Символика креста - Генон Рене - Страница 2

Этот символический характер, общий для всех исторических фактов, должен быть особенно ясным для тех, кто занимается «священной историей»; в частности, и самым поразительным образом, он обнаруживается во всех обстоятельствах жизни Христа. Если читатель уяснил себе вышеизложенное, то он сразу же увидит, что такой подход отнюдь не дает оснований отрицать реальность евангельских событий и трактовать их как простые «мифы»; напротив, эти события должны были быть именно такими, а иначе и быть не могло; можно ли приписать священный характер тому, что лишено всякого трансцендентного значения? В частности, то, что Христос умер на кресте, обусловлено, можно сказать, символическим значением, присущим кресту, которое всегда признавали за ним все традиции; таким образом, ни в чем не умаляя исторического значения креста, можно рассматривать его как производное от самого этого символического смысла.

Второе следствие закона соответствия — это множественность значений, заключенных в каждом символе: в самом деле, каждая вещь может рассматриваться как выражение не только метафизических Первопринципов, но также и реальностей всех уровней, располагающихся выше ее уровня, пусть и не столь существенных; ибо эти реальности, от которых она также зависит более или менее непосредственно, играют по отношению к ней роль «вторичных причин»; а следствие может всегда в той или иной степени пониматься в качестве символа причины, поскольку все это лишь выражает нечто присущее самой природе данной причины. Эти многочисленные и расположенные в порядке иерархии символические значения нисколько не исключают друг друга, как и буквального понимания; напротив, они находятся в совершенном взаимном соответствии, поскольку выражают в реальности приложения одного и того же принципа к различным уровням существования; таким образом они дополняют и подкрепляют друг друга, сливаясь в гармонии полного синтеза. Именно это делает символику языком гораздо менее ограниченным, чем обычный язык, и единственно способным к выражению и сообщению некоторых истин; открывая этим действительно безграничные возможности понимания, он представляет собой по преимуществу язык посвящения, необходимое средство для передачи любого традиционного учения.

Крест, следовательно, как и всякий символ, многозначен; но в наши намерения не входит рассматривать здесь в равной мере все его значения, и мы лишь укажем на них при случае. Главным же образом мы будем иметь в виду метафизический смысл, первый и наиболее важный из всех, поскольку это, собственно, и есть изначальный смысл, — все остальное представляет собой лишь несущественные и вторичные применения; и если нам придется рассмотреть некоторые из них, то лишь с целью возвести их к метафизическому уровню; ведь только он делает их ценными и правомерными, в соответствии с концепцией, полностью забытой современным миром, — концепцией «традиционных наук».

Глава I. МНОЖЕСТВЕННОСТЬ СОСТОЯНИЙ СУЩЕГО

Любое сущее — будь то человек или кто-либо иной, — очевидно, может быть рассмотрено с безгранично многих точек зрения — весьма различных по важности, но одинаково правомерных каждая в своей области, — при условии, что ни одна из них не тяготеет к выходу за собственные пределы, а тем более не претендует на исключительность, приводящую к отрицанию всех остальных. Хотя это и верно, хотя, следовательно, ни за одной из этих точек зрения, пусть даже самой второстепенной и заурядной, нельзя оспаривать места, которое принадлежит ей в силу ее соответствия какой-либо возможности, все же, с другой стороны, очевидно, что с точки зрения метафизической — единственной, которая нас здесь интересует, — рассмотрение сущего в его индивидуальном аспекте неизбежно недостаточно, ибо метафизическое равнозначно всецелому. Ни одно учение, которое ограничивается рассмотрением индивидуальных сущих, не заслуживает наименования метафизического, каковы бы ни были его значение и ценность в других отношениях; такое учение может быть названо просто «физическим» в первоначальном смысле этого слова, поскольку исследует исключительно область «природы», т. е. мира проявленного, к тому же с оговоркой, что оно рассматривает лишь формальное проявление или, в еще более узком значении, одно из состояний последнего.

Индивидуум, отнюдь не будучи сам по себе абсолютной и полной целокупностью — какой его хотели бы видеть большинство западных философов, и во всяком случае все современные философы без исключения, — представляет собой в действительности лишь относительное и фрагментарное единство. Это не замкнутое и самодостаточное целое, «закрытая система» вроде лейбницевской «монады»; употребляемое в данном смысле понятие индивидуальной субстанции, которому эти философы приписывают столь важное значение, не содержит никакого собственно метафизического смысла. По существу, это не что иное, как логическое понятие «субъект»; и хотя оно, вероятно, может широко употребляться в этом смысле, его нельзя на законных основаниях перенести за пределы этой узкоспециальной точки зрения. Индивидуум, даже взятый во всей его возможной широте, не есть целокупное сущее; он представляет собой частное состояние проявленного сущего, — состояние, подчиненное особым и определенным условиям существования и занимающее определенное место в безграничном ряду состояний целокупного сущего. Лишь наличие формы среди этих условий существования характеризует данное состояние как индивидуальное; впрочем, разумеется, данная форма не обязательно должна пониматься как пространственная; ведь она является таковой только лишь в телесном мире, поскольку пространство есть одно из условий, определяющих последний.[4]

Здесь мы должны напомнить, хотя бы кратко, фундаментальное различие между «Самостью» и «Я», или «личностью» и «индивидуальностью», относительно которого мы уже дали все необходимые разъяснения.[5]

«Самость», говорили мы, есть трансцендентный и постоянный первопринцип; проявленное же существо, например человек, является лишь его временной и случайной модификацией, которая к тому же никоим образом не затрагивает сам первопринцип. Неизменный по своей собственной природе, он развертывает свои возможности в нескончаемом множестве всех модальностей реализации, или различных состояний целокупного сущего, причем каждое имеет свои ограничительные и определяющие условия существования; и лишь одно из них составляет часть или скорее частную обусловленность того сущего, коим является «я» или человеческая индивидуальность. Впрочем, это развитие, по сути, предстает таковым лишь постольку, поскольку его рассматривают в аспекте проявления, вне которого все непременно пребывает в совершенной одновременности, в «вечном настоящем»; вот почему постоянная актуальность «Самости» этим развитием не затрагивается. «Самость», таким образом, — это первопринцип, благодаря которому существуют — каждое в своей области или на своем уровне — все состояния сущего. Это распространяется не только на проявленные индивидуальные сущие — такие как состояние человека или надиндивидуальные состояния, т. е., другими словами, оформленные и неоформленные, но также — хотя слово «существовать» звучит в данном случае неуместно, — на состояния непроявленные, которые включают и все возможности, по своей природе не способные ни к какому проявлению, и в то же время — сами возможности первичного проявления; но эта «Самость» бытийствует лишь сама для себя: в целокупном и неделимом единстве ее собственной внутренней сущности нет и не может быть никакого первопринципа, внешнего по отношению к ней.

Мы только что сказали, что слово «существовать» не может быть, собственно говоря, применено к непроявленному, т. е. в целом к первичному состоянию; в самом деле, взятое в своем этимологическом смысле (от латинского ex-stare), это слово указывает на сущее, которое зависит от принципа, иного чем оно само, или, иначе, не имеющее в самом себе достаточного основания, т. е. случайное, каковым является проявленное сущее (Ex-stare — выступать из себя, за свои собственные пределы (лат.). — Здесь и далее примечания переводчика)». Говоря об Экзистенции, мы, следовательно, подразумеваем всеобщее проявление со всеми содержащимися в нем состояниями или уровнями; каждый из безграничного множества уровней в равной степени может быть обозначен как «мир»; но данный термин неприменим к уровню чистого Бытия — принципу всякого проявления, который сам остается непроявленным, — а тем более к уровню, находящемуся за пределами самого Бытия.[6]