Царство Флоры - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 24

По поводу Флоранс у Тихомирова было свое собственное, отличное от прочих мнение. Он, например, считал, что ее влияние, несмотря на больную неустойчивую психику, на Балмашова огромно. Он помнил, каким был Балмашов до своей женитьбы на Флоранс. Он был иным, а сейчас он кардинально изменился. И виноваты в этом были бедняжка Флоранс и ее гениальный властный отец, ради знакомства и близости с которым — близости духовной, творческой — этот брак и был заключен Балмашовым.

Отец Флоранс, мсье Эрве, был одним из самых известных, самых прославленных флористов не только Франции, но и Европы. Официально он занимал должность главного хранителя садов Медичи, разбитых вокруг знаменитого замка Шенонсо в Луарской долине. Они с Флоранс проживали в особняке, расположенном в замковом парке, а в Париж, Ниццу, Лион, Брюссель и Лондон наезжали, только когда мсье Эрве оформлял и декорировал цветами праздничное убранство Елисейского дворца во время торжеств и государственных приемов, свадьбы и похороны сильных мира сего, многочисленные флористические карнавалы, дни рождения королевских особ и тому подобное. Замок же Шенонсо он любил всем сердцем, под его руководством там регулярно менялись флористические композиции во всех залах. Ими замок славился не меньше, чем, например, покоями знаменитой Дианы де Пуатье или же подлинниками Мурильо и фламандскими гобеленами.

Тихомиров отлично помнил тот день — дождливый и осенний — четыре года назад, когда они с Балмашовым впервые приехали в замок Шенонсо к знаменитому мастеру. Он особо и не хотел это помнить — не был он человеком сентиментальным, чувствительным, но замок и его сады так и стояли у него перед глазами. Аллея платанов, багрянец листвы, серые стволы в пелене дождя, зеленые куртины с геометрическими черными пятнами — осенью в садах Медичи выкапывали луковичные и сажали «зимники». Белое, ажурное, устремленное ввысь здание с округлыми башнями, стрельчатыми готическими окнами, украшенное знаменитым мостом-галереей, перекинутым с одного берега реки на другой. Шум воды в аркадах моста, огромный и старый ливанский кедр, посаженный возле замка кем-то из королей, кроной своей — хвойным шатром — подпирающий пасмурное небо. В этом замке даже такому несентиментальному, прагматичному человеку, каковым всегда считал себя Тихомиров, страстно хотелось остаться навсегда. Жить, позабыв обо всем — о жене, о детях — старшей дочке Саше и двоих близнецах Сереже и Мите. Что же было говорить тогда о Балмашове, который тогда вообще бредил наяву… бредил замком, его садами, тайнами ремесла. Войти своим в это во все — в это чужое царство — можно было лишь одним-единственным способом. И Балмашов этот способ нашел. Он не упустил своего шанса. И за это Тихомиров мысленно ему аплодировал и опять же мысленно снимал перед ним шляпу.

Увы, о том, что у единственной дочери мсье Эрве мадемуазель Флоранс не все в порядке с головой, в замке Шенонсо знали все от мала до велика. Тогда ей уже исполнилось сорок, и она постоянно лечилась. Балмашов был ее моложе на пять лет. О своем намерении жениться он объявил мсье Эрве, естественно, не сразу, надо же было соблюсти приличия. Но Тихомиров знал, что друг детства решился на этот шаг, едва только увидел замок Шенонсо и те перспективы, который он открывает во всем — и не только в цветочном бизнесе.

А Флоранс… бедняжка-сорокалетка Флоранс… она сразу же прилипла к Балмашову, как смола, как липучая короста. Они разлучались только на то время, когда она возвращалась к отцу, который один только мог заставить ее лечь в клинику, чтобы пройти очередной курс лечения. Кажется, у нее была вялотекущая шизофрения, но Тихомиров в эти нюансы не вникал. И Балмашова в связи с Флоранс он особо не жалел. Он только замечал перемены в его характере и поведении.

Домой к семье в этот вечер Тихомиров приехал поздно. Жена с детьми и няней жили в это лето на даче, которую Тихомиров снял для них в Яковлеве, опять-таки на Клязьме. Близнецы-трехлетки Сережа с Митей уже спали, а пятилетняя Саша смотрела вместе с няней по телевизору фильм «Полицейская академия», забавно клюя носом. Тихомиров загнал «Ниссан» на участок, запер ворота, поднялся на террасу. Дочка потянулась к нему, он вскинул ее на руки, поцеловал.

— Что ж ты делаешь, разбойница? Чего не спишь?

— Тебя жду. А Сережка с Митькой снова дрались сегодня, — шепотом ябедничала Саша ему на ухо, обнимая жаркими пухлыми ручками за шею.

— Светлана, а Дарья Денисовна где? — спросил Тихомиров няньку.

— Наверху. Сердитая что-то.

Тихомиров усадил дочку на диван.

— Саше давно пора спать, — сказал он. — Вы-то куда смотрите?

Он поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, где была их с женой спальня.

Жена, укрытая с головой простыней, лежала на широкой кровати. В спертом воздухе витал запах джина.

— Где ты был? — спросила она глухо. — Я спрашиваю тебя, где ты опять шлялся так поздно? С кем? Новую б… себе завел? Ну, признайся же, завел, да?!

Тихомиров прислонился лбом к косяку. Представил себе дурочку Флоранс, бедняжку Флоранс. Как она подносит зажигалку к сигарете Балмашова в кротком экстазе преданности, словно жрица или христианская мученица.

Глава 12 ХОЛОДНЫЙ ПОТ

На оперативке на следующий день Никита Колосов огорошил шефа настойчивым требованием подключения к раскрытию двойного убийства в Больших Глинах сотрудников оперативно-технического отдела.

— Нужны две сменные машины круглосуточного наблюдения вот по этому адресу: Москва, Долгоруковская улица, фигурант, точнее, фигурантка проживает в квартире на восьмом этаже. Это некая гражданка Пегова Фаина Игнатьевна, москвичка, возраст — тридцать три года.

Шеф — человек мудрый и бывалый — на это ответил:

— После совещания останешься и доложишь все подробно, а там и решим насчет наружного.

Колосов остался и доложил. Нет, конечно же, о личной встрече с Катей в баре на углу Покровки и Чистых Прудов он умолчал. Умолчал и еще об одном странном происшествии, случившемся уже позже, ночью, когда он проводил Катю домой. Он просто проинформировал шефа о том, что по «оперативным данным» установлена связь Бойко-Арнольда с этой самой гражданкой Пеговой Фаиной, проживающей на улице Долгоруковской в Москве.

— Она что, эта Пегова, ранее судима? — уточнил шеф.

И тут Колосов изложил данные, полученные буквально перед самой оперативкой из информационного центра. Утром он сделал там запрос относительно новой фигурантки. И ответом банка криминальных данных был крайне заинтригован.

— Сама Пегова не судима и не привлекалась к уголовной ответственности. Но вот тут из ИЦ информация на ее отца. Пегов Игнатий Львович, 1935 года рождения, уроженец Днепропетровска, он же Самсонов, он же Скрипченко, он же Головнюк. Кличка Король. Один из известнейших и влиятельнейших столичных скупщиков краденого в семидесятых-восьмидесятых. Специализировался на приобретении похищенного антиквариата и драгоценностей. Две судимости, кроме этого, проходил подозреваемым по нескольким уголовным делам — разбойным нападениям на квартиры с целью похищения опять же антиквариата и ювелирных изделий. Он проходил именно как скупщик. В том числе неоднократно допрашивался и по делу об убийстве актрисы Зои Федоровой. Последний раз был осужден в 84-м за спекуляцию чеками тогдашнего валютного магазина «Березка», он и раньше подобные аферы проворачивал.

— Он жив? — спросил шеф.

— По нашим данным, три года назад умер в Саратове, где проживал после освобождения. Дочь его, как выяснилось, живет в Москве в собственной квартире. С 84-го года Пегов находился с ее матерью в разводе. Однако она его единственная дочь. И Бойко-Арнольд, а возможно, и Суслов — Аркаша Козырной — поддерживали с ней отношения. Что это были за отношения, я и хотел бы выяснить. И вообще, понаблюдать за этой дамочкой. Насколько я знаю, — Колосов хмыкнул, — о ее папаше в прошлом много разных слухов ходило. Скупщик краденого он еще тот был и никогда своих подельников не сдавал и секретами не делился. Возможно, он хранил какие-то ценности еще с прошлых дел, перед смертью рассказал об этом дочери. Во всяком случае, думаю, что интерес таких, как Бойко и Суслов, к ней был неслучаен.