Идору - Гибсон Уильям - Страница 34

Он разговаривал с Масахико по-японски; под неумолчный, как морской прибой, грохот игровой аркады. Кья хотела бы послушать, о чем они там, но для этого требовалось расстегнуть сумку, найти там наушники и включить «Сэндбендерс». А как же такое сделаешь, когда этот Гоми-бой и рад, похоже, что она их не понимает.

Он пил из банки что-то, именуемое «Покари свит», и курил сигарету. В воздухе стелились слои голубоватого дыма. В Сиэтле за такое сразу бы арестовали, потому что рак. И сигарета, похоже, фабричного производства – аккуратный белый цилиндрик с коричневым кончиком, чтобы брать в рот. Такие можно увидеть в старых фильмах, да и то изредка, в тех, до которых не добрались еще с цифровой цензурой, а так в Сиэтле торгуют из-под полы грубыми, кустарными или можно купить маленький мешочек табачной отравы вместе с квадратиками тонкой бумаги и крутить сигареты самостоятельно. Придурки в их школе так и делали.

Дождь как шел, так и шел. Сквозь иссеченное струями воды окно Кья видела на другой стороне улицы другую аркаду, из этих, с автоматами, где катятся серебряные шарики. Дождь, неон и серебряные шары сливались в единое марево, и Кья думала, о чем там говорят Масахико с Гоми-боем.

Компьютер Масахико, запакованный теперь в клетчатую пластиковую сумку с розовыми международными знаками биологической опасности, стоял на столике, рядом с банкой «Покари свит». Что это такое – покари? Ей представилась дикая свинья, вся в щетине, с торчащими клыками, вроде как показывают по каналу «Природа».

Гоми-бой пососал сигарету, и на ее конце вспыхнул красный огонек, вроде светодиода. Затем он выпустил изо рта облачко дыма, прищурился и что-то сказал. Масахико пожал плечами. Перед ним стояла разогретая в микроволновке баночка эспрессо. Кья взяла себе коку лайт. В Токио и присесть-то нигде нельзя, если не купишь себе какой-нибудь еды-питья, а питье купить быстрее, чем еду. Да и стоит дешевле. Правда, сейчас Кья не платила, платил Гоми-бой, потому что они с Масахико не хотели, чтобы она пользовалась этой карточкой.

Гоми-бой что-то сказал и посмотрел на Кья.

– Он хочет с тобой поговорить, – сказал Масахико.

Кья наклонилась, расстегнула сумку, нашла наушники, отдала один из них Гоми-бою, прицепила другой себе на ухо, еще раз нагнулась и включила «Сэндбендерса».

– Я из Крепости, – сказал Гоми-бой, надевая наушник. – Ты знаешь, что это такое?

– Ну да, это у вас такой MUD. Мультиюзерный домен.

– Не в том смысле, как ты думаешь, но примерно так. Зачем ты приехала в Токио?

– Собрать информацию насчет намерений Реза жениться на этой идору Рэи Тоэи.

Гоми-бой кивнул. Все отаку относились к информации крайне серьезно, и он понимал, что такое быть фэном.

– У тебя были какие-нибудь дела с Комбайном? – Кья понимала, что он сказал «Комбинат», а это переводник так исковеркал. Комбинат, мафиозное правительство России.

– Нет.

– И ты оказалась у Масахико потому, что?..

– Мицуко – социальный секретарь токийского отделения нашего Ло-Резовского общества.

– Сколько раз ты выходила в сеть? Из ресторана, в смысле.

– Три раза. – Костюм от Силке-Мари Колб. Встреча с японскими девочками. Сона Роса. – Я заплатила за декоративный софтвер, мы с Мицуко участвовали во встрече. Я связалась с домашними.

– Ты оплатила софт по своей карте?

– Да.

Кья перевела взгляд с Гоми-боя на Масахико. Между ними и за ними – дождь. За дождем, на той стороне улицы, за стеклом, нескончаемый грохочущий поток серебряных шаров. Напряженно ссутуленные спины игроков, управляющих движением металла. По лицу Масахико ничего не поймешь.

– Компьютер Масахико поддерживает определенные аспекты Крепости, – сказал Гоми-бой. – На случай возникновения критических обстоятельств имелись заранее составленные планы перемещения его в безопасное место. Когда выяснилось, что юзерские адреса Масахико и его сестры стали предметом неожиданного внимания, мне поручили забрать его машину. Мы с ним часто обмениваемся железом. Я торгую подержанным оборудованием, чем и объясняется мое прозвище Гоми-бой. У меня есть ключи от комнаты Масахико. Его отец знает, что мне позволено заходить туда в любое время. Его отец не имеет ничего против. Я пришел и забрал компьютер. Рядом есть небольшая муниципальная рекреационная площадка. Оттуда виден вход в ресторан. Заметив «Оклендских овербомберов», я перешел улицу и заговорил с ними.

– Заметив чего?

– Скейтбордовая команда. Они назвали себя по калифорнийскому футбольному клубу. Я спросил их, не замечали ли они в последние часы какой-либо необычной активности. Они сказали мне, что видели очень большой автомобиль около часа назад…

– «Грейсленд».

– «Дайхацу грейсленд». Насколько я знаю, здесь они встречаются реже, чем в Америке.

Кья кивнула, с трудом удерживая на месте желудок, порывавшийся выскочить наружу вместе со всем своим содержимым.

Гоми-бой протянул в сторону руку с сильно укоротившейся сигаретой и раздавил ее тлеющий кончик в маленькой хромированной чашечке, прикрепленной к боковой стороне игровой консоли. Кья не очень понимала, для чего в действительности предназначена эта чашечка и почему Гоми-бой так сделал, но, с другой стороны, должен же он как-нибудь потушить сигарету, иначе она обожгла бы ему пальцы.

– «Грейсленд» свернул к ресторану и припарковался. Из него вышли два человека…

– Как они выглядели?

– Представители гуми.

– Японцы?

– Да. Они прошли в ресторан. «Грейсленд» ждал их. Через пятнадцать минут они вернулись, сели в «грейсленд» и уехали. Затем из ресторана вышел отец Масахико. Некоторое время он глядел по сторонам, внимательно изучая улицу. Затем он вынул из кармана телефон и с кем-то поговорил. Затем вернулся в ресторан. Я не хотел задерживаться на рекреационной площадке с такой вещью, – Гоми-бой скользнул взглядом по клетчатой сумке, – как компьютер Масахико. Я сказал лидеру «Овербомберов», что поменяю его телефон на другой, лучший, если он задержится на площадке и будет звонить мне при любых новых случаях необычной активности. «Овербомберы» все равно ничего не делают, и он согласился. Я ушел. Он позвонил через двадцать минут и доложил о появлении серого хондовского мини-вэна. За рулем сидел японец, но трое пассажиров были иностранцами. Он думает, что они русские.

– Почему?

– Потому что они очень крупные и одеты в манере, которая ассоциируется у него с Комбайном. Они все еще там.

– Откуда ты знаешь?

– Если они уедут, он обязательно мне позвонит. Он хочет получить новый телефон.

– А здесь можно подключиться к сети? Я сейчас же свяжусь с «Эйр Магеллан» и поменяю билет. Я хочу вернуться домой! – (И оставить Мэриэлисовый пакет прямо вот в этой, за спиной Гоми-боя, мусорной урне.)

– Тебе нельзя подключаться, – сказал Масахико. – Нельзя пользоваться этой карточкой. А то они тебя найдут.

– Так что же мне тогда делать? – спросила Кья и удивилась собственному голосу, он звучал как чей-то чужой. – Я же просто хочу домой!

– Дай-ка мне взглянуть на эту карточку, – попросил Гоми-бой.

Карточка лежала в кармане парки, вместе с паспортом и обратным билетом, Кья достала ее и протянула Гоми-бою. Гоми-бой расстегнул один из карманов своих необъятных штанов и вытащил оттуда маленький прямоугольный приборчик, замотанный серебристым, грязным по краям скотчем, с прорезью во всю его ширину и круглым глазком. Проведя карточкой поперек прорези, он отложил ее и на несколько секунд прильнул к глазку.

– Обналичить ее нельзя. Зато проследить крайне просто.

– Моя подруга почти уверена, что они и так уже знают номер.

Гоми-бой начал постукивать ребром карточки по краю своей банки.

– Тут есть одно место, где ты можешь воспользоваться ей без всякого риска, – сказал он. Стук-стук. – Откуда Масахико может войти в Крепость. – Стук-стук. – Откуда ты сможешь позвонить домой.

– Где это?

– «Гостиница любви». – Стук. – Ты знаешь, что это такое?

– Нет, – сказала Кья.