Клуб Мефисто - Герритсен Тесс - Страница 23

В дымоходе загудел воздух — от усилившейся тяги из очага взметнулось облачко пепла и тут же осело, наткнувшись на каминный экран. Пламя задрожало, словно испугавшись незримого вторжения незваного гостя. В комнате вдруг повеяло холодом, как будто из нее разом ушли все тепло и весь свет.

— Прекрасно понимаю, — сказал он, — почему вам не хочется говорить об Амальтее. Ужасно, когда есть такие родственники.

— Она не имеет ко мне ни малейшего отношения, — возразила Маура. — Не она воспитывала меня. И вообще о ее существовании я узнала лишь несколько месяцев назад.

— И все-таки для вас это опасная тема.

Она перехватила его взгляд.

— Мне действительно все равно.

— Странно, если вам и правда все равно.

— Грехи родителей не передаются нам по наследству. Как и добродетели.

— Иные наследственные черты бывают слишком ярко выражены, чтобы их не замечать. — Он указал на портрет над камином. — Шестнадцать поколений отделяют меня от этого человека. Но даже я не в силах избавиться от его наследия. Мне никогда не отмыться от того, что он содеял.

Маура поглядела на портрет. И снова ее поразило сходство между сидящим перед нею живым человеком и лицом на холсте.

— Вы говорили, эта картина — ценная фамильная реликвия.

— Не могу сказать, что я был рад ее унаследовать.

— Кто он?

— Монсеньор Антонино Сансоне. Портрет был написан в Венеции в тысяча пятьсот шестьдесят первом году. Когда монсеньор был в зените могущества. А можно сказать — в бездне безнравственности.

— Антонино Сансоне? Это же ваше имя!

— Я его прямой потомок.

Маура присмотрелась к портрету.

— Но ведь он же…

— Был священником. Вы это хотели сказать, верно?

— Да.

— На рассказы о нем может уйти вся ночь. Как-нибудь в другой раз. Скажу только, что Антонино не отличался благочестием. Он вытворял с другими людьми такое, что, без сомнения, повергло бы вас в ужас… — Он замолк. — Таким предком нельзя гордиться.

— И тем не менее в вашем доме висит его портрет.

— Как напоминание.

— О чем?

— Взгляните на него, доктор Айлз. Похож на меня, не правда ли?

— Даже страшно как.

— В сущности, мы с ним как братья. Поэтому он здесь и висит. Напоминает мне, что у зла человеческое лицо, и порой благообразное. Можно пройти мимо такого человека, заметить, как он вам улыбается, и при этом даже не догадываться, что он о вас думает. Вы можете сколько угодно всматриваться в его лицо и никогда не поймете, что на самом деле скрывается под маской. — Он наклонился к ней, и свет от камина заиграл на седых волосах, как на серебряном шлеме. — Они похожи на нас, доктор Айлз, — тихо проговорил он.

— Они? Вы говорите о них как об отдельном виде.

— Может, так и есть. Пережиток далекого прошлого. Все, что я знаю, — они не такие, как мы. И единственный способ их узнать — отслеживать то, что они творят. Идти по кровавым следам, прислушиваться к стонам и воплям. Искать то, что большинство полицейских в силу непомерной занятости просто не замечают, — присущий им стиль. На фоне отзвуков повседневных преступлений, обычных убийств мы видим точки наивысшего напряжения. Ищем следы чудовищ.

— Кто эти «мы»?

— Люди, собравшиеся здесь сегодня вечером.

— Ваши гости?

— Мы все верим, что зло не просто понятие. Оно реально и имеет физическое воплощение. У него есть лицо. — Он немного помолчал. — Каждый из нас хоть раз в жизни видел его во плоти.

Маура удивленно приподняла брови.

— Сатану?

— Называйте, как хотите. — Он пожал плечами. — У него издревле было много имен. Люцифер, Абигор, Самаэль, Мастема. В каждой культуре у зла есть свое имя. Я и каждый из моих друзей сталкивались с ним лично. Мы видели его силу, и, признаться, нам страшно, доктор Айлз. — Он поймал ее взгляд. — А сегодня больше, чем когда бы то ни было.

— Так вы думаете, убийство в вашем саду…

— Имеет к нам самое прямое отношение. К тому, чем мы здесь занимаемся.

— И чем же?

— Мы изучаем деяния извергов. У нас в стране. И по всему свету.

— Клуб кабинетных детективов? Я так понимаю.

Маура снова посмотрела на портрет Антонино Сансоне, наверняка стоивший целое состояние. Впрочем, ей хватило и первого взгляда на гостиную, чтобы понять — у хозяина дома денег куры не клюют. И времени на всякие чудные увлечения — хоть отбавляй.

— Почему же все-таки эту девушку убили в моем саду, доктор Айлз? — спросил он. — Почему выбор пал на мой дом и на этот конкретный вечер?

— Так вы полагаете, все дело в вас и в вашем клубе?

— Вы же видели рисунки у меня на двери. И те, с места убийства в сочельник.

— Но я понятия не имею, что они означают.

— Перевернутые кресты — давно известный сатанинский символ. Но меня больше интересует круг, начертанный мелом в доме Лори-Энн Такер. На кухонном полу.

Отрицать факты смысла не было: этот человек все уже знал.

— Что же означает этот круг?

— Может, это защитное кольцо. Еще один символ из сатанинских обрядов. Начертив этот круг, Лори-Энн, вероятно, пыталась защищаться. Может, она хотела обуздать высшие силы зла, которые сама и вызвала.

— Погодите. Вы думаете, его начертила сама жертва, чтобы оградить себя от дьявола? — Ее тон не оставлял никакого сомнения — она считала его теорию полным бредом.

— Если она начертила его сама, значит, у нее не было ни малейшего представления, кого — или что — она вызывает.

Пламя вдруг задрожало и ярко вспыхнуло. Маура повернулась на звук открывшейся внутренней двери и увидела, как вошла доктор Джойс О'Доннелл. Заметив Мауру, она остановилась в полном изумлении, потом обратилась к Сансоне.

— Мне повезло. После двухчасовых расспросов бостонские молодцы наконец-то соблаговолили отпустить меня восвояси. Ты устроил чертовски замечательную вечеринку, Энтони. Сегодняшний вечер тебе не удастся превзойти.

— Остается надеяться, что ты права, — заметил Сансоне. — Позволь я подам тебе пальто.

Он встал и отодвинул деревянную панель, за которой помещался встроенный шкаф. Подал О'Доннелл отороченное мехом пальто, и она быстро, с кошачьей грацией накинула его на себя, скользнув по рукам Сансоне своими светлыми волосами. Маура уловила в этом мимолетном прикосновении некую фамильярность — незатейливую игру между двумя людьми, хорошо знающими друг друга.

Быть может, даже слишком хорошо.

Застегивая пуговицы, О'Доннелл неотрывно смотрела на Мауру.

— Давно не виделись, доктор Айлз, — сказала она. — Как поживает ваша мать?

«Она всегда знает, куда бить. Только не показывай, что она задела тебя за живое».

— Понятия не имею, — ответила Маура.

— Вы так ни разу ее и не проведали?

— Нет. Да вы, наверно, и без меня это знаете.

— О, последний раз я беседовала с Амальтеей более месяца назад. И с тех пор больше ее не видела. — О'Доннелл не спеша натягивала шерстяные перчатки на длинные изящные пальцы. — Во время той встречи она выглядела неплохо, если вам это интересно.

— Ничуть.

— Ей дали работу в тюремной библиотеке. Она превратилась в настоящего книжного червя. Прочла все учебники по психологии, попавшие к ней в руки. — О'Доннелл замолчала, плотнее натягивая перчатки напоследок. — Будь у нее раньше возможность учиться в колледже, она бы стала настоящим светилом.

«Но моя мать выбрала другую стезю. Хищницы. Безжалостной убийцы».

И как ни пыталась Маура отстраниться, как ни старалась забыть Амальтею, всякий раз, смотрясь в зеркало, она видела глаза своей матери, ее рот, ее подбородок. Из зеркала на нее глядело чудовище.

— Ее делу я собираюсь посвятить целую главу своей следующей книги, — заявила О'Доннелл. — Если у вас будет желание как-нибудь посидеть и поговорить со мной, это существенно дополнило бы ее историю.

— Мне тут совершенно нечего добавить.

О'Доннелл только улыбнулась — она явно ожидала такого ответа.

— Спросить никогда не вредно, — сказала она и посмотрела на Сансоне. Посмотрела долгим взглядом, как будто хотела еще что-то сказать, но в присутствии Мауры не могла. — Доброй ночи, Энтони.