Сундучок, в котором что-то стучит - Аксенов Василий Павлович - Страница 19

– Как он назвался? – спросил Гена.

– Федя Говорушкин. Или Игорь Чекушкин. Что-то в этом роде.

– И вы не заметили в нем ничего странного?

– Ровно ничего странного. Обыкновенный юноша, только очень невежественный, – сказал Юрий Игнатьевич.

– А сколько лет было этому юноше, на ваш взгляд, дружище Юрий Игнатьевич?

– Вот! – вскричал старый авиатор, хлопая себя по лбу. – Как вы проницательны, дружище Гена! Возраст этого юноши был очень странен. Иногда он мне казался юношей восемнадцати лет, а иногда юношей лет сорока пяти.

– Вопросов больше нет, – сказал Геннадий, встал и медленно подошел к верзиле блондину, который все еще сидел напротив, вытирая со лба капли холодного пота.

– Вы плохо себя чувствуете, сэр? – вежливо спросил мальчик, внимательно разглядывая шрам на щеке блондина, похожий на след от стрелы племени ибу.

– Пардон, пардон, мы вовсе незнакомы, молодой джентльмен, – забормотал верзила. – Я никуда не лечу, я просто провинциал из Аахена, просто зевака и сейчас немедленно убираюсь восвояси!

Он вскочил, выбросил в мусорную урну голубой транзитный билет, выбежал из здания аэропорта, упал в такси и был таков.

Гена не погнушался вынуть билет из урны и прочесть там имя владельца: «М-р Уго Ван Гуттен», и направление: «Оук-порт, Большие Эмпиреи». Конечно же, не имя интересовало Гену. Имя у таких персон – а Гена вспомнил эту персону – меняется каждый месяц. Его интересовало направление. Оук-порт? Вот как? Надо быть настороже!

В это время объявили посадку на их самолет, и все они – Гена, мама Элла, папа Эдуард, бабушка, сестры Вертопраховы, Валентин Брюквин, Ю. И. Четверкин и референт общества «Альбатрос» Г. А. Помпезов – в числе прочих пассажиров погрузились в «Каравеллу», долетели до острова Маврикий, там погрузились в «Комету» и долетели до Мальдив, там погрузились в «Боинг» и благополучно долетели до Зурбагана, где их ждал немалый сюрприз.

Зурбаганский аэропорт в наши дни стал похож на ярмарочную площадь. Прошли те времена, когда из допотопных дирижаблей высаживались здесь суровые шкиперы и штурманы, которые, дымя своими трубками, направлялись в морской порт, к своим парусникам, к своим сугубо таинственным и важным делам. Прославленный замечательным русским писателем Александром Грином, город стал теперь прибежищем начинающей творческой интеллигенции всего мира, начинающих писателей, начинающих артистов, киношников, музыкантов, а также множества туристов и, конечно, хиппи.

Все эти люди почему-то облюбовали для своих встреч аэродром и с утра до глубокой ночи толклись здесь, сидели за столиками импровизированных кафе, танцевали, пели, ссорились, мирились, а то и спали прямо на бетоне, завернувшись в непальскую кошму или марокканскую баранью шкуру.

Порой вежливое радио убедительно просило почтеннейшую публику освободить взлетно-посадочною полосу, и тогда взлетал или садился какой-нибудь лайнер, срывая своими струями тенты кафе и торговых палаток, унося шарфы, шляпы, рукописи гениальных поэм и симфоний, что вызывало на аэродроме величайшее оживление.

И вот среди этой публики наши путешественники заметили нетипичную фигуру. Два хиппи-рикши (один из них английский лорд, другой сын парфюмерного короля) вкатили на аэродром коляску, в которой восседал не кто иной, как Адольфус Селестина Сиракузерс, буйвол мясной индустрии и мультимиллионер, увезший из Ленинграда тот самый сундучок, в котором что-то стучит, тот самый главный предмет всего нашего повествования.

Сиракузерс восседал в коляске, словно символ всего мира эксплуатации. Он держал в толстенных пальцах великанскую сигарету, временами тыкал пяткой в худые спины рикш и заглатывал голубые капсулы для своих внутренних процессов.

За ним еще с десяток хиппи толкали тележки с его барахлом – с огромными кофрами из крокодильей кожи и с медными застежками, молдингами и углами. Вся процессия катила к самолету «ЯК-40» зурбаганской авиакомпании «Грин», к тому самому самолету, куда должны были погрузиться и наши путешественники.

– Где я? – спросил Сиракузерс у агента компании, сухопарого господина в треуголке с плюмажем. – Где я и куда я? Скоро Нью-Йорк?

– Сэр, в соответствии с вашим билетом вы погружаетесь в самолет компании «Грин» для дальнейшего следования в Гель-Гью. Нью-Йорк в вашей дистанции не значится.

– Ах, да, я лечу в Буэнос-Айрес через Панаму, – припомнил Сиракузерс.

– Отнюдь нет, сэр. Вы летите в Джакарту через Аделаиду с посадкой в Гель-Гью.

– Зачем? – удивился мультимиллионер.

– Цель вашего путешествия, сэр, компании неизвестна.

– Плохо работаете! – рявкнул Сиракузерс, однако выгрузился из коляски и стал подниматься по трапу.

Перед самолетным люком он протянул в сторону руки за ножницами, видимо полагая, что сейчас перережет ленту и откроет какой-нибудь новый павильон или филиал. Ножниц в руку ему, однако, никто не вложил.

– Нет, что-то не то, – пробурчал он и шагнул внутрь.

Между тем его сундуки стояли под самым животом самолета в ожидании погрузки.

– Родные и друзья! – торжественно произнес Геннадий, обращаясь к делегации наших героев. – Как подсказывает мне интуиция, сейчас наступает кульминационный момент нашего приключения, и потому я исчезаю, если вы, конечно, не возражаете.

Гамма разноречивых чувств прошла по лицам героев. Друг-читатель, здесь я снимаю узду с вашего воображения и предоставляю вам полную возможность вообразить себе эту гамму во всем ее объеме. Могу сказать лишь, что завершила всю эту гамму решительная мама Элла.

– Дружище сын, ты гораздо опытнее всех нас в международных делах, и интуиция тебя никогда не подводила, – сказала она.

– Поторопитесь, товарищ Гена Стратофонтов – сказал Грант Аветисович, – поторопитесь, пока я заполняю таможенные декларации и как будто бы ничего не вижу.

…«ЯК-40» авиакомпании «Грин» стартовал с зурбаганского аэродрома, словно прыгун в высоту: короткий разбег, взлет, и вот он уже скрылся за цепочкой нежно-зеленых гор.

– Что это за самолет? – спросил один из хиппи у товарищей.

– Советская продукция, – ответил кто-то. – Сорок мест, реактивный двигатель, может сесть прямо на крышу небоскреба твоего папаши.

– Надо посоветовать папе купить такую штуку, в хозяйстве не помешает, – сказал несчастный кули и заглянул через плечо товарищу, который считал медяки, заработанные подвозом Сиракузерса. – Сколько дал, кровосос?

– Не хватит и на кастрюлю бараньего супа, – вздохнул товарищ.

Сиракузерс очень удивился, когда увидел приставленное прямо к его рту дуло автомата.

– Пардон, я ничего не заказывал, – пробормотал он и полез было себе под галстук за таблеткой ориентации, но тут над его головой прогремел страшный голос:

– Ни с места, папаша, а то наглотаешься пуль!

Мясной король поднял глаза, увидел над собой каменную челюсть, сплющенный нос, черные очки, вспомнил молодость и понял: он в руках «ганга».

Прямо скажем, ничего особенного в самолете не происходило. По нынешним временам довольно обычная процедура. Два бандита держали под мушками экипаж самолета, пожилая дама в шляпе с розовыми цветочками угрожала бомбой пассажирам, а четвертый бандит, самого устрашающего вида, адресовался лично к мультимиллионеру Сиракузерсу. Словом, происходил вполне тривиальный «хай-джекинг», то есть угон самолета в неизвестном направлении.

– О-хо-хо, – зевнул пожилой коммерсант, сидящий рядом с бабушкой Стратофонтовой. – Я уже третий раз попадаю в такую историю, мадам. Когда работа разъездная, ко всему привыкаешь, но скучно, мадам, скучно. Люди разучились развлекаться. Реклама врет. Покупаешь чистое масло, а там на 30 процентов химии. Прошу прощения, я обычно сплю во время захвата самолетов. Спящий, как пьяный – в него не стреляют…

Он закрыл лицо газетой «Ежедневное зеркало» и тут же захрапел.

Мария Спиридоновна не сказала своему соседу ни одного слова, да она его и не слушала. Она трепетала от возмущения.