Хирург - Герритсен Тесс - Страница 57

Но партнер Капры все время находился рядом. Он оставался невидимым, не обнаруживая себя ни спермой, ни ДНК. Единственным доказательством его присутствия на месте преступления был этот волосок и еще его голос, похороненный в памяти Кэтрин.

«Их братство родилось в самом первом убийстве. В Атланте».

Глава 20

У Питера Фалко руки были по локоть в крови. Он поднял взгляд, когда в операционную ворвалась Кэтрин. Как бы напряженно ни складывались их отношения в последнее время, как бы ни тяготило ее общение с ним, все это разом улетучилось. Сейчас они были профессионалами, сообща исполнявшими свой врачебный долг.

– Там еще один на подходе! – крикнул Питер. – Итого четверо. Последнего до сих пор вырезают из машины.

Из разреза хлынула кровь. Он схватил с лотка тампон и засунул его в открытую брюшную полость.

– Я помогу, – сказала Кэтрин и надорвала стерильную упаковку халата.

– Нет, с этим я справлюсь. Ты нужна Кимбаллу во второй операционной.

И словно в подтверждение его слов за окнами раздался вой сирены кареты скорой помощи.

– Этот будет твой, – произнес Фалко. – Дерзай.

Кэтрин выбежала к погрузочной платформе встречать носилки с пациентом. Там уже стояли доктор Кимбалл и две медсестры, ожидая, пока воющая машина припаркуется к платформе. Кимбалл еще не успел открыть дверь кареты, откуда уже слышались крики пострадавшего.

Это был молодой человек, руки и плечи которого были сплошь покрыты татуировкой. Он грязно ругался, пока его на носилках вывозили измашины. Кэтрин взглянула на пропитанную кровью простыню, накрывавшую нижнюю часть его туловища, и сразу поняла, почему он так кричит.

– Мы закачали в него тонну морфия на месте, – сообщил врач скорой помощи, пока они везли его во вторую операционную. – Но его, похоже, ничего не берет!

– Сколько? – спросила Кэтрин.

– Внутривенно сорок – сорок пять миллиграммов. Мы остановились, когда у него стало резко падать давление.

– Перекладываем по моей команде! – крикнула медсестра. – Раз, два, три!

– Иисус проклятый ХРИСТОС! БОЛЬНО ЖЕ! – во всю мощь заорал пострадавший.

– Я знаю, миленький. Я знаю, – залепетала медсестра.

– НИ ЧЕРТА ты не знаешь!

– Через минуту тебе станет легче. Как тебя зовут, сынок?

– Рик... О, Боже, моя нога...

– Рик... как дальше?

– Роланд!

– Есть на что-нибудь аллергия, Рик? – наклоняясь к пациенту, спросила сестра.

– Да что же это за КОЗЛЫ ЗДЕСЬ СОБРАЛИСЬ!

– Что с показаниями? – вмешалась в их диалог Кэтрин, натягивая перчатки.

– Давление сто два на шестьдесят. Пульс сто тридцать.

– Десять миллиграммов морфия внутривенно, срочно, – сказал Кимбалл.

– КОЗЕЛ! ДАЙ МНЕ СТО!

Пока медсестры суетились, подвешивая емкости с внутривенными растворами и забирая кровь на анализ, Кэтрин откинула окровавленную простыню, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела резиновый жгут, наложенный врачами скорой помощи на конечность, в которой с трудом можно было распознать ногу.

– Дайте ему тридцать, – скомандовала она.

Нижняя часть правой ноги крепилась на тонких лоскутках кожи. Все остальное представляло собой кровавое месиво, а ступня вообще была развернута назад.

Она потрогала пальцы ноги и почувствовала, что они холодные; судя по всему, кровь сюда уже давно не поступала.

– Они сказали, что кровь хлестала из артерии, – пояснил врач «скорой». – Полицейский, первым прибывший на место происшествия, наложил жгут.

– Этот полицейский спас ему жизнь.

– Морфий введен!

Кэтрин направила лампу на рану.

– Похоже, повреждены и подколенный нерв, и артерия. Нога осталась без сосудов. – Она посмотрела на Кимбалла, и они оба поняли, что им предстоит.

– Везем его в операционную, – сказала Кэтрин. – Он достаточно стабилен, чтобы его можно было транспортировать. А здесь место освободится.

– Как раз вовремя, – заметил Кимбалл, поскольку к больнице приближалась еще одна воющая карета скорой помощи. Он повернулся, чтобы выйти встречать очередного пациента.

– Эй. Постой! – Парень схватил Кимбалла за руку. – Ты что, не доктор? Болит же, черт возьми! Скажи этим сукам, чтобы сделали что-нибудь!

Кимбалл искоса взглянул на Кэтрин. И сказал:

– Будь с ними повежливей, приятель. Эти суки здесь главные.

Ампутация всегда была тяжелым выбором для Кэтрин. Если бы ногу можно было спасти, она бы сделала все от нее зависящее. Но, когда спустя полчаса она встала за операционный стол со скальпелем в руке и еще раз посмотрела на остатки правой ноги пациента, выбор стал очевиден. Голень представляла собой сплошное месиво, а большая и малая берцовые кости были раскрошены. Судя по уцелевшей левой ноге, правая была когда-то мускулистой и правильно сформированной, к тому же с хорошим загаром. Ступня – как ни странно, практически не поврежденная, несмотря на ужасающий угол разворота, – сохранила следы от сандалий, а между пальцами остался песок. Ей не нравился этот пациент, его грубые ругательства и оскорбления, которыми он осыпал и ее, и медсестер, но, вонзая скальпель в его плоть, вырезая кожный лоскут и зачищая острые концы поврежденных берцовых костей, она испытывала жалость и грусть.

Операционная медсестра убрала со стола ампутированную ногу и обернула ее простыней. Нога, еще недавно ощущавшая тепло песка на пляже, должна была стать пеплом после кремации вместе с другими органами и конечностями, принесенными в жертву ради спасения жизни.

Операция вызвала у Кэтрин ощущение депрессии и опустошенности. Когда она, сняв с себя халат и перчатки, вышла наконец из операционной, меньше всего ей хотелось увидеть поджидавшую ее Джейн Риццоли.

Она подошла к умывальнику, чтобы смыть с рук запах талька и латекса.

– Уже полночь, детектив. Вы вообще когда-нибудь спите?

– Наверное, так же, как и вы, – усмехнулась Риццоли. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Я думала, вы больше не занимаетесь этим делом.

– Я никогда его не брошу. Кто бы там что ни говорил.

Кэтрин вытерла руки и повернулась к Риццоли.

– Вы мне не слишком симпатизируете, не так ли?

– Нравитесь вы мне или нет, это сейчас неважно.

– Может, я что-то не так сказала? Или сделала?

– Послушайте, вы здесь уже закончили на сегодня?

– Вы недолюбливаете меня из-за Мура, я угадала?

Риццоли заметно посуровела.

– Личная жизнь Мура меня не касается.

– Но вы ведь не одобряете его выбор.

– Он никогда не спрашивал моего мнения.

– Ваше мнение написано у вас на лице.

Риццоли посмотрела на нее с нескрываемой неприязнью.

– Когда-то я восхищалась Муром. Я думала, он настоящий. Полицейский, который никогда не переходит грань. А выходит, он ничуть не лучше других. Но я никак не могу поверить, что все это с ним произошло из-за женщины.

Кэтрин сняла с головы шапочку и бросила ее в корзину.

– Он понимает, что совершил ошибку, – сказала она и вышла из операционного отделения в коридор.

Риццоли последовала за ней.

– С каких это пор?

– С тех пор как уехал, не сказав ни слова. Я так думаю, что была для него просто временным отступлением от принципов.

– А может, это он был для вас отступлением от принципов?

Кэтрин стояла в коридоре, с трудом сдерживая слезы.

«Я не знаю. Я не знаю, что и думать».

– Вы, похоже, оказались в центре вселенной, доктор Корделл. К вам приковано все внимание. И Мура. И Хирурга.

Кэтрин гневно уставилась на Риццоли.

– Вы думаете, мне все это нужно? Я никогда не напрашивалась на роль жертвы!

– Но все равно так получается, верно? Существует какая-то странная связь между вами и Хирургом. Я поначалу не разглядела ее. Мне казалось, он убивал предыдущих жертв, воплощая свои больные фантазии. А теперь я уверена, что все это из-за вас. Он как кот, который убивает птичек и несет их к ногам хозяйки, чтобы продемонстрировать свой талант охотника. Те жертвы были дарами, которые должны были произвести впечатление на вас. Вот почему он убил Нину Пейтон не сразу, а только когда она оказалась в этой больнице под вашей опекой. Прежде всего он хотел, чтобы вы оценили его мастерство. Вы – его навязчивая идея. И я хочу знать, почему.