Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Книга 1

Высоцкий Владимир Семенович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Книга 1 - Высоцкий Владимир Семенович - Страница 41

Изменить размер шрифта:

ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ТЕЛЕПЕРЕДАЧИ «ОЧЕВИДНОЕ НЕВЕРОЯТНОЕ» С КАНАТЧИКОВОЙ ДАЧИ

Дорогая передача!

Во субботу, чуть не плача,

Вся Канатчикова дача

К телевизору рвалась,

Вместо чтоб поесть, помыться,

Уколоться и забыться,

Вся безумная больница

У экрана собралась.

Говорил, ломая руки,

Краснобай и баламут

Про бессилие науки

Перед тайною Бермуд,

Все мозги разбил на части,

Все извилины заплел,

И канатчиковы власти

Колят нам второй укол.

Уважаемый редактор,

Может лучше про реактор, а?

Про любимый лунный трактор?

Ведь нельзя же, год подряд

То тарелками пугают,

Дескать, подлые, летают,

То у вас собаки лают,

То у вас руины говорят.

Мы кое в чем поднаторели,

Мы тарелки бьем весь год

Мы на них уже собаку съели,

Если повар нам не врет,

А медикаментов груды

Мы в унитаз, кто не дурак,

Вот это жизнь, а вдруг Бермуды.

Вот те раз. Нельзя же так!

Мы не сделали скандала,

Нам вождя недоставало.

Настоящих буйных мало,

Вот и нету вожаков.

Но на происки и бредни

Сети есть у нас и бредни,

И не испортят нам обедни

Злые происки врагов.

Это их худые черти бермутят

Воду во пруду,

Это все придумал Черчилль

В восемнадцатом году.

Мы про взрывы, про пожары

Сочиняли ноту ТАСС,

Тут примчались санитары

И зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек,

Прикрутили к спинкам коек.

Бился в пене параноик,

Как ведьмак на шабаше:

«Развяжите полотенцы,

Иноверы, изуверцы.

Нам бермуторно на сердце

И бермутно на душе».

Сорок душ посменно воют,

Раскалились добела.

Вот как сильно беспокоят

Треугольные дела,

Все почти с ума свихнулись,

Даже кто безумен был,

И тогда главврач Маргулис

Телевизор запретил.

Вон он, змей, в окне маячит,

За спиною штепсель прячет

Подал знак кому-то, значит:

«Фельдшер, вырви провода».

И нам осталось уколоться

И упасть на дно колодца,

И там пропасть на дне колодца,

Как в Бермудах — навсегда.

Ну а завтра спросят дети,

Навещая нас с утра:

«Папы, что сказали эти

Кандидаты в доктора?»

Мы откроем нашим чадам

Правду — им не все равно:

Удивительное рядом,

Но оно запрещено.

А вон дантист-надомник, Рудик,

У него приемник «Грюндиг»

Он его ночами крутит,

Ловит, контра, ФРГ

Он там был купцом по шмуткам

И подвинулся рассудком,

А к нам попал в волненьи жутком

И с растревоженным желудком,

И с номерочком на ноге.

Он прибежал взволнован крайне

И сообщеньем нас потряс,

Будто наш уже научный лайнер

В треугольнике погряз.

Сгинул, топливо истратив,

Весь распался на куски,

Но двух безумных наших братьев

Подобрали рыбаки.

Те, кто вышел, в катаклизме,

Пребывают в пессимизме,

Их вчера в стеклянной призме

К нам в больницу привезли.

И один из них, механик,

Рассказал, сбежав от нянек,

Что бермудский многогранник —

Незакрытый пуп земли.

Что там было, как ты спасся? —

Каждый лез и приставал,

Но механик только трясся

И чинарики стрелял.

Он то плакал, то смеялся,

То щетинилсяя как еж,

Он над нами издевался.

Ну сумасшедший, что возьмешь?

Взвился бывший алкоголик,

Матерщинник и крамольник,

Говорит: «Надо выпить треугольник.

На троих его, даешь!»

Разошелся — так и сыплет:

«Треугольник будет выпит.

Будь он паралелепипед,

Будь он круг, едрена вошь!»

Пусть безумная идея —

Не решайте сгоряча,

Отвечайте нам скорее

Через доку главврача.

С уваженьем, дата, подпись.

Отвечайте нам, а то,

Если вы не отзоветесь

Мы напишем в «Спортлото».

ОШИБКА ВЫШЛА

Я был и слаб, и уязвим,

Дрожал всем существом своим,

Кровоточил своим больным

Истерзанным нутром.

И, словно в пошлом попурри,

Огромный лоб возник в двери,

И озарился изнутри здоровым недобром.

Но властно дернулась рука

Лежать лицом к стене,

И вот мне стали мять бока

На липком тапчане.

А самый главный сел за стол,

Вздохнул осатанело,

И что-то на меня завел

Похожее на дело.

Вот в пальцах цепких и худых

Смешно задергался кадык,

Нажали в пах, потом по дых,

На печень-бедолагу.

Когда давили под ребро

Как екнуло мое нутро,

И кровью каркало

Перо в невинную бумагу.

В полубреду, в полууглу

Разделся донага,

В углу готовила иглу

Мне старая карга,

И от корней волос до пят

По телу ужас плелся,

А вдруг уколом усыпят,

Чтоб сонный раскололся.

Он, потрудясь над животом,

Сдавил мне череп, а потом

Предплечья мне стянул жгутом,

И крови ток прервал,

Я было взвизгнул, но замолк,

Сухие губы на замок,

А он кряхтел, кривил замок

И в залу ликовал.

Он в раж вошел, в знакомый раж,

Но я как заору,

Чего строчишь, а ну, покажь

Секретную муру.

Подручный, бывший психопат,

Связал мои запястья,

Тускнели, выложившись в ряд,

Орудия пристрастья.

Я терт, я бит и нравом крут,

Могу в разнос, могу в раскрут,

Но тут смирят, и тут уймут,

Я никну и скучаю,

Лежу я, голый как сокол,

А главный шмыг, да шмыг за стол,

И что-то пишет в протокол,

Хоть я не отвечаю.

Нет, надо силы поберечь,

Ослаб я и устал,

Ведь скоро пятки будут жечь,

Чтоб я захохотал,

Держусь на нерве, начеку,

Но чувствую отвратно,

Мне в горло сунули кишку,

Я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят,

По мне елозят, егозят.

Все вызвать, выведать хотят,

Все пробуют на ощупь.

Тут не пройдут и пять минут,

Как душу вынут, изомнут,

Всю испоганят, изотрут,

Ужмут, не прополощут.

Дыши, дыши поглубже ртом,

Да выдохни — умрешь.

У вас тут выдохни — потом

Навряд ли и вдохнешь.

Во весь свой пересохший рот

Я скалюсь: ну порядки,

У вас, ребятки, не пройдет

Играть со мною в прятки.

Убрали свет и дали газ

Там каша какая-то зажглась,

И гноем брызнула из глаз,

И булькнула трахея,

Он стервенел, входил в экстаз,

Приволокли зачем-то таз.

Я видел это как-то раз,

Фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины

И делают укол,

Колите, сукины сыны,

Но дайте протокол.

Я даже на колени встал,

Я к тазу лбом прижался,

Я требовал и угрожал,

Молил и унижался.

Но тут же затянули жгут,

И вижу я, спиртовку жгут,

Все рыжую чертовку ждут

С волосяным кнутом.

Где-где, а тут свое возьмут,

А я гадаю, старый шут,

Когда же раскаленный прут,

Сейчас или потом?

Шабаш кадился и лысел,

Пот лился горячо,

Раздался звон, и ворон сел

На белое плечо,

И ворон крикнул: «Nevermore!»

Проворен он и прыток,

Напоминает: прямо в морг

Выходит зал для пыток.

Я слабо поднимаю хвост,

Хотя для них я глуп и прост:

«Эй, за прострастный ваш допрос

Придется отвечать

Вы, как вас там по именам,

Вернулись к старым временам,

Но протокол допроса

Нам обязаны давать».

Я через плечо кошу

На писанину ту,

Я это вам не подпишу,

Покуда не прочту.

Но чья-то желтая спина

Ответила бесстрастно:

«Тут ваша подпись не нужна,

Нам без нее все ясно».

Сестренка, милая, не трусь,

Я не смолчу, я не утрусь,

От протокола отопрусь

При встрече с адвокатом.

Я ничего им не сказал,

Ни на кого не показал.

Скажите всем, кого я знал,

Я им остался братом.

Он молвил, подведя черту:

Читай, мол, и остынь.

Я впился в писанину ту,

А там одна латынь,

В глазах круги, в мозгу нули,

Проклятый страх, исчезни

Они же, просто, завели

Историю болезни.