Дело человека [Дело для настоящих мужчин] - Герролд Дэвид - Страница 55

Марсия или кто-то другой: — Соглашения, конечно. Правила.

Уайтлоу фыркнул: — Ничего подобного. Правила являются просто контекстом, это санкция на решения. На самом деле история нации делается мужчинами и женщинами, которые не придерживаются правил. История — это список тех, кто нарушает соглашения.

Каждый раз, когда соглашения нарушаются, личность, ответственная за эти соглашения, тоже проходит проверку. Итак, что же эта личность использует в качестве руководящей линии, особенно, когда не существует руководящих линий? Где источник выбора этой личности? — Уайтлоу сунул руки в карманы пиджака и медленно повернулся, убеждаясь, что мы все внимательно слушаем. Заговорил он низким и тихим голосом: — Истина в том, что абсолютно каждый отдельный выбор — есть отражение целостности индивидуума, делающего его.

Вы, наверное, захотите отметить: все, что мы делали в нашей стране, все, что мы натворили — хорошего или плохого — почти за два с половиной века, было сделано из-за отсутствия целостности, или недостатка единства людей, подобных нам, которые должны были принимать решения и быть ответственными за них, особенно когда они знали, что эти решения будут непопулярными.

Я ожидал, что за этим последует. Он вернулся, сел за свой стол, глядя на нас с предвосхищающим выражением лица.

— Были ли Московские соглашения справедливыми?, — отрывисто спросил он.

Класс разделился. Некоторые думали, да, некоторые — нет. Большинство колебалось.

Уайтлоу сказал: — Что ж, посмотрим на это с точки зрения остального мира. Как мы выглядим для них?

— Мы являемся домом свободы, страной храбрости — все беженцы стремятся сюда, — сказал Ричард Кхам Туонг. У него были миндалевидные глаза, коричневая кожа и вьющиеся светлые волосы. Он произнес это с гордостью. — Люди приезжали сюда за свободой. Мы — источник надежды.

— Ага, — сказал Уайтлоу неубежденно. Он поднялся и небрежно встал напротив Ричарда Кхам Туонга: — Позвольте мне привести немного статистики. Половина населения мира ежедневно ложится спать голодными. На этой планете почти шесть миллиардов людей, но только триста миллионов имеют счастье жить в Соединенных Штатах, потребляющих ежегодно одну треть ресурсов планеты. Кстати, большую часть прошлого века эта доля была близка к половине. Вы думаете, это справедливо?

— Э-э…. — Ричард понял, что вопрос риторический и сделал единственное, что мог. Он сел.

— Или позвольте по-другому, — продолжал Уайтлоу. Он просто насмехался над Робертом, мы все поняли это. — Предположим мы заказали пару пиццы на класс. Получится двадцать два очень тонких ломтика пиццы, достаточно, чтобы каждому хватило на один укус. Но когда она появляется, я беру пятнадцать ломтиков себе и заставляю вас воевать за то, что осталось. Это справедливо?

— Риторический вопрос, сэр. Очевидно, это не справедливо.

— Ну и что, вы думаете, мы должны с этим делать?

— Все, что можем, мне кажется.

— Хорошо. Посмотрим. Вы согласны отдать всю свою одежду, кроме той, что на вас? Вы согласны жить на одну чашку риса с бобами в день? Вы согласны отдать свой автомобиль? И всю электроэнергию? Потому что надо сделать именно такое жертвоприношение, каждому простому американцу следовало бы отдать гораздо больше, прежде чем мы смогли бы начать выплачивать долги другим нациям. Вы готовы согласиться с подобным?

В аудитории стояла тишина. Никто не хотел принять такое первым.

— Все прекрасно, — ободрил Уайтлоу. — Вы должны были заметить, что я совсем не готов голодать.

— Окей, так мы эгоистичны — в этом суть?

— Именно в этом. Вот так мы выглядим для остального мира. Как свиньи. Богатые, толстые и эгоистичные. Вернемся к аналогии с пиццей. Здесь сижу я с пятнадцатью ломтиками. Вы позволите мне уйти с ними?

— Конечно, нет.

— Так вы считаете, что справедливы, ограничивая меня?

— Конечно.

— Хорошо, теперь вы понимаете часть предпосылок Московских договоров. Да, была война, и Московские соглашения были следствием этого. Очень большая их часть была следствием представления, что Соединенные Штаты эгоистичны с мировыми ресурсами.

— Подождите, — сказал Пол Джастроу. — Это только в глазах других наций. Существуют аргументы и другой стороны, не так ли?

— Не знаю, — невинно сказал Уайтлоу, его голубые глаза искрились. — Существуют? Скажите мне.

Пол Джастроу сел, нахмурившись. Ему надо было подумать.

Джой Хабр поднял руку: — Сэр, я прочел где-то, что проблему, с которыми Соединенные Штаты сталкивались большую часть своей истории, были проблемы успеха, а не неудачи.

— Уточни?

— Ну… я имею в виду, э-э, я надеюсь, что понял это правильно. Статья говорила, что размер успеха пропорционален величине вложенной энергии, и что все технологические прорывы, случившиеся в нашей стране, могли произойти только из — за громадного объема ресурсов, доступных для решения проблемы.

— И?…

— Ну, суть в том, что это оправдывает наш гигантский аппетит на энергию. Надо заправить топливо в самолет, если хотим, чтобы он летал. Другие нации мира извлекают пользу из наших прорывов. Они могут покупать плоды технологии, не делая инвестиций во все исследования. Э-э, статья в качестве примера называла энергетические спутники. Бедная нация, ограниченная по территории, не обязана развивать всю космическую программу, чтобы заиметь энергетическую станцию в космосе. Они могут купить ее у нас всего за два миллиона кейси. Соединенные Штаты потратили миллиарды кейси, развивая индустриальное использование космоса, но выиграли все.

— Понятно, и это все оправдывает?

— Разве было бы лучше, если бы мы потратили эти деньги на еду для бедных? Еще и сегодня у нас была бы масса бедного народа, но не было бы энергетических станций в космосе. А энергетические станции могут со временем сделать возможным для бедных наций накормить весь свой народ.

Уайтлоу смотрел непроницаемо. — Если бы вы были одним из этих бедняков, Джой, что бы вы чувствовали? Нет, позвольте сказать определеннее. Если вы — бедный фермер, а ваша жена и трое детей так плохо питаются, что впятером вы весите меньше ста кило, что бы вы чувствовали?

— Э-э… — Джой тоже сел.

Куда гнет Уайтлоу? Многие студенты начинали злиться. Мы неправы, наслаждаясь тем, что у нас есть?

Пол Джастроу высказался за всех. Он низко ссутулился в кресле и гневно сложил руки на груди: — Это наши деньги, — сказал он. — Разве у нас нет права тратить их, как мы хотим?

— Звучит хорошо за исключением, что не все эти деньги наши. Вспомните, большую часть столетия мы потребляли почти половину мировых ресурсов. Что если это и их деньги тоже?

— Но это не их деньги — это были их ресурсы. И они продали их нам на свободном рынке.

— Они обвиняют нас, что мы манипулируем свободным рынком в своих интересах.

— А они не манипулируют?

— Этого я не говорил. — Уайтлоу тщательно пытался сохранить нейтральность. Он поднял руку: — Я не хочу повторять все аргументы, мы не об этом сегодня, но вы начали понимать природу разногласия? Вы понимаете законность обоих точек зрения?

Всеобщий шепот признания прошел по аудитории.

— Теперь, — сказал Уайтлоу, — мы понимаем, как группа людей может принять решение, действующее на всех, и, однако, это решение может быть несправедливым. Большинство наций на этой планете думают, что Московские соглашения справедливы. А вы?

Мы обдумали это. Некоторые покачали головами.

— Почему нет? — Уайтлоу указал на студента.

— Наша экономика было почти разрушена. Ее восстановление заняло более десятилетия.

— Тогда почему мы согласились с этими договорами?

— Потому что альтернативой была война…

— Они превосходили нас числом…

— У нас не было выбора…

— Хорошо, хорошо… — Он снова поднял руку. — Все это очень хорошо, но я хочу, чтобы сейчас вы подумали вот о чем. Не может оказаться так, что ваше восприятие несправедливости договоров является пристрастным, продуктом вашей собственной субъективной точки зрения?