Заводи кого угодно, только не крокодила! - Орсаг Михай - Страница 3

На частной квартире

В студенческие годы мы вместе с моим приятелем Чорге решили снять комнату. После долгих поисков нам удалось в районе Зугло, на окраине Пэшта, подыскать комнату с отдельным входом. Тетушка Хильда, наша хозяйка, не подозревая, какая судьба ее ждет, поставила нам лишь одно условие: не приводить к себе дам. Распространить свой запрет на животных ей, конечно, и в голову не пришло.

Жизнь на новом месте протекала благополучно. Хозяева были нами весьма довольны, поскольку зимой мы без звука дрогли в неотапливаемой комнате и лишь по вечерам не в силах были сдержать крика, когда забирались в ледяную постель.

Приближалась весна, и во мне все сильнее росло желание обзавестись каким-нибудь животным. Отец в одном письме прислал мне «траурное сообщение» из дома: он обнаружил мертвой краснобрюхую жерлянку, которую девять лет назад мне удалось вырастить из головастика. Летом мы держали ее на балконе в бочке с водой, и в эту пору года жерлянка находилась на самообеспечении, то есть мы ее не подкармливали. На зиму же она переселялась в отапливаемую комнату и завладевала аквариумом. Пропитанием ей наряду со случайно попадавшимися мухами служили главным образом олигохеты энхитреи (Enchytraens). В общей сложности, если считать и стадию головастика, жерлянка прожила у нас 9 лет, и весть о ее смерти опечалила меня, тем более что я уже подумывал было перевезти старушку к себе в столицу.

Первые аквариумы

Как-то в мае, когда я прогуливался в районе рыбных прудов у речушки Ракош, один мальчуган выудил маленькую — в пять сантиметров — щучку. Я тотчас выкупил у него рыбешку за форинт. В тот же день я оборудовал пятилитровый аквариум для щуки и двух солнечных рыбок, которых приобрел вместе с аквариумом. Тетушка Хильда и ее муж были в восторге от живого уголка; мне кажется, они впервые в жизни видели подобное зрелище. Должно быть, они даже испытывали гордость за своих жильцов, потому что каждого, кто приходил в дом, они непременно тащили к нам полюбоваться аквариумом. Щука начала было нападать на солнечных рыбок, но поймать их ей не удавалось, а те не обращали на нее ни малейшего внимания. Зачастую она бросалась на собственное отражение в стекле, принимая его за добычу. Как правило, я кормил щуку уклейками — подцепив безжизненную рыбку пинцетом, я протягивал ее щуке. Привыкнув, она вскоре стала бросаться даже на пустой пинцет. Когда щука была голодна, она вся как-то бледнела и тускнела, а после кормления опять делалась темной. Вообще щука отличалась крайней ненасытностью — она заглатывала по две-три двухсантиметровых уклейки, а более мелких могла слопать и шесть-восемь за один раз. Через три недели щука уже давала себя погладить и не уплывала прочь. «Ручная» хищница настолько привыкла получать корм с пинцета, что, когда я запустил к ней живую уклейку, она несколько дней не трогала рыбку, хотя и была голодна; она схватила уклейку, лишь когда я сам выловил ее пинцетом и протянул щучке. К сожалению, с рыбешкой для корма я занес ихтиофтириоз и щучка моя через месяц погибла.

После этого в увлечении аквариумистикой для меня наступил перерыв на несколько месяцев, а по осени я вновь вернулся к этому занятию. Я приобрел сорокалитровый аквариум и водрузил его на жестяную больничную тумбочку, стоявшую в нашей комнате. Тетушка Хильда в лице переменилась при виде столь вольного обращения с ее мебелью. Желая смягчить хозяйкины страдания, я попросил продать мне тумбочку. В нижнем, закрывающемся отделении тумбочки вместо ночного горшка я поместил микрокомпрессор, после чего принялся экспериментировать с домашними рыбками. Больше всего забот мне доставляли щиповка, пескарь и ерш. Помимо того, что эти рыбы требовательны к содержанию кислорода в воде, они еще необыкновенно чувствительны и к температурным колебаниям. Пескарь и ерш к тому же оказались и весьма пугливыми; иной раз достаточно было включить лампу или опустить сачок в аквариум, чтобы какая-нибудь из этих рыбок, испуганно выскочив из воды, тотчас же бездыханная опускалась на дно.

Несколько ящериц и даже чуть ли не гадюка

Весной следующего года я переоборудовал пятилитровый аквариум в террариум. Сделать это было несложно: я вылил из аквариума воду, выстлал дно мхом, поставил стеклянную мисочку с водой, поместил туда несколько прытких и стенных ящериц и заменил стеклянную пластину-крышку проволочной сеткой. Вскоре оказалось, что это техническое решение не самое совершенное. На другой день, когда мы после занятий вернулись домой, тетушка Хильда, несколько бледная, но торжествующая встретила нас и вручила завернутые в газетную бумагу бренные останки прыткой ящерицы. Она обнаружила животное в своей спальне и пристукнула поленом. Расстроенный, я попытался втолковать хозяйке, что ящерица была одной из обитательниц только что созданного террариума и не к чему было убивать безобидное животное. Если тетушке Хильде когда-либо снова попадется ящерица, то надо набросить на нее тряпку, поместить ящерицу в стеклянную банку и накрыть банку тряпкой. Через два дня хозяйка с гордым видом вынесла нам навстречу стеклянную банку из-под варенья, где находилась другая наша ящерица, но на сей раз живая.

Летом меня на месяц призвали на военные сборы. Я попал в Бёхёне, чему был очень рад. В тех краях обитает черная гадюка — разновидность гадюки обыкновенной, — и я мечтал увидеть ее, а если получится, то и поймать. В лагере ходили кошмарные слухи о злобных гадюках, и новоиспеченные солдаты в страхе за свою жизнь каждый день убивали несчастных ящериц семейства безногих, хотя те не могли причинить никакого вреда человеку. Все свободное время я посвятил поискам гадюки, но мне попадались лишь медянки, безногие ящерицы, всевозможные лягушки. Вскоре я поймал молоденькую полевку. Поместив добычу в стеклянную банку, я принес ее в палатку, где кроме меня жили еще десять человек, тоже студенты-ветеринары. В первый же вечер кто-то из ребят, разуваясь, угодил сапогом по банке; банка опрокинулась, полевка убежала, но недалеко — она тоже решила поселиться в нашей палатке. Соседство оказалось малоприятным — по ночам она шуршала-скреблась то в одном соломенном матраце, то в другом, и ребята то и дело издавали испуганные вопли, а днем костили меня на чем свет стоит. Каждый вечер мы слышали и даже видели маленького грызуна, но поймать его так и не сумели.

Когда настал долгожданный последний день сборов, я уже был счастливым обладателем пятнадцати лягушек, двух ящериц и одной медянки. Распределив всю живность по видам, я разложил ее в холщовые мешочки и упаковал вместе с воинским снаряжением в большую и нарядную картонную коробку. До демобилизационного пункта, который находился в Капошваре, мы добирались с пересадкой. И в пути со мной произошел ужасный конфуз. Мы уже направились к Будапешту, когда я спохватился, что коробка с ящерицами-лягушками осталась в другом поезде. На каждой остановке я выскакивал из вагона и мчался к начальнику станции. «При пересадке я забыл в поезде очень ценный сверток»… — взволнованно начинал я, но закончить фразу мне ни разу не удавалось, потому что мой состав трогался и я едва успевал вскочить в него. Обеспокоенные начальники кричали мне вслед один и тот же вопрос: «Что в нем было?». А я, запыхавшись от быстрого бега, надрывался в ответ; «Лягушки и змеи!». Могу себе представить, что думали обо мне эти готовые посочувствовать моей беде люди. Но больше всего мне хотелось бы присутствовать при сцене, когда, обнаружив злополучную коробку, будут вскрывать ее!

На квартире у тетушки Хильды мы перетерпели еще одну зиму без отопления. Если мы прихватывали с собой в комнату стакан воды, то выпить воду нужно было в течение 15 минут, иначе она замерзла бы. Со стеклянной крышки аквариума время от времени приходилось сбивать сосульки, которые мешали рыбам. К счастью, все рыбы были местные, и к холодам им было не привыкать. Вода же в аквариуме не замерзала лишь потому, что мы включали микрокомпрессор на полную мощность и воздушные пузырьки поддерживали воду в постоянном движении.