уэйл, – сказал Харфилд Мосс.

Да, ему было о чем подумать.

Карабинер Сципионе лично отправился на кладбище, расположенное за Виа Канина.

Машину он оставил в начале улицы и дальше, посвистывая, пошел пешком. Даже днем место это нельзя было назвать приятным. Тротуар узкий и горбатый, мостовая потрескавшаяся, запущенная, занесенная оставленною дождевыми потоками грязью. По одну сторону – ряд домов, предназначенных на снос, с заколоченными окнами и заросшими бурьяном палисадниками. По другую – невысокий забор с заржавленной решеткой по верху, охранявший покой усопших и остатки их памятников.

Сципионе насвистывал все бодрее. Это был веселый малый, полный южного жизнелюбия.

Он весь так и пышел здоровьем, глаза светились радостью жизни.

Открыв ворота, он по тропинке направился к лачуге могильщика, стоявшей за живой изгородью из кипарисов. Крохотный домишка не превышал размеров соседних склепов.

Еще на ход Сципионе обдумал ход допроса. Не стоит старику угрожать. Достаточно жесткого взгляда и ощущения скрытой силы. Остальное можно просто продиктовать.

Он постучал и вошел.

Могильщик Карло Фрутелли сидел за кухонным столом, но не один. Напротив него, раскрыв потертый блокнот и довольно улыбаясь, сидел доктор Риккасоли.

11. Разгорается

На следующий день в половине десятого сэр Джеральд Уэйл, войдя в здание консульства, сразу попросил телефонистку соединить его с одним номером в Риме, а сам потом заперся в кабинете.

Когда зазвонил телефон, он долго беседовал с кем-то по имени Колин, но получил только несколько нейтральных ответов. Наконец не выдержал.

– Будь так добр понять меня. Если Комбер не работает на нас, то я хотел бы знать, в чем дело, и как можно быстрее. Сегодня вечером ко мне явится местный полицейский начальник, он будет требовать, чтобы Комбер немедленно покинул Флоренцию.

Повесив трубку, он вытер потный лоб, потому что уже с утра стояла ужасная жара, и приготовился принять первых посетителей. Ими оказались никто иные, как Фелиция и мисс Плант. Обе были настроены крайне воинственно.

– Если бы со мною посоветовались с самого начала, – заявила мисс Плант, – ничего такого случиться просто бы не могло. Вы допустили, что мистер Брук стал жертвой политических махинаций. Мои итальянские друзья утверждают, что если он будет осужден, прокурору Риссо обеспечено место в муниципалитете. А этот Риссо – крайне неприятный и надутый выскочка.

– До чего же мы дожили, если наши соотечественники превращаются в агитационный материал? – поддержала её мисс Брук.

– К сожалению, я не знаю, как…

– И, кроме того, в среде нашей британской колонии упорно твердят, что вы сами посоветовали Роберту Бруку сознаться. Этого, конечно, не могло быть, но ведь нет дыма без огня…

– Ах, дьявол… – сказал сэр Джеральд. Произнес это про себя, когда дамы уже ушли, схватил свою мягкую бурую шляпу мягко говоря специфического британского фасона и отправился в тюрьму Мурата. Домой он вернулся довольно поздно. Элизабет ждала его с обедом.

– Ты его видел? – спросила она. – Как он? Как вообще дела? Что ты думаешь о Риккасоли?

– Прежде чем я отвечу хоть на один вопрос из четырех, хочу коктейль с джином, – сказал консул, падая в кресло и утирая пот со лба.

– Он перед тобой. Так что не тяни.

– Я говорил с Бруком, все в порядке, настроение нормальное. Меня даже это испугало.

– Испугало?

– Да, испугало. Если кому-то угрожает серьезная кара, он должен хоть чего-то опасаться. А Бруку все равно. Можно подумать, что он даже рад стать мучеником.

– Ты его не понимаешь. Только потому, что не подает виду…

– Подает или не подает, но по-моему, такая апатия – дай Бог, чтобы я ошибался, – напоминает тоску по смерти.

Элизабет, пораженная, уставилась на него.

– Ты это серьезно?

– Конечно. Полагаю, с ним что-то случилось после гибели жены и неродившегося ребенка. Нечто непоправимое. Он как часы, у которых лопнула пружина. Нет, это сравнение не годится. Когда лопнет пружина, часы перестают идти, но с Бруком все иначе. Внешне с ним все нормально, кроме редких приступов амнезии. Но внутри у него что-то умерло.

– Не умерло, – сказала Элизабет. – Только застыло. Со временем оттает.

– Дай Бог, чтобы ты была права. – Сэр Джеральд выпил коктейль и подал стакан дочери, которая налила ему снова. Потом они надолго дружно погрузились в молчание.

– У него новый адвокат, – но это ты уже знаешь, да? Я встретился с ним в тюрьме и мы пошли к Бруку вместе.

– Что ты о нем думаешь?

Сэр Джеральд рассмеялся.

– Оригинал. Почти все время, что мы там были, они с Бруком беседовали о музыке.

– О музыке?

– Спорили, звучит один пассаж в какой-то сонате Бетховена «да-ди-ди-да» или «да-да-ди-да».

Элизабет заметила:

– Ну, он хотя бы отвлекся.

– Риккасоли, кажется, не глуп. Он сделал то, что никому не пришло в голову, хотя непонятно, почему. Он сходил к врачу.

– Какому врачу?

– К тому, которого старик Зеччи должен был посетить в тот самый вечер, когда произошло несчастье, ты разве не помнишь? Он хотел выйти оттуда черным ходом и встретиться с Бруком.

– И он это сделал?

– Не сделал, – сказал сэр Джеральд. – Не сделал, потому что до врача вообще не дошел.

В час дня доктор Риккасоли распахнул двери кафе на Виа Торта и заглянул внутрь.

Внутри не было никого, кроме Марии, которая читала газету у стойки. На правом виске белел широкий пластырь и вся она казалась бледнее и вялее, чем обычно. Не подняла головы, когда вошел Риккасоли, и тому пришлось кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание.

– Что вам?

– Я имею честь беседовать с сеньоритой Марией Кальцалетто?

– Имеете. Но если вы из газеты, то я уже рассказала все, что знала.

Риккасоли придвинул к ней по оцинкованной стойке визитку. Мария взглянула на неё с деланным равнодушием.

– Надо же, адвокат. Что вам угодно?

– Прежде всего «чинзано» с водой и кусочком льда.

Мария достала бутылку, налила в стакан и добавила льда из морозильника под стойкой. Риккасоли, опершись на стойку, наблюдал за ней. Потом достал что-то из кошелька. Глаза Марии расширились при виде розовой банкноты в десять тысяч лир.

– К сожалению, у меня нет сдачи.

– Не беспокойтесь, – шепнул Риккасоли.

– Спа… спасибо. – Она отвела глаза.

Риккасоли загадочно улыбнулся. Достав из кармана ещё одну визитку, перевернул её и тонким золотым пером написал на обороте: – «Если не можете говорить здесь, найдете меня по этому адресу в любой день в шесть часов вечера.»

Когда он допил и вышел на улицу, портьеры раздвинулись и появился здоровяк.

– В чем дело? Кто это был? – спросил он.

– Какой-то адвокат. – Она показала ему первую визитку Риккасоли. Вторая уже исчезла. Банкнота тоже.

– Чего он хотел?

– Чинзано.

– Зачем такой шишке заходить выпить в такую дыру? И почему он тебе дал визитку?

– Может быть, ищет клиентов.

– Или ты лжешь, – заметил здоровяк.

– А что мне с этого?

Здоровяк задумчиво взглянул на нее. Что-то в её тоне ему не понравилось.

– Ты что задумала?

– Не делайте из мухи слона, – сказала Мария.

– Ну, смотри, – здоровяк, опершись поудобнее на стойку, наклонился к ней. – Потому что если ты вдруг сделаешь какую-то глупость, мне доставит большое удовольствие проучит тебя так, что до самой смерти не забудешь. До самой смерти.