Планета туманов (сборник) - Шалимов Александр Иванович - Страница 43

Наплавочный аппарат увезли, но зато выгрузили другой. И вот это было, по мнению Радина, самое тревожное и самое важное.

— Крылатый корабль едва ли может быть быстроходным, — закончил он свой рассказ. — Из того, что хозяева этого дома так быстро отреагировали на историю с аппаратом и в то же время не пожелали вступить с нами в контакт, следуют два вывода. Первый: что этот контакт им не нужен либо же физически невозможен. Второй: что они очень близко от нас. Скорее всего это Юпитер или один из его крупных спутников — Ио, Европа, Ганимед, Каллисто. Не дальше.

— А если то, что аппарат уже заменили, совпадение? — Тополь видел во сне Чайкен (они вместе куда-то ехали) и теперь чувствовал себя сильным и бодрым. — Наступил срок. Так ведь тоже могло случиться? Тогда они могут находиться и дальше — на Венере, на Марсе. И, значит, весть о нас к ним еще не дошла. На это уйдет еще несколько дней.

— Хорошая весть — изуродованный аппарат!

— Но как изуродован! С помощью механического устройства! Наших ученых это бы очень заинтересовало.

— Не знаю, — не глядя на Тополя, ответил Радин. — Теперь уже ничего нельзя понять.

— Можно подумать, что прежде все было ясным, — рассмеялся Тополь.

Радин не стал спорить.

— Одно очевидно, — сказал он, — надо солидно обживаться здесь. И пока не будет известно, откуда эти ракеты, мы с места не сдвинемся. Если это Юпитер, значит, часы пути, но огромные перегрузки. Если Марс или Венера, как ты предполагаешь…

— Ты бы сказал еще — Земля.

Радин отрицательно покрутил головой:

— Нет, не Земля. Теперь я так не думаю.

— А думал? Ты думал, что все это с Земли? И скрывал от меня? Чудес не бывает, но ты все-таки думал, что эта сфера с Земли? Ты жил этой надеждой?

— Допускал в ряду прочих равных возможностей, — ответил Радин. — Так вот, если эти корабли с Марса или Венеры, перегрузки будут приемлемы, но зато предстоят недели и недели пути. Повторяю: мне очень не нравятся крылья. Такой корабль не может иметь большой скорости.

— Жаль, что ты не разбудил меня, — сказал Тополь.

— Я думал, что успею, — ответил Радин. — Да и что изменилось бы?

Он говорил с такой усталостью, что Тополь впервые, пожалуй, вдруг подумал с настоящей тревогой: «Но что же будет с Чайкен, если я не вернусь?..»

Из отверстия в головке гранаты аварийной защиты бьет тончайшая струйка. Мгновенье — и она утолщается.

Вот она уже как карандаш, потом — как свеча.

Пока она еще тонкая, словно карандаш, она еще мягкая, белая, липкая. Если наложить два таких карандаша друг на друга, они тотчас спаяются. Их можно выкладывать стенкой, вить кольцами.

Но, став толщиной со свечу, струйка делается твердой, как закаленное стекло, — твердой, серовато-зеленой и пористой, как лучший артикский туф, но только в тысячи раз легче и газонепроницаемей.

Радин строил.

Он выбрал место между двумя самыми сближенными блоками. Он все предварительно обдумал и рассчитал. Вместе с Тополем он подтащил к этому месту все баллоны и баки, сложил так, чтобы содержимое любого из них было доступно, и припечатал к поверхности сферы, крестообразно наложив валики пеномассы. На верхушке этой горы он укрепил прожектор, включил и лишь тогда первый раз провел головкой гранаты по металлу, укладывая нить валика.

Постоял, любуясь. Как это ни было странным, после неудачной попытки проникнуть в крылатый корабль он вновь стал прежним Радиным уравновешенным, всегда ясно знающим, что надо делать, ни на йоту не отступающим от намеченного.

Валик стал толще, затвердел. Радин наложил на него второй.

— Я не нужен тебе сейчас, Рад? — спросил Тополь. — Если разрешишь, я пойду посмотрю. Может, наткнусь на что-нибудь любопытное.

Они изменили расписание вахт. В каждых сутках восемь часов приходилось теперь на совместную работу.

Не отрывая восхищенного взора от зеленоватого пеномассового квадрата, Радин согласился:

— Пойди посмотри…

Поясом они больше не пользовались, сберегая низон. Тополь включил прожектор и пошел по вогнутой поверхности сферы, оглядываясь по сторонам. В среднем каждые пять-шесть часов один из блоков начинал движение вверх, к решетчатому шару. Вместо того чтобы подтягиваться по струнам. Тополь хотел подкараулить такой блок и подняться на нем, как на лифте.

Серебрился металл под ногами. Мерцали над головой снопы струн. Как все удивительно просто: сфера, в центре — решетчатый шар и воронка. Вместо растяжек, колонн — тончайшие нити невиданной монолитности. Но разве так можно сказать — «монолитная нить»? Не делают ли их такими какие-либо поля?

В то, что внутри блоков обитают живые существа, Тополь больше не верил. Но гениальная простота конструкции, непостижимо высокое качество всех материалов не оставляли сомнений: чтобы создать такое, надо быть совершенным. А значит, не только всемогущим, но и гуманным. Так, во всяком случае, всегда считал Тополь.

Блок, начавший движение, он заметил издалека, с расстояния метров трехсот. Когда подбежал, верхняя грань его оказалась уже на высоте головы.

Прыгнул. Но здесь, у поверхности сферы, центробежная сила была очень значительна. Руки лишь скользнули по верхней грани блока. Тополь упал. Тотчас запел дозиметр: радиация!

Тополь лежал на квадрате прозрачного «окна», и первой мыслью его было, что источником радиации служит космос. В этом, в конце концов, не было ничего удивительного, но оказалось, что главный ее источник вверху!

Определитель очаговой радиации показал: основной источник излучения нижняя грань блока. Ну конечно же! Сквозь «окно» в шар врываются космические лучи. Чем дольше грань оказывается подставлена им, тем сильнее ее радиоактивность. Блок, побывавший у «окна», этим и отличается.

Тополь вскочил на ноги, ухватился за струны, в несколько рывков догнал блок, ухватился за верхнее ребро, подтянулся. Но выжаться окончательно, так чтобы взобраться на блок, не хватило сил.

Только уже высоко вверху, когда центробежная сила заметно убавилась, наконец удалось это сделать. И тогда он уселся на блок, тяжело переводя дыхание. Он знал, что пройдет еще пятнадцать-двадцать минут — и станет совсем легко.

Как ни странно, приборы отмечали радиоактивность и верхней грани. Правда, во много раз меньшую.

«Вызывают ее космические лучи, — думал Тополь. — Как только она достигнет определенного уровня, блок и устремляется к решетчатому шару… По такому признаку их потом пропускают в корабль».

Пока он по радиофону пересказал все это Радину, блок приблизился к конусу. Тополь чувствовал себя превосходно: вместе со скафандром от теперь весил едва ли больше ста граммов. Подпрыгнув, он юркнул в отверстие и приник к платформе. Ему хотелось установить, касается ли ее блок, прежде чем остановиться и повиснуть над ней.

Нижняя грань блока медленно опускалась на уровне его глаз. Тополь пристально всматривался в этот край. Вот уже до платформы полметра, сорок пять сантиметров, тридцать, двадцать пять…

Свет от прожектора на шлеме скользнул по боковой грани блока почти параллельно ей…

Тополю вдруг показалось, что он сошел с ума.

— Рад! — крикнул он, отшатнувшись.

В его голосе был ужас, смятенье.

— Скорее сюда. Рад!

Резко вскочив на ноги, он взлетел над платформой, ударился шлемом о переплет шара и отлетел вбок, туда, где кончалась смыкаясь с шаром, платформа.

Радин, обхваченный ракетным поясом, оказался возле него не более чем через три минуты.

— Нет, — повторил Тополь. — Нет. Этого не может быть.

Он лежал в углу, образованном платформой и поверхностью шара.

Радин поднял Тополя, прислонил к ближайшему блоку и уперся своим шлемом в его шлем. Лица их были в двух десятках сантиметров друг от друга.

— Что ты увидел. Вил? — спросил Радин.

Пояс оставался включенным, Радин стоял широко расставив ноги, очень устойчиво, твердо.

— Скажи, — продолжал Радин. — Мне надо знать.