Охота За Мыслью - Леви Владимир Львович - Страница 35

Определенно, некоторая доля застенчивости нужна; когда ее нет, дело скверно. Мне не приходилось встречать ни одного нормального подростка или юношу, самооценка которого при всех наслоениях внешней бравады не была бы заниженной. Правда, «сверху» на это накладывается еще и диссонанс между проснувшимся стремлением к самостоятельности и фактически полной зависимостью — но кто отделит одно от другого?..

Видимо, и при некоторых патологических состояниях лобные доли работают слишком сильно, неуправляемо сильно... Человек не «сходит с ума», а, наоборот, слишком «входит» в ум, и, быть может, расковывающее действие рюмки вина связано с химической блокадой лоб-но-подкорковых связей: маленькая кратковременная модель отсечения «лишних» лобных долей...

Понятнее теперь и то, почему высокий творческий потенциал столь часто сочетается с явной избыточностью отрицательных эмоций, а самая легкая степень лобной недостаточности (при болезнях или после операций) проявляется в утрате творческого компонента способностей. Человек может прекрасно справляться с прежней работой, сохранять все профессиональные навыки и даже повышать свою производительность — и, однако, с принципиально новой задачей он уже не совладает; специальность, требующую новых подходов, не освоит и ничего никогда не изобретет.

В сущности, так же, но более тонко проявляется легкая лобная недостаточность у так называемых «салонных дебилов». Эти люди, не столь уж малочисленные, могут иметь великолепную память, быть весьма образованными, практичными и хитрыми, проявлять недюжинные частные способности, например ораторские, шахматные или музыкальные, однако обнаруживать блистательную неспособность во всем том, что требует принципиально новых, не встречавшихся им ранее типов решений. Все типы решений они заимствуют у других, иногда очень ловко. В компании такой человек может быть интересным и очаровательным собеседником, покуда не выясняется, что это человек — пластинка. А иной раз весь дефект проявляется лишь в недостатке чувства юмора.

Возможно, именно небольшие различия в эффективности лобных механизмов определяют, выглядит ли человек как «вообще умный» или «вообще неумный», «творческий» или «нетворческий», независимо от степени образования и направления интересов. Но чем выше поднимается шкала измерения, чем дальше от грубой нехватки, тем осторожнее приходится говорить о врожденном компоненте: вероятно, очень часто встречается и то, что можно назвать «лобной нетренированностыо»: не принципиальная неспособность к творчеству, а нетворческая установка, укрепившаяся и ставшая второй натурой. Есть, видимо, и люди, умственная недостаточность которых возникает как результат тяжкого бремени воспитания. Их потенциальное творческое «я» с самого детства жестоко забивается. В таких случаях остается возможность наверстать упущенное. Ведь несомненно, например, что и способность воспринимать юмор поддается развитию. Нет, не в том дело, что человек выучивает, когда надо и когда не надо смеяться, в определенный момент он может почти нечаянно открыть для себя юмор. Я знаю такие случаи, иногда это оказывается прекрасным средством лечения. Правда, в несравненно меньшей степени поддается развитию остроумие — способность продуцировать юмор...

Когда лобная патология выражена отчетливее, возникают расстройства высших форм социального поведения. Все может идти нормально, покуда человек не оказывается в ситуации, когда ему надо быстро соотнести свое поведение с восприятием других людей — только не по привычному автоматическому шаблону, а наново, применительно именно к данному моменту. Так может совершиться аморальный поступок и преступление. Отличием таких поступков от «здравых» преступлений будет направленный элемент нелепости, явный недоучет последствий. Иногда в этом разобраться не просто, таких людей осуждают и наказывают...

Очень похоже, что существуют «лобные» шизофрении, при которых работа лобных долей извращается: видимо, одним из ее вариантов и страдал математик, собиравшийся пустить под откос поезд. При высоком развитии формального мышления у него было глубоко расстроено мышление социальное, в котором всегда должны учитываться эмоции других людей...

При еще более выраженной лобной патологии возникают резкие эмоционально-волевые нарушения: то стойкая апатия с полной безынициативностью и безучастностью (и главное, с отсутствием осознания этого состояния), то блаженная дурашливость и неуправляемые импульсные поступки. Далее расстройства последовательных, целенаправленных действий, имеющих хоть малейший элемент нестереотипности, грубое расторможение низших влечений.

Вряд ли, конечно, прав тот журналист, который после легкого знакомства с лобной клиникой заявил, что гений — это всего-навсего тот, у кого лучше всех работают лобные доли. Уж слишком просто. Но элемент истины есть. В Англии интеллектуалов зовут «высоколобыми», в Америке — «яйцеголовыми»...

Хотя, конечно, встречаются весьма выдающиеся люди с небольшим черепом и легким мозгом, все же статистически среди гениев преобладают люди церебрального типа, с весом мозга выше среднего. Чтобы вмещать большие лобные доли, нужна большая голова...

Крайние пределы объема черепа младенцев определяются размерами женского таза. Правда, этого ограничения не будет у людей, выращенных в пробирке. Итальянский профессор Петруччи не так давно начал эти опыты, и пробирочные человечки живут пока не более нескольких недель от момента искусственного оплодотворения.

Приверженцы эстетики морщат нос, когда фантасты рисуют им будущего человека с непомерным рахитичным черепом, укороченным позвоночником и разболтанными конечностями. Это уже слишком, хотя нельзя сбросить со счетов и возможность соответственной эволюции эстетических норм. Прекрасные лбы большинства гениев достаточно красноречиво свидетельствуют, к чему клонит природа.

Биологическая основа мышления — нейронная избыточность нашего мозга, дающая несравненный и неведомый остальному живому простор для связи всего со всем и отделения всего от всего, — строительный материал для неограниченного множества моделей реального мира и, сверх того, совершенно абстрактных «моделей моделей» — заготовок познания, которые могут пригодиться через тысячи лет или никогда...

Связь всего со всем. Внезапно открывшийся хаос множества равновероятных возможностей. Да, с этого началось. Зародыши этого — в предмысли животных, уже в условных рефлексах. Так начинают мыслить дети. Так открывались ворота мышления для наших предков, такие они и сейчас у некоторых затерянных дикарских племен: магическое, дологическое мышление. Здесь истоки эмоциональной мысли искусства. Обратно в этот хаос низвергается мысль бредового душевнобольного, из него же, чтобы уйти на вершины, черпает раскованность гений.

«В сродстве с. безумством гений пребывает, и тонкая стена их разделяет...»

Тонкая, но стена... Сумасшедшие гипотезы боролись и борются за звание здравого смысла. Отбор моделей, безжалостное отсечение опытом достоверности, подгонка к потребностям всех уровней. Здравый смысл — общий предок косных стереотипов и строгой свободы научного мышления.

Мысль питал Двуликий Янус эмоций: он зарядил ее силой избыточности. Он не шел дальше своей эгоистической ограниченности. Но ему же понадобилась и саморазвивающаяся независимость мысли. Все дальше от очевидного, от непосредственных удовлетворений, от «здесь и сейчас»...

Психиатр видит, что гамма постепенных переходов связывает крайние проявления расстройств мышления душевнобольных с проявлениями тонкими, едва уловимыми, с легкой расплывчатостью, с едва заметными логическими соскальзываниями. Иногда такие соскальзывания обнаруживаются лишь в каких-то отдельных направлениях, чаще всего в тех, которые сплетаются с сильными чувствами...

А дальше? Строгая логичность? Нет, наивно думать, что обыденное мышление самых цивилизованных народов уже достигло предела строгости. То там, то здесь мы сталкиваемся с недисциплинированностью мышления вполне здоровых людей, с нарушениями логики, которые не выходят за рамки нормальных для современности и подчас трудноуловимы.