Хирург - Герритсен Тесс - Страница 31

– Так вы видели?

Он пожал плечами.

– Сюда за тем и приходят, чтобы найти себе пару. Я не слежу, кто с кем уходит.

– Но вы помните эту женщину? Ее зовут Нина Пейтон.

– Я видел ее здесь несколько раз, обычно с подругой. Но имени ее я не знаю. И она уже давно не появляется.

– А знаете, почему?

– Не-а. – Он схватил тряпку и принялся протирать прилавок, потеряв к ней всякий интерес.

– Я вам скажу, почему, – произнесла Риццоли, начиная злиться. – Потому что какой-то ублюдок решил поразвлечься. И пришел сюда, чтобы найти себе добычу. Осмотрелся, увидел Нину Пейтон и подумал: «Какая кошечка». Разумеется, глядя на нее, он не видел перед собой человека. Она для него была всего лишь вещью, которой можно попользоваться и выбросить.

– Послушайте, зря вы мне все это рассказываете.

– Нет, не зря. И вам необходимо меня выслушать, потому что все это происходило у вас под носом, а вы предпочитали ничего не замечать. Какой-то негодяй подсыпает наркотик в ее стакан. Вскоре ей становится плохо, и она плетется в туалет. Тот самый негодяй подхватывает ее под руку и выводит на улицу. И вы ничего этого не видели?

– Нет, – выпалил он в ответ. – Не видел.

В баре вдруг стало тихо. Риццоли заметила, что на нее уставились десятки любопытных глаз. Не сказав больше ни слова, она отошла от стойки бара и вернулась за свой столик.

Через мгновение привычный гул голосов возобновился.

Она видела, как бармен подвинул два стакана с виски мужчине, и тот передал один из них своей спутнице. Видела, как тянутся к губам коктейли, как языки слизывают соль с краев бокалов с «Маргаритой», как запрокидываются головы, опорожняя стаканы с водкой, текилой и пивом.

И еще она видела, как мужчины смотрят на женщин. Она потягивала свой имбирный эль и не чувствовала ни хмеля, ни опьянения – только злость. Она, одинокая женщина, сидящая в углу, единственная из всех присутствующих отчетливо сознавала, чем на самом деле является эта пивная. Это было место, где встречались хищник и добыча.

У нее запищал пейджер. Это Барри Фрост пытался связаться с ней.

– Что там за гвалт? – спросил Фрост, чей голос был еле слышен по сотовому телефону.

– Я в баре. – Она гневно обернулась к столику, который взорвался от хохота. – Что ты сказал?

– ... доктора на Марлборо-стрит. Я достал копию ее медицинской карты.

– Чьей карты?

– Дианы Стерлинг.

Риццоли тут же напряглась, вслушиваясь в далекий голос Фроста.

– Еще раз. Что это за доктор и почему к нему обращалась Стерлинг?

– Во-первых, доктор – это она. Доктор Бонни Джилспай. Гинеколог с Марлборо-стрит.

Последние слова утонули в очередном взрыве хохота. Риццоли прикрыла свободное ухо рукой, чтобы дослушать Фроста.

– Зачем к ней приходила Стерлинг? – прокричала она.

Но она и без того знала ответ; она буквально видела его перед собой, у стойки бара, где двое мужчин окружили женщину, словно львы, подкравшиеся к зебре.

– Изнасилование, – ответил Фрост. – Диана Стерлинг тоже была изнасилована.

– Итак, все трое были жертвами изнасилования, – заключил Мур. – Но ни Елена Ортис, ни Диана Стерлинг не заявляли об этом в полицию. Мы узнали о факте изнасилования Стерлинг только потому, что навели справки во всех близлежащих женских клиниках и гинекологических кабинетах, куда она могла обращаться. Стерлинг даже родителям не говорила об изнасиловании. Когда я позвонил им сегодня утром, они были в шоке, узнав об этом.

Было утро, но лица тех, кто его слушал, сидя за столом в зале совещаний, уже выглядели усталыми. Детективы явно недосыпали, и сейчас им предстоял очередной рабочий день после бессонной ночи.

Лейтенант Маркетт уточнил:

– Выходит, кроме этого гинеколога с Марлборо-стрит, никто и не знал об изнасиловании Стерлинг?

– Да. Это доктор Бонни Джилспай. Диана Стерлинг была у нее на приеме в первый и последний раз. А обратилась она к врачу потому, что боялась подцепить СПИД.

– А что доктору Джилспай известно об изнасиловании?

На вопрос ответил Фрост, который встречался с врачом. Он раскрыл папку, в которой лежала медицинская карта Дианы Стерлинг.

– Вот что записала доктор Джилспай: «Тридцатилетняя белая женщина просит сделать анализ на ВИЧ-инфекцию. Пять дней тому назад имела незащищенное половое сношение с партнером, ВИЧ-статус которого неизвестен. На мой вопрос, принадлежит ли партнер к группе риска, пациентка не ответила и разрыдалась. Выяснилось, что половой акт был принудительным, и она не знает имени насильника. Заявлять об изнасиловании не хочет. Отказывается обратиться в службу помощи жертвам насилия». – Фрост оторвал взгляд от бумаги. – Это вся информация, которую удалось получить доктору Джилспай. Она провела осмотр, взяла анализ на сифилис, гонорею, ВИЧ-инфекцию и попросила пациентку прийти на повторный анализ крови на ВИЧ. Пациентка так и не пришла. Потому что уже была мертва.

– И доктор Джилспай так и не заявила в полицию? Даже после убийства? – спросил лейтенант Маркетт.

– Доктор не знала о том, что ее пациентку убили. Она не следила за новостями.

– А что с уликами? Взяты образцы спермы?

– Нет. Пациентка... м-м... – Фрост покраснел от смущения. Были темы, обсуждать которые семьянину вроде Фроста было непросто. – Она спринцевалась несколько раз, сразу после изнасилования.

– Вы что, осуждаете ее? – возмутилась Риццоли. – Черт возьми, я бы тоже прибегла к спринцеванию лизолом.

– Три жертвы изнасилования, – подытожил Маркетт. – Это не простое совпадение.

– Если вы найдете насильника, – сказал Цукер, – думаю, вы найдете и убийцу. Что с ДНК, анализ которой взяли у Нины Пейтон?

– Ее сейчас исследуют в срочном порядке, – ответила Риццоли. – В лаборатории образец спермы пролежал два месяца, и они так и не удосужились исследовать его. Так что мне пришлось, мягко говоря, надавить на них. Нам остается только надеяться, что убийца фигурирует в банке данных КОДИС.

КОДИС представлял собой банк данных ФБР, составленный по образцам ДНК. Система еще только внедрялась, и в нее до сих пор не были внесены генетические паспорта полумиллиона осужденных преступников. Вероятность того, что убийца окажется в числе тех, чьи ДНК уже имелись в базе данных, была ничтожно мала.

Маркетт взглянул на доктора Цукера.

– Наш неизвестный сначала насилует жертву, а спустя несколько недель возвращается, чтобы убить ее. Вы видите в этом какой-то смысл?

– Для нас в этом может и не быть никакого смысла, – сказал Цукер. – Только для него. Нельзя сказать, что это противоестественно для насильника – возвращаться и нападать на жертву во второй раз. Таким способом он предъявляет права на свою собственность. Ведь между жертвой и насильником устанавливаются отношения, пусть и патологические.

– Вы называете это отношениями? – фыркнула Риццоли.

– Да. Звучит отвратительно, но это так. Отношения, основанные на превосходстве. Сначала он морально уничтожает ее. Она становится уже не человеком, а вещью. Самое главное, что теперь об этом знает не только насильник, но и она сама. Сознание того, что женщина унижена, осквернена, возбуждает его, заставляя вернуться. В первый раз он метит свою жертву насилием. Потом приходит, чтобы предъявить права на полное господство.

Искалеченные души, подумал Мур. Вот что объединяло всех этих женщин. Ему вдруг пришло в голову, что и Кэтрин тоже среди них.

– Он не насиловал Кэтрин Корделл, – заметил Мур.

– Но она ведь тоже жертва насилия.

– Ее насильник вот уже два года как мертв. Как мог Хирург узнать в ней жертву? Как вообще она оказалась в поле его зрения? Она никому и никогда не рассказывала о том, что с ней произошло.

– Да, но она выходила в чат-рум, не так ли? Этот приватный сайт... – Цукер сделал паузу. – Господи! А что если он находит своих жертв в Интернете?

– Мы рассматривали такую возможность, – сказал Мур. – У Нины Пейтон вообще нет компьютера. Да и Корделл всегда сохраняла анонимность, выходя на сайт. Так что мы вновь возвращаемся к вопросу: почему Хирург зациклился на Корделл?