Нейромантик - Гибсон Уильям - Страница 25

– Дерьмовое местечко, – ответил Финн. Его черный шелковый галстук уже начинал напоминать ленту для пишущей машинки. Лацканы нового костюма украсились медальонами из соуса к кебабу и яичницы.

– Эй, Терзи, – обратился Кейс к армянину, сидящему впереди, – а где этот парень отхватил себе такие встроенные устройства?

– В Тиба-сити. У него не было левого легкого. Другое легкое было расширено и усилено, кажется, так говорится по-вашему? Любой может приобрести такие имплантаты, но у него есть талант использовать их...

"Мерседес" вильнул, избегая столкновения с повозкой на автомобильных колесах, заваленной кипами шкур.

– Я следил за ним и своими глазами видел, как в течение одного дня дюжина мотоциклистов просто падали на землю невдалеке от него. Я послал отыскать этих мотоциклистов в больницах и дома и расспросить их. История всегда была одной и той же. На руле мотоцикла рядом с ручкой тормоза внезапно появлялся скорпион...

– Люди же доверяют тому, что они видят, так? – сказал Финн. – Я изучал схему полупроводников этого парня. Высший класс. То, что он себе представляет, можно увидеть воочию. Я так понимаю, он способен генерировать свои мысли в виде чего-то, что может излучать людям прямо в мозг.

– Надеюсь, вы предупредили вашу подругу? – Терзибашьян перегнулся через велюровую спинки. – В Турции женщины – все еще женщины. А она...

Финн фыркнул.

– Она может запросто надеть тебе на шею твои яйца вместо галстука-бабочки, если ты на нее косо посмотришь.

– Боюсь, я не совсем понимаю ваши идиомы.

– Ничего особенного, – сказал Кейс, – это значит: нечего трепать языком.

Армянин отвернулся, оставив после себя металлический запах лосьона, достал из внутреннего кармана передатчик "Санио" и начал что-то нашептывать в него на странной смеси греческого, французского и турецкого, иногда вставляя короткие фразы на английском. Передатчик ответил на французском. "Мерседес" плавно повернул за угол.

– Базар пряностей. Иногда это место называют Египетским базаром, – сказал автомобиль. – Устроен на том же месте, где некогда был древний базар, основанный султаном Хафизом в 1660. Здесь же находится центральный городской рынок, на котором вы можете приобрести пряности, софт-продукты, парфюмерию, лекарственные препараты...

– Лекарственные препараты, – повторил Кейс, наблюдая за тем, как дворники елозят по пуленепробиваемому ветровому стеклу "Мерседеса". – Так что ты там говорил, Терзи, о том, на чем Ривейра сидит?

– Смесь кокаина и мепиридина.

Армянин вернулся к беседе со своим передатчиком.

– Демерол, вот как это обычно называется, – сказал Финн. – Ловкий он сучонок, этот артист. С интересными людьми ты работаешь, Кейс.

– Ладно, ерунда, – сказал Кейс, поднимая воротник куртки. – Вставим этому гаду новую железу или что-нибудь вроде того, и дело с концом.

Стоило им оказаться на базаре, как Финн заметно повеселел, как будто нашел в толчее и скученности этого места определенный комфорт. Они прошли следом за армянином вдоль широких прилавков, мимо заляпанных сажей листов пластика и выкрашенных зеленой краской изделий из металла времен паровых двигателей. Вокруг них мигали и вращались тысячи разнообразных вывесок.

– О Бог ты мой! – воскликнул Финн, хватая Кейса за руку. – Посмотри-ка на это. – Финн ткнул в сторону пальцем. – Это лошадь, приятель. Ты когда-нибудь видел лошадь?

Кейс взглянул на чучело животного и покачал головой. Оно было выставлено на помосте у входа в ту часть рынка, где шла торговля птицами и обезьянами. Ноги чучела были безволосыми, черными, отполированными мириадами прикосновений рук прохожих.

– Один раз видел такую в Мэриленде, – сказал Финн. – Это было года через три после заварушки, которую затеяли военные. Арабы все еще не теряют надежды вывести их из сохранившихся ДНК, но их лошадки все время дохнут.

Впечатление было такое, будто глаза лошади следили за ними.

Терзибашьян привел их к кафе в центре рынка, заведение с низким потолком, построенное, казалось, несколько веков назад. Стройные юноши в засаленных белых фартуках лавировали в переполненном зальчике между столиками, балансируя стальными подносами с бутылками турецкого "Туборга" и маленькими чашечками чая.

При входе в кафе Кейс купил пачку "Ехэюань". Армянин пробормотал что-то в свой "Санио".

– Пошли, – сказал он, – Ривейра вышел. Каждый вечер он едет туннелемна базар и покупает у Али свою смесь. Ваша женщина его сопровождает. Пошли.

Улочка была старой, даже очень, и стены здесь были сложены из блоков темного камня. Тротуар был неровным, и от него пахло бензином, пропитавшим древний известняк за минувшие века.

– Не видно ни зги, – шепнул Кейс Финну.

– Но для нашей киски это то, что надо, – прошептал в ответ Финн.

– Тихо, – сказал Терзибашьян, чересчур громко.

Скрип дерева по камню или бетону. В десяти метрах вниз по улочке на мокрый булыжник упал и расширился клин желтого света. Из помещения выскользнула какая-то фигура, и дверь начала со скрипом закрываться, снова погружая узкий проход между домами во мрак. Кейс вздрогнул.

– Давай, – скомандовал Терзибашьян, и с крыши дома на противоположной от рынка стороне улицы упал ярчайший луч белейшего света, заключив стройную фигуру перед древней деревянной дверью в идеальный круг. Блестящие глаза метнулись влево, потом вправо, и человек осел на мостовую. Кейс решил, что кто-то подстрелил его; мужчина лежал лицом вниз, его белые волосы четко выделялись на фоне темного камня, слабые руки были жалобно раскинуты в стороны.

Столб света был недвижим.

Внезапно пиджак на спине мужчины вздулся, разорвался, оттуда ударил вверх поток крови, окативший стену дома и мостовую. В свете прожектора влажно и глянцевито блеснула пара неправдоподобно длинных конечностей с толстыми как канаты сухожилиями, возможно, рук. Нечто начало выбираться из человеческого тела, поднимаясь с мостовой, раздирая неподвижные останки того, что минуту назад было Ривейрой. Существо двухметрового роста, о двух ногах и, казалось, без головы. Оно медленно повернулось в их сторону, и Кейс увидел, что голова у чудовища есть, но нет шеи. Кроме того, у страшилища не было глаз, а кожа переливалась всеми оттенками интенсивно-розового. Рот, если это был рот, был круглым, небольшим, конусообразно выступающим вперед, с отливающей густой чернотой шевелящейся порослью волос или щупальцев по краям. Чудовище пнуло кучу тряпок и плоти у своих ног и сделало шаг вперед, поводя ртом, будто бы выискивая врагов.

Терзибашьян выкрикнул что-то по-гречески или по-турецки и, сложив руки, как человек, ныряющий в воду, бросился наперерез твари. И с разбегу промчался прямо сквозь нее. Навстречу короткому язычку пламени из пистолетного дула в темноте за границей светового луча. Осколки камня провизжали у Кейса над головой; Финн дернул его вниз, и он упал на колени.

Свет с крыши исчез, оставив перед глазами Кейса гаснущий след вспышки выстрела, монстра и белого прожекторного луча. В ушах у него звенело.

Прожектор снова включился и начал рыскать и судорожно метаться по улице. Терзибашьян стоял, прислонившись спиной к двери, его лицо в ярком свете казалось белым, как мел. Он сжимал рукой левое запястье и смотрел, как с его ладони стекает и капает на мостовую кровь. Блондин, снова совершенно целый, без следов крови, лежал у его ног.

Из тени вышла Молли, вся в черном, с иглострелом в руке.

– Возьми мое радио, – выговорил сквозь стиснутые зубы армянин. – Вызови Махмута. Нам нужно убираться отсюда. Это плохое место.

– Этот сучонок чуть не поимел нас, – сказал Финн, поднялся, хрустнув коленными чашечками и безуспешно пытаясь отряхнуть брюки. – Мы видели отрывок из шоу ужасов, верно? А не этого субчика, который пытался дать деру. Очень умно. Ну что же, поможем им перенести его отсюда. Мне нужно просканировать весь его инструментарий прежде, чем он очухается. Армитаж хочет знать, стоил ли этот красавчик затраченных на его поимку денег.