Грешница - Герритсен Тесс - Страница 27

– Они отрицают даже возможность того, что она была беременна.

– Но доказательство вот оно, перед глазами.

Риццоли фыркнула.

– Вера сильнее доказательств.

"Вера во что? – задалась вопросом Маура. – В невинность молодой женщины? Да есть ли что-то более хрупкое, чем вера в человеческую непогрешимость?"

Женщины молча проводили взглядами мешок с телом, который понесли в машину. Носилок не потребовалось, санитар просто взял его в руки с такой нежностью, будто это был его собственный ребенок, и теперь мрачно шел с ним по снежному полю по направлению к монастырю.

У Мауры зазвонил сотовый, нарушив траурное молчание. Она открыла крышку и тихо ответила:

– Доктор Айлз.

– Извини, что уехал, не попрощавшись.

Она почувствовала, как вспыхнули щеки, а сердце забилось быстрее.

– Виктор!

– Мне нужно было успеть на совещание в Кембридже. Я не хотел тебя будить. Надеюсь, ты не подумала, что я попросту сбежал.

– Честно говоря, подумала.

– Мы не могли бы встретиться сегодня, поужинать вместе?

Она немного помолчала, вдруг осознав, что Риццоли наблюдает за ней. А еще испугалась собственной реакции на голос Виктора. Участившийся пульс, предвкушение счастья. "Он опять возвращается в мою жизнь, – подумала она. – И мне снова предстоит сделать выбор".

Она отвернулась от Риццоли, и почти прошептала:

– Я не знаю, когда освобожусь. У меня сейчас столько дел.

– Ты могла бы рассказать мне о своих делах за ужином.

– Это просто снежный ком какой-то.

– Тебе нужно хотя бы иногда питаться, Маура. Могу я пригласить тебя на ужин? Какой твой любимый ресторан?

Она ответила слишком поспешно, слишком охотно.

– Нет, встретимся у меня дома. Я постараюсь быть к семи.

– Я не хочу, чтобы ты стояла у плиты.

– Тогда я предоставлю эту возможность тебе.

Он рассмеялся.

– Смелая женщина.

– Если я задержусь, ты можешь войти через гараж. Наверное, помнишь, где лежит ключ?

– Только не говори мне, что он по-прежнему в том старом башмаке.

– До сих пор его никто там не обнаружил. Все, до вечера.

Она захлопнула крышку телефона и, обернувшись, поняла, что все это время за ней наблюдали и Риццоли, и Фрост.

– Нежное свидание? – поинтересовалась Риццоли.

– В моем возрасте радуешься любому свиданию, – ответила Маура и сунула телефон в сумочку. – Жду вас обоих в морге.

Возвращаясь через поле к монастырю, она спиной чувствовала их взгляды. Для нее было облегчением открыть наконец калитку и спрятаться за монастырскими стенами. Но, пройдя всего несколько шагов по двору, она услышала, что ее зовут.

Обернувшись, увидела отца Брофи, который выходил из здания. Он направлялся к ней, мрачная фигура в черном. На фоне серого унылого неба его голубые глаза казались особенно яркими.

– Мать Мэри Клемент хотела бы поговорить с вами, – сказал он.

– Наверное, ей следовало бы говорить с детективом Риццоли.

– Она предпочитает с вами.

– Почему?

– Потому что вы не полицейский. По крайней мере вы производите впечатление человека, готового выслушать нас. И понять.

– Что понять, святой отец?

Он немного помолчал. Ветер трепал полы их пальто и обжигал лица.

– Что над верой не следует смеяться, – наконец произнес он.

Вот почему Мэри Клемент не хотела говорить с Риццоли, которая не скрывала своего скептицизма и пренебрежения к церкви. Такие глубоко личные понятия, как вера, не должны быть объектом для насмешек.

– Это для нее очень важно, – сказал отец Брофи. – Пожалуйста.

Маура последовала за ним и, пройдя по тускло освещенному коридору, оказалась у кабинета аббатисы. Мэри Клемент сидела за своим рабочим столом. Она тотчас подняла на них взгляд, в котором явственно угадывалась злость.

– Присаживайтесь, доктор Айлз.

Хотя академия Святых мучеников младенцев осталась в далеком прошлом, вид разгневанной монахини по-прежнему ввергал Мауру в состояние ступора; она послушно села на стул словно провинившаяся школьница. Отец Брофи остался стоять в сторонке, молчаливый свидетель предстоящей выволочки.

– Нам так и не объяснили причины этого обыска, – начала Мэри Клемент. – Вы внесли сумятицу в нашу жизнь. Нарушили наше уединение. С самого начала мы всячески помогали вашему расследованию, и тем не менее вы отнеслись к нам так, будто мы враги. Вы даже не сочли нужным сказать, что вы ищете.

– Я считаю, что по этому вопросу вам следует обратиться к детективу Риццоли.

– Но ведь начали обыск по вашей инициативе.

– Я только лишь доложила детективам о том, что показало вскрытие. Что сестра Камилла недавно родила. Решение о проведении обыска в монастыре принято детективом Риццоли.

– И она даже не объяснила нам, в чем дело.

– Полицейское расследование всегда проводится с соблюдением служебной тайны.

– Все дело в том, что вы нам не доверяете. Так ведь?

Мэри Клемент смотрела на нее с упреком, и Маура не выдержала этого взгляда, решив, что будет лучше сказать правду.

– У нас были особые причины соблюдать меры предосторожности.

Вместо того чтобы еще больше разозлить аббатису, этот честный ответ, казалось, затушил пламя ее гнева. Она вдруг сразу обмякла, откинулась на спинку стула и превратилась в слабую пожилую женщину, какой и была на самом деле.

– Каков же мир, если даже нам не доверяют.

– Как и всем остальным, мать-настоятельница.

– Это несправедливо, доктор Айлз. Мы не такие, как все. – Аббатиса произнесла это без всякого намека на превосходство. Скорее, в ее голосе сквозили печаль и недоумение. – Мы могли бы помочь вам. Если бы только знали, что вы ищете.

– Вы действительно не знали о том, что Камилла была беременна?

– Откуда мы могли знать? Когда сегодня утром детектив Риццоли сказала мне об этом, я не поверила. Я и до сих пор не могу поверить.

– Боюсь, что доказательство было в пруду.

Аббатиса, казалось, еще больше сжалась в своем кресле и посмотрела на свои скрюченные артритом руки. Она молча разглядывала их, словно видела впервые. Потом тихо произнесла:

– Как же мы не поняли?

– Беременность можно скрыть. Известны случаи, когда девочки-подростки умудрялись скрывать это от собственных матерей. Некоторые женщины даже самим себе не признаются в том, что беременны, до самого момента родов. Возможно, так было и с Камиллой. Должна сказать, что я и сама испытала шок во время вскрытия. Я совсем не рассчитывала увидеть такое...

– ...у монахини, – договорила за нее Мэри Клемент. Она пристально посмотрела на Мауру.

– Монахиням не чуждо ничто человеческое.

Аббатиса грустно улыбнулась.

– Спасибо, что признаете это.

– К тому же она была так молода...

– Думаете, только молодым приходится бороться с искушением?

Маура вспомнила свою бессонную ночь. Виктора, который спал в соседней комнате.

– В течение всей жизни, – сказала Мэри Клемент, – нас преследуют соблазны. Конечно, они меняются с возрастом. Когда вы молоды, искушение приходит в образе красивого юноши. Потом появляются соблазны вроде сладостей и вкусной пищи. А чем старше вы становитесь, тем соблазнительнее поспать лишний часок утром. Так много всяких желаний, и мы подвержены им в такой же степени, как и все остальные, только нам не дозволено признаваться в этом. Обеты, которые мы даем, выделяют нас. Жизнь под покрывалом может быть в радость, доктор Айлз. Но совершенство – это слишком высокая планка, и никому не дано дотянуться до нее.

– Тем более, если речь идет о молодой женщине.

– С возрастом не становится легче.

– Камилле было всего двадцать. Должно быть, она сомневалась, перед тем как принять постриг.

Мэри Клемент ответила не сразу. Она посмотрела в окно, которое выходило на монастырскую стену. Наверное, этот вид всякий раз напоминал ей о добровольном заточении.

– Мне был двадцать один год, когда я стала монахиней.

– И у вас не было сомнений?