Бриг «Артемида» - Крапивин Владислав Петрович - Страница 43

3

Была уже вторая половина дня. Над бухтой Пти Кю-де-Сак-Марен реял ровный ветер от норд-оста. Он приносил с берега запахи прелых водорослей и соленой рыбы (как на пристани в Турени). Выбрали якоря, подняли оба триселя. Общее мнение было таково, что если с фрегата и наблюдают за бригом, то едва ли поймут его маневры. Решат, что «Артемида» ищет более безопасное место стоянки. Никуда не денется!..

Бриг, оставляя слева горбатый мыс, осторожно двинулся в бухточку у городка Пуэнт-а-Питр. Курс – на колокольню. Видимо, жители не понимали, что за судно, выжидали: городок будто вымер. Кстати, заметно было, что он и правда изрядно разрушен.

У берега, на якоре и у причалов, перед домами, стояли несколько судов: три шхуны и даже один кораблик с остнасткой фрегата (маленький, правда, не то что «Коричневый бык»). Но и там не было никакого оживления.

Полковник стоял на юте рядом с матросом-рулевым. Иногда отодвигал его и сам брал шпаги штурвала…

Гриша и Поль устроились на баке, у станка носовой пушки. Пушка была не карронада, а другой конструкции, с длинным стволом. Называлась – «погонная» и служила для продольной стрельбы по убегающему противнику. Конечно, ни о каких погонях сейчас речи не было, самим бы ноги унести. Однако пушку, в отличие от карронад, решили не сгружать на лодки. На всякий случай…

Неподалеку от пушки матросы укрепляли на палубе кулибинский фонарь. Среди матросов был Семен Вялый. Гриша старался не встречаться с ним глазами. Он и раньше при встречах не смотрел на него и, когда мог, держался подальше. Вялый тоже отводил глаза. И сейчас надо было бы встать и уйти куда подальше, но не хотелось тревожить Павлушку. Тот хорошо так, уютно приткнулся к Грише, головой прислонился к его боку. Достал из-под рубашки бумажную ласточку, гладил по крыльям. Но пускать не решался…

Оба молчали, но молчание было не трудным, хорошим таким. Потом Павлушка еще раз погладил крылышки, выговорил вполголоса:

– Хирандель… – И вопросительно глянул снизу вверх, Грише в лицо. Тот с готовностью кивнул:

– Да… Ласточка.

Павлушка дотянулся до колеса орудийного станка. Глянул опять:

– Канон…

– Да. Пушка. Пуш-ка…

Поль засмеялся. Вытянул вверх палец:

– Дойж… – И смотрел вопросительно.

– Па-лец, – сказал Гриша. И показал на фока-трисель (он был виден с ребра и слегка полоскал, потому что шли круто к ветру): – Па-рус…

– Парус?… Вуаль…

Грише понравилась такая игра. Павлушке, видимо, тоже. Лучше, чем просто сидеть и молчать, если даже хорошо друг с дружкой. И они довольно долго развлекались, называя каждый по-своему то, что попадалось на глаза: чайку, матроса, церковь на берегу, пятку на босой ноге, корабельный колокол, сверкающий над форштевнем, облако, закрепленный на кат-балке якорь…

Потом Поль насупился, завозился, глянул виновато.

– Павлушка, ты чего?

– Гри-ша… пи-пи…

Это было тоже ясно без перевода. Наверно, одинаково на всех языках.

– Не беда… – заусмехался Гриша. – Идем…

Гальюн был поблизости. Оказавшись в дощатой клетке под бушпритом, Гриша взял у Поля ласточку, а потом, во время этого дела, придерживал малыша за плечи, чтобы тот не угодил головой в слишком широкое очко. Тот оправил рубашку, оглянулся. И вдруг сказал очень серьезно:

– Мерси.

Гриша хотел засмеяться, но почему-то лишь вздохнул:

– Силь ву пле…

Потом опять сидели они у пушки – играли в слова или молчали. Протянулся по правому борту и ушел назад городок.

Двигались медленно (остался лишь парус на фок-мачте и кливер). Иногда коротко уваливались под ветер или, наоборот, приводились. Наверно, Полковник искал безопасные проходы среди отмелей.

Наконец оказались в совсем узкой части бухты – шириною кабельтова два. Отдали якорь. В этот момент Гришу окликнул Егор Плюхин, вестовой командира:

– Гришуня, капитан кличет к себе, с мальчиком. Ужинать…

Гриша удивился: обычно он ужинал в кают-компании. Но вошел – и стало понятно. За столом в капитанской каюте сидел Полковник. Поль, конечно, должен был ужинать со стариком, а Гришу позвали, чтобы маленький гость не скучал.

За столом Павлушка вел себя робко, даже съеженно, однако с ложкой, ножом и вилкой управлялся умело. Надо же, такой «дикарёнок» с виду, а ест как городской мальчик. Наверно, Полковник научил…

Полковник ел мало и быстро. Покончил с вареными бобами и мясом, пригубил вина и что-то сказал капитану. Поднялся. Гарцунов кивнул и тоже встал. Полковник шагнул к дверям. Капитан задержался. Вполголоса обратился к Грише:

– Ужинайте не спеша… Спасибо, что занимаешь мальчика. Полковнику некогда, а один малыш затосковал бы…

Гриша опустил глаза. Он вовсе не «занимал» Павлушку. Он… всего лишь хотел быть рядом с ним.

Что удивительного? Один истосковавшийся среди взрослых людей мальчик встретил другого – которому тоже было нелегко. Хотя и разные по годам, а все равно потянулись друг к другу. Впрочем, это взрослые дали бы такое разумное объяснение. А ребята, они просто…

– Гри-ша… – Поль глянул чуть лукаво, достал из-под рубашки ласточку, остреньким клювом ткнул ее в разварившееся бобовое зерно: видишь, она тоже ужинает! И оба стали смеяться – все громче и веселее. Взрослых рядом нет, можно поиграть без робости… И забыть на минуту про капитана Ансу и про охотников за Матубой…

Ривьер-Сале

1

Солнце раскраснелось, разбухло и вертикально упало в черные заросли. Сразу стало темнеть. Замигал каким-то рыжим огнем маячок Пуэнт-а-Питр. Может быть, он хитрым способом сигналил фрегату «Коричневый бык» о том, что русские замыслили небывалое? Но вряд ли жители городка догадывались о планах «Артемиды». Знали о них лишь владельцы рыбачьих лодок – в нарастающем сумраке лодки эти – с желтыми фонарями на носу – бесшумно подходили к бригу от западного берега. Видимо, Полковник подал им тайный сигнал. Все делалось молча и слаженно.

Двенадцатифунтовая карронада – малютка по сравнению с орудиями на крупных кораблях. Но и ее вес для человеческих сил – ого-го какой! Почти двадцать пудов. Подними-ка такую пушечку! Приподнимали каждую по шесть человек, обхватив чугунное тело тросами – сзади (на чугунной шишке, называемой «виндгард»), у выступа на дульном срезе и посреди ствола. Через орудийный люк спускали на веревках с блоками в подошедшую лодку. Лодка сразу оседала, потом отходила, послушная негромким командам Полковника…

Офицеры командовали матросами, но видно было, что делают это неохотно. Новосельский сказал вполголоса (когда рядом не было капитана):

– Такое чувство, будто меня самого, неживого, спускают с борта для похорон…

– Ладно вам. И без того тошно, – отозвался мичман Сезаров.

Карронады, однако, были спущены быстро и без суеты. Капитан приказал ставить весла. Он стоял на юте рядом с Полковником. Звезды над палубой разгорались удивительно ярко – по сравнению с ними лодочные фонари казались желтыми свечками.

Гриша и Павлушка держались у грот-мачты, наблюдая за работой матросов, никому не были помехой. Но гардемарин Невзоров, суетливо проходя мимо, сказал:

– Идите в каюту, не путайтесь под ногами. Один может лечь на мою койку, я спать все равно не буду…

– Какой ты весь из себя командир. Прямо адмирал, – откликнулся Гриша.

В каюту они с Полем не пошли, там было душно. Гриша вытащил свою постель на палубу и расстелил на привычном месте – у стыка фальшборта с кормовой надстройкой. В трех шагах от них, у прорезанного в фальшборте полуклюза, возились с тяжелым веслом три матроса. Но мальчишки им не мешали. А матросы не мешали мальчишкам. Гриша расстелил пошире постель на досках, места хватило двоим. Лежать не хотелось, сели рядышком, Поль опять притиснулся к Гришиному боку. Будто давний маленький знакомый с Ляминской улицы, вроде Агейки, или даже братишка (которого у Гриши никогда не было). И дышал еле слышно.