Планета туманов (сборник) - Шалимов Александр Иванович - Страница 35

Разве законы физики могут хоть когда-нибудь нарушаться?

Как всегда бывало с ним в первый момент при наступлении невесомости. Тополь чувствовал необыкновенную ясность мысли.

Он оглядывался. Стрелки приборов застыли в недопустимо крайних положениях — на нулях, за красными чертами. Контрольные лампочки частично погасли, частично, как по команде, зажглись красным светом. Гравитационный компас стоял на нуле. На нулях застыли стрелки всех указателей ускорения. Стрелка указателя собственной скорости по-прежнему была прижата к ограничителю — по меньшей мере сто тысяч километров в секунду (сто тысяч километров!) было достигнуто!

Безмятежно голубел экран кругового обзора.

Впереди на миллиарды и миллиарды километров была полная пустота! Более того! Судя по приборам, за пределами «Сигнала» не было ни гравитационного, ни электромагнитного полей! Но ведь и это противоречило законам физики!

Тополь взглянул на счетчик частиц межзвездной пыли. В ячейках его стояли сплошные девятки. Прибор зашкалило! Но это значит — вокруг «Сигнала» никакая ни пустота! Корабль впаян в монолит, более плотный, чем бетон или сталь!

«Ну да, мы же врезались в астероид. А тот уже вышел на орбиту и идет без ускорения, — подумал Тополь, успокаиваясь, и вдруг в изумлении широко раскрыл глаза: — Но почему же тогда другие проборы показывают, что вокруг пустота?..»

Получалась какая-то цепь исключающих друг друга противоречий.

Тополь подтянулся к окулярам анализатора твердых частиц и вгляделся: вереницы квадратов, причудливо сцепившихся друг с другом углами, плыли по экрану. Понять это можно было лишь так: вещество, окружающее «Сигнал», состоит из атомов, электроны которых располагались не по круговым, а по квадратным орбитам. То есть атомы вещества за оболочкой «Сигнала» были не шарообразной, а кубической формы!

Он почувствовал лихорадочное возбуждение. Он — первый ученый, движущийся с околосветовой скоростью. Он на пороге великих открытий! Только бы подольше наблюдать эти чудеса!

В центре экрана кругового обзора появилось темное пятно.

Астероид?

Тополь включил левую группу рулевых двигателей.

Звенящий толчок сотряс «Сигнал». Он был такой легкий и резкий, будто тряхнулся, ломаясь, хрупкий латунный листок.

Впечатление было такое, словно «Сигнал», бесплотный, лишенный инерции, на полной скорости сделал поворот под прямым углом. Но еще непонятней было то, что сразу же на приборной панели главного пульта осветился циферблат часов зависимого времени.

Анализировать было, впрочем, некогда. Темное пятно так и осталось в центре экрана.

Тополь вновь рванул рукоятку включения рулевых двигателей левой группы, продолжая поворот.

Последовал новый звонкий рывок.

Диск зависимых часов погас. В центре экрана по-прежнему темнело пятно. Включение рулевых двигателей ничего не давало.

И Тополь понял: это пятно в центре экрана — знак того, что оболочка «Сигнала» начала разрушаться.

Он включил тормозные двигатели. Сразу все, сразу на полную мощность.

Ни приборы, ни он сам ничего не заметили. Не было даже легчайшего сотрясения!

Он попытался сделать хоть какие-то выводы.

Итак, при движении с околосветовой скоростью электронные оболочки атомов, говоря грубо, из шарообразных превращаются в кубические. Криволинейное движение — невозможно. Гравитация равна нулю. Инерции нет. Но, значит, и массы нет! Нет материи! Так что ж тогда находится там, за пределами корабля? Ведь корпус «Сигнала» разрушается, и, следовательно, какое-то поле, какая-то материя за пределами корабля обязательно есть! Он связал все уцелевшие датчики анализаторов среды за бортом с вычислительным центром и поставил задачу: оценить эту среду.

Печатающее устройство не работало. Ответ появился в виде бегущей неоновой надписи: «Поле за пределами корабля не может быть точно воспринято и точно описано».

«Первый итог, — подумал Тополь, — постичь то, что происходит при движении с околосветовой скоростью, объяснить с помощью обычных физических понятий нельзя… И какая обида: самый решающий опыт достаточно не подготовлен! Да кто ж и готовил его? Наша цель была — щит!»

На пульте гасли последние лампочки. Уже гибли не датчики. Гибли их вторичные, контрольные цепи и контрольные цепи этих цепей.

А ведь при испытаниях на Земле они выдерживали ускорения в десятки тысяч метров в секунду, температуру в сотни и сотни градусов, давление в тысячи атмосфер! Разрушалось, выходило из строя самое главное — оболочка «Сигнала».

Тополь взглянул на крышку люка. Как там Рад? Может, «Десант» уцелеет? Пробраться туда? Но не все ли равно? Когда разрушится корпус «Сигнала», неизбежно дойдет очередь и до десантной ракеты. Какой же смысл выгадывать эту отсрочку? Если что-то и предпринимать, то сейчас, здесь, пока еще не совсем замер главный пульт.

Но с чем же бороться? Вокруг — пустота! Как она может разрушать? Даже если считать, что пустота — тоже материя!

Погасла панель ловушек межзвездного газа. Погасла целиком — все сигнальные огни и все светящиеся надписи, ловушки физически срезаны!

Новый сигнал — перестала светиться сразу целая россыпь лампочек: уничтожены антенны дальней связи — пятисотметровые сверхпрочные полосы, заделанные заподлицо в оболочку… Срезаны кольца противорадиационной защиты… А тормозные двигатели? Двигатели по-прежнему не оказывают никакого действия! И баки пусты. Реакторы выжигают уже низон из пористых защитных слоев внутренней облицовки… Забрать последние килограммы низона? Те, что в «Десанте»? Тормозить и тормозить! Но где же гарантия, что и это поможет?

На табло вычислительного центра вновь замелькали, передвигаясь, неоновые буквы. «Движение «Сигнала», — прочитал Тополь, — происходит в такой среде, где время имеет два измерения. При движении в направлении на центр мира и от него — ноль. При поперечном движении — равномерный ход. Всякое движение прямолинейно. Поворот возможен только под прямым углом и является мгновенным. В момент поворота материя не наблюдаема».

Сомнений не было: «Сигнал» находился теперь в мире с совершенно иными физическими законами, чем те, которые существовали в их прежней Вселенной. Но, значит, их вынесло за пределы этой Вселенной?

Или, что было, пожалуй, даже более вероятно, начиная двигаться с околосветовой скоростью, мы как бы переносимся в мир с другими физическими законами, существующий в нашей же Вселенной, параллельно с ней, и до того не обнаруживающийся?..

Вот тебе и выход на поверхность векторного предвосхищения, о которой они с Чайкен и мечтали еще со студенческих времен!..

Тополю вдруг показалось, что уже прошло много-много времени с того момента, как он застыл вот так у экрана; что он вообще всегда-всегда стоял вот так, одеревеневшими ногами упершись в пластиковый плинтус, а руками до боли сжимая тонкие, с карандаш, хромированные скобы волноводов.

Потом внезапно в нем возникло тревожное ощущение того, что необоримо-властная разумная сила извне вторглась в «Сигнал», в кабину главного пульта, и все изучает в ней, постигает смысл всех вещей и приборов — их назначение, материал, — а постигнув, моделирует, заменяет их такими же по внешнему виду и назначению, но с перестроенной атомной структурой, внесенными извне, делая это, чтобы уберечь их от распада в новых физических условиях.

Это было еще не самое жуткое. Ужас пришел к Тополю позже, когда он вдруг понял, что и сам он уже другой. Его, прежнего Вила, не было. А того Вила, который был теперь, изумляло уже не то, что атомы кубичны, а то, что они могут быть шарообразны!

И еще он видел, что воздух внутри кабины стал голубым и густым, как стекло. И он, этот новый Вил, считал такой воздух нормальным. И он знал также, что дело совсем не в движении с околосветовой скоростью, а в том, что он находится теперь за Гранью.

Но где-то, в самых отдаленных, потаенных глубинах сознания, все же робко билась мысль о Радине, о Чайкен, о Земле, о том, что там их очень и очень ждут, — мысль далекая, безотчетная, как инстинкт. Как подсознательная тяга к чему-то родному-родному, впитанному с молоком матери.