Грешница - Герритсен Тесс - Страница 15

– Да. Камилла была на последнем сроке беременности. А в непорочное зачатие я не верю. – Маура присела на кровать рядом с Риццоли. – Отец ребенка может быть причастен к нападению. Мы должны найти его.

– Да, я как раз размышляла над этим словом. Отец. Святой отец.

– Отец Брофи?

– Красавец мужчина. Вы его видели?

Маура вспомнила ярко-голубые глаза, взгляд которых был устремлен на нее, пока она колдовала над телом бедняги оператора.

Вспомнила статную фигуру в черном, решительно выступившую из ворот монастыря навстречу оголтелой толпе репортеров.

– У него был постоянный доступ в монастырь, – продолжала Риццоли. – Он служил мессу. Исповедовал. А разве есть что-то более интимное, нежели признание в своих грехах в тесной исповедальне?

– Вы хотите сказать, что секс был с обоюдного согласия?

– Я просто говорю, что он внешне привлекателен.

– Нельзя утверждать, что ребенок был зачат в аббатстве. Разве Камилла не ездила навещать родных в марте?

– Ездила. Когда умерла ее бабушка.

– По времени все сходится. Если она забеременела в марте, сейчас она как раз была на девятом месяце. Зачатие могло произойти во время того визита домой.

– Но могло случиться и здесь. В этих стенах. – Риццоли скептически хмыкнула. – Вот тебе и обет целомудрия.

Они какое-то время молчали, уставившись на распятие у изножья кровати. "Какие же мы, люди, грешники, – думала Маура. – Если Бог есть, почему он так высоко задирает планку? Почему требует от нас невозможного?"

– Когда-то я хотела быть монахиней, – произнесла Маура, первой нарушив молчание.

– Я думала, вы не верите в Бога.

– Мне тогда было девять лет. И я узнала, что меня удочерили. Кузен проболтался. Это было одно из самых ужасных открытий, зато оно многое объясняло. Например, почему я совсем не похожа на родителей. Почему у меня нет ни одной детской фотографии. Все выходные я проревела в своей комнате. – Она покачала головой. – Бедные мои родители! Они не знали, что делать, и решили сводить меня в кино, чтобы поднять настроение. Мы смотрели "Звуки музыки", всего за семьдесят пять центов, потому что фильм был старый. – Она сделала паузу. – Джули Эндрюс казалась мне красавицей. Я хотела быть такой же, как Мария. И жить в монастыре.

– Слушайте, доктор. Хотите, открою вам тайну?

– Какую?

– Я тоже хотела.

Маура изумленно уставилась на Джейн.

– Вы шутите.

– Пусть я не дружу с катехизисом, но кто устоит против Джули Эндрюс?

Обе рассмеялись, но это был вымученный смех, мгновенно растворившийся в молчании.

– Так что заставило вас передумать? – спросила Риццоли. – Почему вы не стали монахиней?

Маура встала и подошла к окну. Глядя на темный двор, она сказала:

– Просто я выросла. И перестала верить в то, чего нельзя увидеть, понюхать или пощупать. Короче, в то, что не доказано наукой. – Она помолчала. – И потом, в моей жизни появились мальчики.

– Ах, да. Мальчики! – Риццоли рассмеялась. – Это многое объясняет.

– Знаете, ведь в этом настоящий смысл жизни. С точки зрения биологии.

– Секс?

– Продолжение рода. Этого требуют наши гены. Вот почему мы размножаемся. Мы думаем, что сами контролируем свою жизнь, но на самом деле мы просто рабы ДНК, которая заставляет нас делать детей.

Маура обернулась и остолбенела, увидев слезы в глазах Риццоли; впрочем, она тут же смахнула их рукой.

– Джейн!

– Я просто устала. Не высыпаюсь.

– И больше ничего?

– А что еще может быть? – Ответ был слишком поспешным, слишком агрессивным. Даже Риццоли поняла это и покраснела. – Мне нужно в туалет, – сказала она и поднялась, как будто торопилась скрыться. Возле двери она остановилась. – Кстати, знаете, что за книга лежала на столе? Та, которую читала Камилла. Я нашла это имя в словаре.

– Что за имя?

– Святая Бригита Ирландская. Биография. Забавно, но сегодня есть святой покровитель у каждого и на все случаи жизни. Свой святой есть у портных, у наркоманов. Черт возьми, даже если ключи потеряешь, и на этот случай найдется святой!

– И что за святая эта Бригита?

– Новорожденные, – тихо произнесла Риццоли. – Бригита – покровительница новорожденных. – С этими словами она вышла из комнаты.

Маура посмотрела на стол, где лежала книга. Только вчера она представляла себе Камиллу, которая сидела за этим столом, тихо переворачивала страницы, черпая вдохновение из жизни молодой ирландки, произведенной в святые. И тут же перед глазами возникла совсем иная картина: Камилла уже не тихая и покорная, а измученная, молящаяся святой Бригите во спасение души своего мертвого ребенка. "Молю тебя, прими его в свои всепрощающие объятия. Отведи его к свету, пусть даже он не крещен. Но он невинен. На нем нет греха".

Совсем другими глазами осматривала она теперь стерильную келью. Полы без единого пятнышка, запах хлорки и воска – все это приобретало иной смысл. Чистота как символ невинности. Падшая Камилла отчаянно пыталась стереть свои грехи, искупить вину. Долгие месяцы она жила с сознанием того, что носит под сердцем ребенка, скрывая его под многочисленными складками своей одежды. Или же она отказывалась воспринимать действительность? Не хотела признаться даже самой себе, как это бывает с беременными девочками-подростками, которые до последнего отрицают истинную причину округлившихся животов.

И что же ты сделала, когда твой ребенок появился на свет? Запаниковала? Или хладнокровно избавилась от живого свидетельства своего греха?

С улицы донеслись мужские голоса. Из окна она разглядела темные силуэты двух полицейских, которые вышли из здания. Они остановились, чтобы плотнее запахнуть пальто, потом задрали головы вверх и посмотрели на снег, искрящийся в ночном небе. Вскоре они ушли, и калитка со скрипом закрылась за ними. Маура прислушалась к другим голосам и звукам, но ничего не услышала. Только молчание снежной ночи. "Как тихо, – подумала она. – Как будто только я осталась в этом здании. Забытая и одинокая".

И тут же услышала скрип, а потом какой-то шорох, словно кто-то вошел в комнату. Мурашки побежали по коже, и Маура нервно хохотнула.

– Боже, Джейн, не подкрадывайтесь ко мне, как...

Обернувшись, она замолчала на полуслове.

В комнате никого не было.

Какое-то время Маура стояла, не двигаясь, не дыша, просто уставившись в пустоту. Воздух как будто застыл. Призраки – первое, что пришло ей на ум, прежде чем восторжествовала логика. Старые полы всегда скрипят, а трубы отопления гудят. Она слышала вовсе не шаги, а скрип половиц, сужающихся от холода. Вполне разумное объяснение странных звуков, которые она приняла за чье-то присутствие.

Но Маура все равно ощущала, что она не одна, ей казалось, будто за ней наблюдают.

На ее руках волоски встали дыбом, и нервы напряглись до предела. Что-то скреблось над головой, словно когти царапали дерево. Она перевела взгляд на потолок. Зверь? Он движется.

Маура вышла из кельи, и стук ее сердца на миг заглушил все остальные звуки. Вот он – движется по коридору!

Бум-бум-бум.

Она пошла на шум, не отрывая взгляда от потолка и постепенно ускоряя шаг, пока не столкнулась с Риццоли, которая только что вышла из туалета.

– Эй, – сказала Риццоли. – Куда вы так несетесь?

– Ш-ш-ш! – Маура знаком показала на темный потолок.

– Что?

– Прислушайтесь.

Женщины напрягли слух, пытаясь уловить какие-то новые звуки. Но ничего, кроме гулкого стука сердца, Маура не слышала.

– Может, это просто вода бежала по трубам, – предположила Риццоли. – Я только что сливала воду в унитазе.

– Трубы тут ни при чем.

– Так что вы слышали?

Взгляд Мауры вновь метнулся к старинным балкам, тянувшимся по всей длине потолка.

– Там.

Царапающий звук повторился, уже в дальнем конце коридора.

Риццоли уставилась в потолок.

– Что это, черт возьми? Крысы?

– Нет, – прошептала Маура. – Что бы это ни было, это больше крысы. – Она тихонько двинулась по коридору к тому месту, откуда в последний раз донесся звук. Риццоли последовала за ней.