История императорской власти после Марка - Геродиан - Страница 12

12. (1) В то время как воины Юлиана все еще медлили и подготовляли то, что нужно для войны, приходит сообщение, что Север уже подходит. Последний, разъединив большую часть войска, приказывает прокрадываться в город[85]. Они, разделившись по всем дорогам, в большом числе… ночью тайно проникли в Рим, скрывая оружие в гражданской одежде. (2) И уже враги были внутри, а Юлиан все еще был спокоен и не знал, что творится. Когда это стало известно народу, все были в большом замешательстве и, страшась мощи Севера, притворились его сторонниками, осуждая Юлиана за малодушие, а Нигера за медлительность и беззаботность; Севером же, слыша о том, что он уже пришел, они восхищались. (3) Юлиан в полном недоумении — что говорить и что делать, не зная как поступить при таких обстоятельствах, приказав собраться сенату, посылает письмо, в котором предлагал Северу мир и, объявив его императором, сделал его соучастником власти. Сенат одобрил это [86], но все, видя, что Юлиан робеет и находится в отчаянии, стали уже переходить на сторону Севера[87]. (4) По прошествии двух или трех дней, слыша, что Север уже у самого города, они, презрев Юлиана, сходятся в здание сената по распоряжению консулов[88], которые обычно управляют римскими делами, когда императорская власть теряет устойчивость. (5) Собравшись, они рассуждали о том, что следует предпринять, в то время как Юлиан все еще находился в императорском дворце, жалуясь на постигшую его судьбу, умолял и готов был отречься от власти и уступить всю полноту ее Северу. (6) Узнав, что Юлиан в такой степени пал духом и стража из телохранителей из страха перед Севером покинула его, сенат постановляет — Юлиана убить и провозгласить Севера единственным императором; сенаторы отправляют к последнему посольство из должностных лиц и самых видных сенаторов[89], чтобы поднести ему все знаки достоинства Августов. (7) К Юлиану посылается один из трибунов, чтобы убить малодушного и жалкого старика, за собственные деньги купившего такой плохой конец. Его нашли покинутым и оставленным всеми; постыдно жалуясь, он был умерщвлен[90]. {44}

13. (1) После того как Северу было сообщено о постановлении сената и об убийстве Юлиана, он в своих мыслях поднялся до более крупных деяний и прибегнул к уловке, чтобы заполучить в свои руки и захватить убийц Пертинакса. Он тайно посылает письма лично трибунам и центурионам с большими обещаниями, чтобы они убедили находившихся в Риме воинов беспрекословно повиноваться приказам Севера[91]; (2) отправляет он и общее послание в лагерь с приказом оставить в лагере все оружие, а самим выйти мирным строем, обычным в тех случаях, когда они идут перед императором, совершающим жертвоприношения или справляющим празднество, затем принести присягу Северу, идти же с добрыми надеждами, так как они будут телохранителями Севера. (3) Поверив посланию и склоненные трибунами, воины оставили все оружие, а сами спешили в одних только предназначенных для шествий одеждах[92], неся лавровые ветви. Когда они пришли к лагерю Севера и было объявлено об их прибытии на поле, куда приказывает им сойтись Север… как бы для того, чтобы приветствовать их и обратиться к ним с речью. (4) Как только они подошли, чтобы единодушно славословить взошедшего на трибуну Севера, всех их по единому сигналу схватывают; ведь войску Севера было заранее сказано — когда те будут стоять, глядя на государя, и их внимание будет поглощено этим, окружить их по военным правилам, никого не ранить и не поражать, но удерживать и сторожить, расставив вокруг них оружие, потрясать диболиями[93] и копьями, чтобы они, опасаясь ранений, не пытались сражаться невооруженные против вооруженных и немногочисленные против многочисленных. (5) Когда же он держал их пленниками, окруженными оружием, словно поймав их на облаве, он громким голосом и гневным тоном сказал им следующее: «Что мы превосходим вас и хитростью, и воинской силой, и численностью соратников, — это вы видите на деле: вы легко захвачены и взяты в плен без всякого труда. Я могу сделать с вами то, что мне будет угодно, и вы уже лежите как жертвы нашего могущества. (6) Если бы кто-нибудь поискал наказание за ваши дерзновенные поступки, то не мог бы найти кару, наложение которой было бы подходящим для содеянного. Почтенного старца и превосходного государя, которого следовало бы спасать и охранять, вы убили; всегда славную власть над Римом, которую наши предки приобрели благодаря доблестному мужеству или получили по наследству благодаря благородному происхождению, вы постыдно и бесчестно продали за деньги как какое-то частное имущество. (7) Но и того, кого вы таким образом выбрали в властители, вы {45} оказались не в состоянии оберечь и спасти, но трусливо предали его. За столь великие проступки и дерзновенные дела вы достойны бесчисленного количества смертей, если бы кто-нибудь пожелал определить кару. Вы видите, что вам следует претерпеть; но я пощажу вас и не убью и не буду подражать делам ваших рук; (8) однако так как было бы и нечестиво и несправедливо, чтобы вы оставались телохранителями государя, — вы, кощунственно нарушившие присягу, запятнавшие свои правые руки родственной и императорской кровью, предавшие верность и надежность стражи, — получите как дар моего человеколюбия ваши души и тела, но воинам, оцепившим вас, я велю разжаловать вас и, сняв с вас имеющуюся на вас воинскую одежду[94], отпустить вас обнаженными. (9) Приказываю вам уйти как можно дальше от Рима; угрожаю, клянусь и заявляю, что если кто-нибудь из вас окажется ближе сотого мильного камня от Рима[95], он поплатится головой».

(10) После такого его приказа иллирийские воины, подбежав, отнимают висевшие у них на боку и служившие для шествий короткие мечи, украшенные серебром и золотом, и, сорвав с них пояса, одежды и всякие воинские знаки, выгнали их. (11) Они же, вероломно преданные и захваченные хитростью, подчинялись — что было делать обнаженным против вооруженных и немногочисленным против многочисленных? Они ушли, сокрушаясь, и были рады дарованной им сохранности, но, схваченные позорным и издевательским образом, раскаивались в том, что пришли невооруженными. (12) Север прибегнул и к другой хитрости: опасаясь, как бы они после разжалования в отчаянии не побежали в лагерь и не взялись за оружие, он предварительно послал отборных, известных ему своей силой людей разными дорогами и тропинками, чтобы они незаметно вошли в лагерь[96], где не было ни одного человека, и, завладев оружием, не пускали бы тех, если бы те подступили. Такое наказание получили убийцы Пертинакса.

14. (1) Север же со всем прочим вооруженным войском вступает в Рим; при самом своем появлении он поразил и привел в ужас римлян своими удачными дерзновенными деяниями. Народ и сенат принимал с пальмовыми ветвями первого из людей и государей, бескровно и без труда завершившего столь великие начинания. (2) Все в нем вызывало удивление, больше всего — присутствие ума, стойкость в трудах, соединенная с твердой уверенностью, смелость в дерзновениях. После того как народ принял его со славословием и сенат приветствовал его при вступлении в город, он, поднявшись в храм Юпитера и принеся жертву, совершив, как это полагается го-{46}сударю, при благоприятных знамениях жертвоприношения в прочих храмах, удалился во дворец[97]. (3) На следующий день, явившись в сенат, он обращался ко всем с речами, очень благожелательными и преисполненными добрых надежд, приветствуя всех вместе и в отдельности, говоря, что он приходит как каратель за убийство Пертинакса; власть его послужит основанием для введения аристократии [98], и без суда никто не будет казнен и не лишится имущества[99]; он не потерпит доносчиков[100], но доставит подвластным полнейшее благоденствие и будет во всем поступать, соревнуясь с властью Марка, и будет иметь не только имя Пертинакса, но и его образ мыслей[101]. (4) Говоря так, он внушал большинству расположение и доверие к своим обещаниям [102]. Однако некоторые из старших, знавших его нрав, предсказывали втайне, что он — человек изворотливый и умеющий искусно браться за дела, в высшей степени способный прикинуться и притворно выказать все, что угодно, а также достигнуть того, что ему выгодно и полезно; это впоследствии и обнаружилось на деле.