Пора, мой друг, пора - Аксенов Василий Павлович - Страница 22

5

Сезон давно уже был на исходе, но тут вдруг выдалось несколько жарких ясных дней, и последние гуляки устремились на пляжи, на водные станции, в леса.

Для Тани это был прощальный день: съемки закончились, почти все разъехались, в городе оставалась еще только маленькая группа операторов по комбинированным съемкам да кое-кто из администрации. И Таня завтра должна была лететь в Москву.

Солнце уже клонилось к закату. Оно висело в виде красного шара над ясным и бодрым морем, обещая назавтра ветер и еще более резвые, чем сегодня, волны.

Таня в купальном костюме сидела на мостках яхт-клуба, свесив ноги. Она разглядывала свои руки. Все же она загорела за лето довольно сильно. Конечно, это не южный загар. У южного загара совсем другой оттенок, южный – йодного цвета, здесь же загар красноватый, нестойкий, но все-таки...

За спиной у нее раздавался стук шарика и короткие яростные возгласы. Эдуард и Миша сражались в пинг-понг. Эдуард накатывал, Миша подрезал. Рядом с Таней сидел Кянукук, высохший, как индус. Он обхватил ноги руками, положил подбородок на колени и мечтательно смотрел в море. Кто знает, что он видел в этот момент, должно быть, разные романтические образы: Фрэзи Грант, Ассоль и так далее. Верхняя губа его неприятно шевелилась.

– Мечтаешь, Витя? – спросила она.

– Лето кончается, – вздохнул он. – Жалко.

Она повернулась и положила ему локоть на плечо. Он вздрогнул, словно от тока, и сжался.

– Ты продолжаешь переписываться с Марвичем? – спросила она.

– Да. Только что получил. Он собирается уезжать куда-то в Сибирь.

Таня посмотрела в море. Катер уже появился из-за мыска. Он тащил за собой бурун, а еще дальше за катером летела смуглая фигурка – это был Олег.

– А тебе он не сообщил об отъезде? – спросил Кянукук.

– С какой стати? – Таня дернула плечиком.

– Ну, как же... – пробормотал он. – Ведь вы все-таки...

На спине его под Таниным локтем дрожали мышцы. Она сняла руку и встала.

– Ах, во-от как, – протянула она. – Ты тоже посвящен в наши тайны. Ну, это все в прошлом.

– Ты завтра уезжаешь? – спросил Кянукук, глядя на нее снизу.

– Да.

Она смотрела на катер.

– Я тоже, наверное, скоро уеду, – сказал он.

– Ну, что ты там еще придумал?

– Должно быть, уйду в Атлантику, на плавбазу.

– Бездарно, – сказала она. – Раньше у тебя лучше получалось.

Уже был виден летящий в пене Олег, концы его лыж, мускулы, напряженные до предела, закинутая в счастливом хохоте голова.

Подошли Эдуард и Миша.

– Сделал я Мишу, – похвалился Эдуард.

– Просто я отрабатывал защиту, – отбрил Миша.

– Прыгнули? – предложила Таня.

И они втроем прыгнули. Кянукук остался сидеть на мостках. Он видел, как они ушли в глубину и как потом пошли вверх, как колебались в воде их тела, как вынырнули на поверхность головы. Всегда, когда он видел ныряльщиков, его охватывали зависть и уныние – он не умел плавать.

– Прыгай, Кяну! – крикнул Эдуард.

Он помотал головой:

– Не хочется. Горло болит.

– Да он плавать не умеет! – засмеялась Таня.

Она схватилась за поручни железной лесенки и наполовину вылезла из воды.

В треске мотора, в шорохе, в свисте, в потоках воды, в брызгах налетел бронзовый бог Олег. Таня подняла руку, приветствуя его.

Мало что изменилось у них с того дня. Таня сама не понимала, что сдерживает ее. Она ругала себя дурой, мещанкой, кляксой; так и юность пройдет, и нечего будет вспомнить. Какая она актриса, она обыкновенная курочка-ряба. Тоски по Марвичу давно уже нет, убеждала она себя, все это дело прошлое и ненужное, и она ему не нужна, уж он-то небось развлекается, как хочет... Она любовалась Олегом каждую минуту: вот тот самый парень, который нужен ей сейчас, в Москве она придет с ним в ресторан ВТО, и все буду глядеть на них и шептаться: он юноша, герой, муж, разбойник и защитник – то, что надо. Но что-то останавливало ее, что-то в Олеге настораживало, отталкивало, и она, сама того не замечая, начинала с невинным видом язвить, вышучивать его. Олег в такие минуты совсем выходил из себя, страдала его честь. Он становился жалок, когда при Мише и Эдуарде начинал разыгрывать из себя ее властелина, победителя. Она не мешала ему этого делать, понимая, что значит для него авторитет у этих людей. Вот это еще очень смешило ее.

Недавно он пришел и с небрежной улыбкой сказал:

– Старуха, я сообразил, что именно такая женщина, как ты, нужна белому человеку.

– Что это значит?

– Хочешь, я женюсь на тебе?

Она вспомнила Марвича, усмехнулась и медленно проговорила:

– Они прожили вместе сто лет и умерли в один день. Такая программа, да?

– Ну, зачем же так?! – вскричал он. – Просто поженимся, и все. Свадьба там и прочие мероприятия. Батя купит нам однокомнатную квартиру в кооперативе. Представляешь, как мы будем жить? Свобода и любовь!

– Представляю.

Иногда они говорили «на серьезные темы».

– Я многого добьюсь, вот увидишь, – говорил он.

– Кулаками? – спрашивала она.

– Ну нет. Посмотрела бы ты мою зачетную книжку – только высшие баллы.

– Ах ты, мой отличник!

– Не смейся, мне это нужно. Понимаешь, батя мой – шишка на ровном месте, и поэтому я живу так, как другие не могут. Но в нашем обществе посты не передаются по наследству, и знания свои батя не может мне завещать. Поэтому надо самому соображать, как вырваться на орбиту. Батя мне передал кое что – свою силу и хватку, вот что. Я ведь наблюдаю за ним.

Ей становилось неприятно, страшно, но она гнала от себя страх.

– Ты еще мальчик, Олег.

– Нет!

– Ты просто красивый мальчик.

– Нет, нет, ты ошибаешься!

...Все они вылезли на мостки и заплясали на них, радостные от молодости, от легкости и силы. Брызги слетали с них, и Кянукук стал мокрым. Он тоже плясал.

Миша включил приемник, нашел какую-то музыку и сообщил, что это новый танец «босса-нова». Миша всегда был в курсе всех новинок. Он показал, как танцуют «босса-нову», и все сразу усвоили эти нехитрые па. Эдуард пригласил Таню, а Олег пригласил Кянукука. Две парочки стали отплясывать на мостках, Миша хлопал в ладоши.

Потом они пошли обедать. Решено было веселиться остаток дня, весь вечер и всю ночь до утра, прямо до Таниного самолета.

За обедом на открытой террасе кафе они взяли коньяку, захмелели, ели много и вкусно, шумно разговаривали.

Солнце краешком уже задело воду. От горизонта прямо в кафе катились красные волны. За стеклом был виден саксофонист в темных очках. Он задумчиво выводил какую-то неслышную здесь мелодию.

Они сидели за столом, поднимали рюмки, подмигивали друг другу.

– На Гавайских островах любимый спорт – плаванье по волнам на доске. Безумно сложная штука, – говорил Олег.

– Я помню, был на соревнованиях во Львове. Так вот, выдали нам талоны на питание, а мы с Гошей Масловым... – рассказывал Эдуард.

– Таня, у тебя в Москве много подруг? – спросил Миша.

– Наш режиссер тиран, невозможный тип, – жаловалась Таня.

– Конечно, доска не простая, специальной выработки, стоит тысячу долларов.

– А Кольчугин – это просто террорист.

– А Гошка Маслов – страшный заводила.

– У меня есть идея в зимние каникулы снять хату под Ленинградом.

– Главное, не упасть и стараться держаться на гребне волны.

– Так мне все надоело, а еще павильоны, озвучивание, ужас!

– У них там плешка возле памятника Мицкевичу.

– К Новому году, думаю, у нас будет мотор.

– Важно не потерять доску. Это позор для спортсмена.

– Вчера опять звонили из Ленинграда.

– А они, понимаешь, любительницы кофе с коньяком.

– Вы видели новую модель «Москвича»?

– Эта традиция идет еще от древних гавайцев.

– Крутят тебя, как куклу, перед камерой.

– Ну, ясное дело, он ей делает «ерша».

– Отличная отделка. Корпус типа «фургон».

– Как вы думаете, смог бы я проплыть на доске? – спросил Олег.