Пора, мой друг, пора - Аксенов Василий Павлович - Страница 31

– Катера-то? – усмехнулся парень. – Это, старик, дело темное. Давай познакомимся сперва. Югов Сергей.

– Горяев, – представился Горяев и добавил: – Юра.

Они пожали друг другу руки.

– Вот что, Юра, – таинственно сказал Сергей. – Слушай меня. Есть у меня энская плавединица, понял? Я на ней моторист. Так вот, я сейчас поеду в затон, а в двенадцать ноль-ноль мы подойдем к дебаркадеру на одну секунду. Специально за тобой, понял? А рейсового катера не жди – затолкают.

– Вас понял, – улыбнулся Горяев.

Снова они взялись за торт, но одолеть оставшуюся четвертушку никак не могли.

– Только я не один, Сережа, – сказал Горяев. – Девушка там у меня в зале ожидания.

– Девушка? – Сергей задумался и почесал подбородок. – Может, поможет нам она?

Он показал на торт, но Горяев засмеялся, сказал, что вряд ли. Они бросили ложки и пошли к выходу». Возле дверей Сергей Югов поднял с пола тяжелый рюкзак и взвалил его на плечо.

– Где твоя девушка? – спросил он в зале ожидания.

Горяев показал на Таню, которая уже не читала, а задумчиво глядела в окно.

– Вот эта? – Сергей взглянул на Таню и пошел к выходу на берег. – Значит, в двенадцать ноль-ноль! – крикнул он Горяеву, обернувшись.

Горяев подошел к Тане и рассказал ей о новом своем знакомом и его обещании подбросить их до строительства.

3

Честно говоря, немного подташнивало меня от этого проклятого торта, а иной раз, извини, и отрыжка появлялась прогорклым маслом. Я дошел до палатки, взял пачку «Луча» и стал курить, чтобы отбить этот вкус. Вообще-то я не курю, разве что когда выпьешь с товарищем, стрельнешь у него одну-другую папироску, чтобы разговор лучше шел.

Так вот, дымя «Лучом», я и отправился к автобусной остановке. На остановке под навесом сидели женщины-матери, а на стенке висел плакат, синий такой, и дохлая кобыла на нем нарисована. Гласил плакат о том, какое количество никотина убивает наповал лошадь. Вроде бы, значит, тонкий намек на толстые обстоятельства – раз, мол, лошади столько надо, чтобы окочуриться, то человеку и того меньше. Вообще-то недодумал художник: лошадь к никотину непривычная, а люди есть такие, что дымят без остановки, как буксиры-угольщики.

Рядом с этим зловредным плакатом висело объявление об оргнаборе рабочей силы на Таймыр. Требовались там и механики, и мотористы – в общем и мне бы нашлась на Таймыре работенка. Вот дела, везде эти объявления висят, куда ни приедешь. Помню, в Пярну мы с Валькой Марвичем прочли объявление о наборе сюда, а здесь, оказывается, уже и на Таймыр ребят набирают. Чего-чего, а работы у нас хватает.

А может, в самом деле на Таймыр отсюда махнуть? Достроим здесь заводик, можно и туда податься. Полярные надбавки – это дело, да и посмотреть на те места соблазнительно.

На шоссе здесь, у них, в областном центре, непорядок, грязь и колдобины. Неужели грейдером нельзя пройтись? У нас, в Бере-зани, и то чище, хоть там и самосвалы двадцатипятитонные по шоссе гоняют.

Появился автобус, весь заляпанный и тихий. Видно, остерегался шофер в кювет посадить пассажиров.

Погрузился я в автобус со своей олифой и доехал до остановки Васильевский затон. От остановки до затона – путь мне через лес.

Что я люблю – это ходить через лес. Приятно было идти по дороге, хоть лес здесь и не такой, как в Ярославской области, откуда я родом, не такой веселый. В здешних лесах больше мрачности, особенно по такой-то погоде.

Тут – как будто маслом по сердцу – выглянуло солнышко. Осины слева задрожали, а елки справа стоят важные и неподвижные. Лужи стали голубыми, и кукушка в чаще квакнула пару раз. Сколько жить мне еще на нашей мирной планете?

– Ну-ка, старая ведьма, начинай отсчет! – крикнул я кукушке.

А она, зараза: «Ку-ку, ку-ку» – и молчок. Два года всего, значит. Это меня не устраивает.

– Давай сначала! – крикнул я.

«Ку-ку, ку-ку» – и снова молчок. Опять два раза. Может быть, война через два года налетит, и я, значит, того... смертью храбрых под каким-нибудь «Поларисом»?

Я прямо зажмурился, когда вообразил, как начнутся подводные залпы ракетами, как они начнут нас долбать, а мы их двойным ударом, веселые будут дела! А мне надо дочку еще воспитывать, в детсад ее по утрам водить, и пацана хочу заиметь; заводишко этот не раньше чем через год достроим, а на Таймыре дел тоже невпроворот – ну, уж фигу вам с маслом!

– Давай сначала! – заорал я опять кукушке, этой старой лесной дешевке, которой самой-то небось не меньше ста лет, которая небось видела здесь черт-те что, партизан, наверно, видела и колчаковских белогвардейцев, да еще собирается небось пожить сотняшку-другую.

Ну, тут она испугалась, наладилась, начала работать на полных оборотах: «Ку-ку, ку-ку, ку-ку». Уже за двадцать перевалила; дочка моя на третий курс перешла в Московском государственном университете, а пацаненок экзамены сдает на аттестат зрелости, грубит уже мне, щенок, на девчонок стал заглядываться...

– Давай, давай! – крикнул я старой птице. – Мотай дальше!

Пока из леса вышел, со счета сбился. Вроде на восьмой десяток перевалило. Хватит, старой калошей шлепать тоже неинтересно. Собирайте гроши на поминки, чтоб все было как у людей. Поплачьте малость, это невредно. Умолкла. Нашли мы с ней контакт. Плачьте, мои товарищи, старые друзья, это невредно. А впрочем, может, еще десятку добавить?

– Ну-ка, давай! – сказал я тихо, и она мне еще десятку отстукала, порядок.

Я посмотрел с бугра вниз на затон и увидел, что катер наш «Балтика», 0-138, в полном порядке, стоит себе среди разного деревянного и ржавого железного хлама. Мухин и Сизый заметили меня на бугре и стали руками махать: быстрей, мол. Мухин, капитан наш, старый морячина, тоже балтийский, а Сизый, матрос, молодой местный пижон.

Всю осень и зиму, как приехали мы сюда с Валькой Марвичем, мы втроем ремонтировали этот катер, можно сказать, строили его заново: мотор перебрали, обшивку даже клепали и варили заново. Ничего, не обижало нас начальство – оклады дали по летнему тарифу, по навигационному, и премиальные спускали, по полторы сотни выходило чистых. Сизому, понятно, меньше, как неквалифицированному пижону.

И вот сейчас катер наш был на плаву, мощненький такой, осталось только его покрасить. За олифой я и ездил на пристань.

– Олифу достал? – спросил Мухин.

– За кого вы меня принимаете, товарищ Мухин? – сказал я. – Югов сказал: достану – значит, достанет.

– Значит, покрасим? – смекнул Сизый.

– Верно ты сообразил, – говорю ему. – Значит, покрасим.

– Давай заводи свой патефон, – буркнул Мухин.

Я полез в свое отделение, запустил машину. Все у меня было в порядке, прямо сердце радовалось.

Побежала наша «Балтика» по сибирской реке. Я поднялся наверх и зашел в рубку к Мухину.

– Мухин, – говорю ему, – подойди на секунду к дебаркадеру.

– Нет уж, – отвечает Мухин, – там эта публичка навалится, а у нас груз.

– Тихонько подойди. Кореша одного надо прихватить с женой.

– Ладно, – говорит Мухин. – Только на айн момент.

Когда появился перед нами голубой дебаркадер, я посмотрел на часы. Точно подходили, как я и обещал Юрке Горяеву, точно в двенадцать ноль-ноль.

Юра и девушка эта самая стояли на палубе дебаркадера ближе к корме и всматривались в нас. Я махнул им.

Когда подошли, Юрка тотчас же бросил на палубу свой чемодан, и девчонка свой тоже бросила. И оба прыгнули к нам. Неплохо это было сделано. Мы сразу же отвалили, публика только заорать успела.

– Знакомьтесь, – сказал Юра.

– Очень приятно, Таня, – сказала девчонка и руку мне протянула.

– Югов Сергей Иванович, – сказал я, нахмурясь.

Всегда я хмурюсь, когда с красивой девчонкой знакомлюсь, не пойму отчего. По отчеству себя величаю, пень.

– Вот это чувиха! – шепчет мне Сизый.

– Не шепчи! – тихо рявкнул я на него и полез зачем-то в свой отсек.

Клапана мне надо было посмотреть, вот зачем полез. Покрутился я с клапанами этими пяток минут – и опять наверх. Нужно мне было рассмотреть эту Таню как следует. Гляжу, Сизый уже с ней сидит, травит ей потихонечку.