Робин Гуд - Гершензон Михаил Абрамович - Страница 17

12. О ТОМ, КАК МУК, СЫН МЕЛЬНИКА, УЧИЛ УМУ-РАЗУМУ ДОБРЫХ ВИЛЛАНОВ

По всем дорогам Англии скрипели колеса возов. Первые белые мухи кружились уже в воздухе, не смея опуститься на землю. По утрам тонкой корочкой льда затягивались лужи, а небо к закату было красным, как медь. Зима подступала, и владельцы земель спешили объехать свои владения — собрать с вилланов последний оброк.

По старому Ватлингу, по широкому Эрмину, по каменистым горным тропам, по топким просекам, по глухим и людным просёлкам, мимо кельтских могильников, мимо затопленных золотым орешником римских военных лагерей, мимо грузных норманнских церквей и угловатых замков, лениво влегая в ярмо, тащили волы повозки, скрипящие под тяжестью нового урожая. Ветер уносил в облака пыльные клочья овечьей шерсти, мякину, запах янтарного мёда, дым коптящихся окороков.

Настежь были распахнуты двери монастырских амбаров, подвалов; и днём и ночью опущены были подъёмные мосты.

Громко визжали свиньи и гоготали гуси, громко стучали цепы по гумнам, буйный ячмень задорно хлопал, вышибая затычки из бочек, но все эти звуки заглушал громкий и протяжный скрип колёс.

Красные клёны и медные дубы бросали охапки листьев под широкие копыта воловьих упряжек. Воробьи неохотно уступали дорогу копытам, словно уговорились, что скорее дадут раздавить себя, чем позволят увезти с полей золотое зерно.

Собаки бежали между возами, то зазывая вперёд ленивых волов, то отставая у верстового столба, чтобы, задрав лапу, проверить, на месте ли ещё надпись, высеченная по твёрдому камню: «Сделал дорогу Гай Юлий Цезарь».

С высокой вершины каштана, что стоит на холме в том месте, где дорога на Бернисдэль пересекает дорогу на Сайлс, Мук, сын мельника, увидел большой обоз.

Как ящерица, он соскользнул по гладкому стволу и спрыгнул на землю, где, с головой укутавшись в плащи, крепким сном спали востроносый Скарлет и Билль Белоручка.

— Двенадцать упряжек по восемь волов, вьючных лошадей не то семь, не то восемь, — сказал Мук, растолкав товарищей. — Сам епископ не ездит с таким обозом! Клянусь крестом, они не оставили в Вотерсе ни свиньи, ни курёнка!

— Какая охрана? — потягиваясь, спросил Скарлет.

— Считать будем после драки. Хватило бы стрел.

Билль Белоручка выглянул из чащи.

Скрип колёс приближался. Ветер донёс мычание коров, гоготанье гусей, кудахтанье, крики погонщиков и хлопанье бичей.

— Прямо ярмарка на колёсах! Достанется нам от Робина, если мы упустим такой подарок!

Пятеро вооружённых всадников подвигались вперёд в голове обоза, трое монахов трусили следом за ними. Низко пригнув головы, брели привязанные к повозкам коровы. Вьючные лошади шли понуро, покачиваясь под тяжёлой кладью.

— Передний — мой, — сказал Мук, натягивая тетиву. — Бери, Скарлет, на прицел большого, на белой кобыле. А ты, Белоручка, — того, что толкует с монахом.

Три стрелы сразу сорвались с луков, будто их спустила одна рука.

Всадник, ехавший впереди, мешком повалился на шею лошади. Тот, что беседовал с монахом, упал бы, не подхвати его спутник. Третья стрела, скользнув по кольчуге стражника, воткнулась в морду белой кобылы. Лошадь вскинулась на дыбы и опрокинулась в сторону, на переднюю упряжку волов.

Скрип колёс оборвался, облако пыли скрыло обоз.

Волы ревели, сбившись в кучу, опрокидывая повозки; гуси хлопали крыльями, свиньи визжали, вьючные лошади бились копытами кверху, пригвождённые кладью к земле.

— Люди, ко мне! — кричал стражник, упавший с белой кобылы. — С нами бог и святые угодники! Ко мне, Жоффруа, Бонвалет! Все на разбойников!

Он стоял с обнажённым мечом, прикрывая своим телом монахов, которые поспешили опуститься на колени, сложив руки на груди. Рядом с ними лежал всадник, раненный стрелой Белоручки.

Но воин напрасно звал на помощь. Испуганные кони, закусив удила, далеко унесли уже и Бонвалета и Жоффруа. А погонщики волов исчезли под своими повозками с такой быстротой, как суслики прячутся в норки.

Стрелки под могучим каштаном дружно расхохотались, увидав чудесное действие трех хорошо направленных стрел.

— Клянусь святым требником, тысяча стрел не заменит нам имени Робин Гуда!

С этими словами Скарлет выскочил на дорогу следом за Муком, сыном мельника, и Белоручкой. Стрелки тотчас же взяли на прицел единственного готового к обороне врага.

— Послушай, вояка, — сказал Мук, обращаясь к стражнику, — если ты будешь брыкаться, мы подарим тебе три добрые стрелы, сработанные хромым из Трента. Только боюсь, что ты отправишься в преисподнюю прежде, чем успеешь их хорошенько сосчитать. Ну-ка, вкладывай свой меч в ножны, чтоб не ржавел на осеннем ветру… Так! А теперь посмотрим, каких гостинцев прислал нам господь.

Не спеша он прошёлся взад и вперёд мимо сбившегося в кучу обоза. Скарлет и Билль Белоручка зорко следили за возницами и провожатыми, не выпуская из рук направленных на стражника луков.

— Так, — повторял Мук, сын мельника, — так. Мёд и эль — хорошо. Надо думать, ваш мёд вкуснее, чем дикий. Рожь хорошая. Овёс нам не нужен. Для чего бы нам сдался овёс, если лошадей мы не держим? Ба! Какая свинья! С хорошего аббата будет. Это ты раскормил такую, виллан? Да не прячься ты под повозку! Разве я дьявол? Отвечай, если есть у тебя язык. Это ты откормил свинью так, что она стала поперёк себя толще?

Погонщик робко выбрался из-под повозки.

— Твоя свинья? — снова спросил Мук.

— Была моя, — несмело ответил виллан.

— А зачем ты её отдал монахам?

— За выпас. Я держу от аббатства землю.

— А ещё чего отдал?

— Двух гусей отдал, десять кур, три чельдрона овса.

— Они, верно, у тебя лишние были?

Из-под всех повозок теперь вылезли погонщики. Не решаясь подойти поближе к стрелку, они вытянули шеи, прислушиваясь к разговору.

— Почему ж это лишнее? — с обидой в голосе спросил крестьянин. — У меня кур всего-то и было двенадцать да дни петуха. А свинья — такой свиньи во всем Вотерсе нету, всякий скажет.

— Так бери их себе, если они нужны, — вдруг сказал Мук.

Виллан разинул рот и захлопал глазами. Он весь подался назад, испуганно глядя на стрелка.

— Мне? И кур? И свинью? А эти что скажут?

Он кивнул на монахов, которые продолжали стоять на коленях, тесно прижавшись друг к другу, с руками, сложенными на груди. Мук рассмеялся.

— Они своё получили. Да шевелись попроворнее! Забирай своё добро и тащи домой. Жена-то есть у тебя?

— Есть.

— Так скажи ей, что это подарок от Робин Гуда. — Только тут все поняли, что стрелок не шутит.

Первый крестьянин топтался ещё на месте, не зная, каких угодников благодарить за своё счастье, а уж другой, косясь на Мука, принялся отвязывать от повозки корову.

— Ну, ну, смелее! — подбодрил погонщиков стрелок.

Вилланы везли свой оброк на своих же волах. И едва Мук кивнул головой, как упряжки были повёрнуты, опрокинутые повозки поставлены на колеса и ремни звонко защёлкали по спинам волов. И хотя волы на подъем ленивы, обоз тронулся с места и скрылся с глаз так быстро, точно его подхватило вихрем.

Посреди взрытой дороги осталась колода меду, пузатая бочка эля и несколько мешков с пшеницей и рожью. Когда скрипучий обоз скрылся вдали, Мук, сын мельника, обернулся к монахам. Святые отцы все ещё стояли на коленях, побелевшими губами шепча молитвы.

Билль Белоручка и Скарлет давно опустили луки, но стрелы держали на тетиве. Стражник, неподвижный, как каменное изваяние, смотрел в ту сторону, где ещё клубилась пыль, поднятая колёсами повозок.

— Ты, парень, ступай, откуда пришёл, — сказал Мук стражнику. — Да прихвати с собой эту падаль, пока её не склевали вороны.

Взвалив раненого товарища на седло, стражник взял под уздцы свою белую кобылу, взглянул исподлобья на монахов и побрёл прочь.