Дело человека [Дело для настоящих мужчин] - Герролд Дэвид - Страница 13

Наконец мы въехали в город. Двое мужчин с винтовками встретили нас у шлагбаума. Они были с нами очень вежливы, но не позволили проехать, пока мы не пройдем дезинфекцию. Их винтовки казались очень убедительными.

Это были весьма неуютные пятнадцать минут. Мы стояли у машины, руки в стороны, пока не появилась команда дезинфекции. Они прикатили в белом фургоне с большими красными крестами по бокам. Мы разделись донага и две фигуры в шлемах и белых защитных костюмах обрызгали нас пеной — пикапчик тоже, внутри и снаружи. Я был рад, что день теплый. Они взяли пробы крови у каждого, исчезли в машине и оставались там долго. Я начал дрожать даже под послеполуденным солнцем.

Наконец дверь открылась и они опять появились, все еще в масках. Мы с папой тревожно переглянулись. Они подошли к нам, каждый держал безигловый инъектор. Тот, кто покороче схватил мою руку и приставил сопло к коже. Послышалось «пссст» и рука внезапно стала холодной и влажной. Я попробовал сжать пальцы.

— Расслабься, все будет хорошо, — сказала она, отбрасывая капюшон — это были женщины! И они улыбались.

— Они чисты!, — прокричала седоволосая; она повернулась к папе. — Поздравляю. — Папа поступил замечательно. Он поклонился.

Я уже влез в свои джинсы. Охранники отставили винтовки и подбежали пожать нам руки. — Добро пожаловать в Редфилд. Кто-нибудь из вас учитель? Или инженер? Вы знаете что-нибудь о плавильных системах? Мы пытаемся вновь включить северо — западную энергосеть. Вы можете справиться со стереокамерой?

Я потер свою руку, ее начало дергать. — Эй, что это за метка?

— Кодовая татуировка, — сказала та, что вакцинировала меня. Она была очень милой. — Доказывает, что вы чисты и иммунизированы. Держись подальше от тех, у кого ее нет. Можешь подхватить споры и не знать об этом.

— Но у нас семья!

— Сколько их? Я дам вам еще вак-пакеты с собой и комбинезоны. И пену! О, черт! У меня нет столько! Вам надо остановиться у медстанции. Послушайте — вам нельзя входить в прямой контакт с вашими родственниками, пока они тоже не будут вакцинированы. Даже если вы сами иммунны, вы все еще можете переносить споры — и быть очень опасны для тех, кто не привит. Понимаете?

Я кивнул. Папа выглядел встревоженным, но кивнул тоже.

— Хорошо.

Вначале мы заехали на медстанцию, бывшую аптеку напротив двухэтажного городского центра. Девушка, дежурная по медстанции, выдала нам полный набор для дезинфекции и вакцинации, и очень подробно инструктировала. Она дала нам дополнительные вак-пакеты для возможных соседей в горах.

Потом она послала нас в Центр Восстановления зарегистрироваться. — Первый этаж, городской центр, — показала она. — Это не обязательно, — сказала она, — но лучше, если вы это сделаете.

Я спросил папу об этом, когда мы переходили улицу. Он покачал головой. — Потом, Джим — сейчас мы играем по правилам.

«Центр» оказался столом с терминалом. Терминал задавал вопросы, вы отвечали. Когда вопросы кончались, из него вылезала регистрационная карточка. Папа подумал немного, потом зарегистрировал только себя, не упомянув о маме, Мэгги и мальчиках. — Будет время, если это необходимо, — сказал он.

— Поглядим, можно ли найти кой-какие запасы. Я действительно просчитался с туалетной бумагой.

Это был самый странный поход по магазинам, в котором я участвовал. Деньги больше не были нужны. Не было и бартера. Несколько человек ходили взад-вперед по магазину, высохший старичок сидел за кассой. Он качал головой в медленных ритмических поклонах, и не мог сфокусировать глаза на чем-нибудь подолгу. Он сказал нам, что магазин находится под управлением местного Центра Восстановления — папа и я переглянулись — и мы можем искать, что нужно. — Когда будете уходить, остановитесь здесь и дайте мне карточку. Я суну ее сюда. Это все.

— А как платить?

— Вам повезло, платить не надо. — Он захихикал.

Папа вывел меня: — Пошли, Джим. Получишь карточку. Кажется, я понял.

— А я — нет! Это напоминает легализованный грабеж!

— Ш-ш, понизь голос. А теперь, подумай-ка. Что хорошего в деньгах, если можно войти в любой пустой дом или магазин и выйти, неся их в обоих руках — или другое, что найдешь? Год назад в стране было достаточно добра для трехсот пятидесяти миллионов американцев — не говоря о товарах на экспорт. Оглянись, Джим, — сколько людей осталось? Можно представить, каково процентное соотношение выживших. Я не стану представлять, не хочу расстраиваться. Но совершенно очевидно, что в таких обстоятельствах даже бартер ни к чему. Люди решают проблему выживания. Товары находятся здесь. В них нуждаются. О бухгалтерии можно позаботиться потом. Если настанет это потом. Для многих может не настать — по крайней мере без такой помощи. Во всем этом есть смысл.

— Но если просто раздают товары, зачем регистрационные карточки?

— Наверное, для видимости управления. Дать почувствовать, что в мире есть

еще некоторая власть. Заметил, какими усердными выглядят некоторые? Может, чтобы заставить себя идти, потому что если они остановятся хотя бы на мгновение и поймут… — Он прервался. — Пошли, получишь карточку.

Мы набрали туалетной бумаги, взяли пару радиофонов, несколько коробок консервов и сублимированных продуктов, несколько запечатанных пакетов первой помощи, немного витаминов, немного леденцов для ребят, свежую газету, патроны и тому подобное. Единственное, чего мы не нашли, было свежее мясо и овощи. За них надо было платить — банкнотами Объединенных Наций, из называли «кейси».

— Ага, вот оно. Падают монетки.

— Что?

— Что единственное сегодня в дефиците, Джим?

— Люди.

— Обученные люди. Вот чем торгуют здесь. Способности. Труд. Это и есть новый денежный стандарт. Или будет им. — Он был почти счастлив. — Джим, — он резко схватил меня за плечо, — она прошла. Люди организуются для выживания, для будущего. Работу надо сделать и они ее делают. У них есть надежда. — Его хватка была крепкой. — Теперь мы можем спуститься с гор. Мы нужны. Все. Твоя мама — сиделка. Мэгги сможет учить… — Его глаза внезапно увлажнились. — Мы прошли через это, Джим. Мы прошли насквозь, от начала до конца!

Но он оказался не прав. Худшее еще не наступило.

9

Чума не прошла.

Но на этот раз мир был лучше подготовлен. Существовали вакцины, была низкой плотность населения, а все предосторожности, остававшиеся в силе после первой волны бедствия, замедлили распространение новой чумы до медленного продвижения ползком.

На этот раз от поразившей нас чумы можно было вылечиться, хотя она могла оставить слепым или стерильным — или навсегда безумным. И она была вокруг с самого начала — просто ее не замечали, пока не замедлились другие эпидемии. Не закончились, всего лишь замедлились.

Мы потеряли двух мальчиков — Тима и Марка — и почти потеряли папу. После нее он стал другим человеком. Он никогда не вылечился полностью. Изможденный и седой, он стал почти зомби. Больше не смеялся. Сильно исхудал и облысел, и внезапно превратился в старика. Выглядело так, словно простой акт выживания занял все его силы и их не осталось для жизни. Множество людей выглядели так.

И мне кажется, что Мэгги никогда не простила его за смерть сыновей. Он решил спуститься с горы в июле, но ведь он не мог знать. Никто не знал. Мы все думали, что чума прошла.

В последний раз я видел его уезжающим в Сан-Франциско. Его «призвали» — ну, не совсем призвали, но эффект был тот же. Кому-то надо было управлять реорганизацией банков данных Западного региона, а папа был одним из немногих оставшихся классных программистов. Большинство из тех, кто выжил, уже угнездились в безопасных местах; программисты стали ценными — без них машины могли бы остановиться. Но папа все еще был свободным и поэтому подлежал юрисдикции отдела трудовой реквизиции. Он был прав, осторожничая с регистрацией. Когда мы спустились с горы, его ждала повестка. Он подал протест, но его отклонили. Национальное благополучие прежде всего.