Скандальная связь - Герн Кэндис - Страница 3

Ричарду потребовалось сделать над собой усилие, чтобы сдержать слезы.

— Дед…

За несколько минут он смог произнести лишь это. И все же радость, показавшаяся в синих глазах старика, согрела его сердце.

Они немного поговорили о Тулузе, потом перешли к Грейшотту.

— Печальное наследство, — произнес граф хриплым голосом. — Как бы мне хотелось сделать для тебя нечто большее, чем просто оставить эту дорогую кучу камней.

— Я люблю эту старую кучу, дед, и сделаю все, что смогу, чтобы ее восстановить.

В тот момент больной немного разволновался, сиделка замахала руками, пытаясь прогнать Ричарда, но им все же удалось сказать друг другу еще несколько слов.

— Я должен ехать в Лондон.

— Конечно, — прошептал граф. — Ты, разумеется, хочешь поучаствовать в празднествах.

— У меня там дело, но я вернусь, как только смогу… Дождись меня, дед.

Старик знал, что внук имеет в виду. Он покачал головой и с трудом выдавил из себя улыбку.

— Я буду здесь, когда ты вернешься. Я еще не собираюсь помирать. — Он откинулся без сил на подушки, и сиделка захлопотала над ним.

Ричард надеялся, что он действительно успеет. Он не спешил прощаться с дедом, хотя было ясно, что ему придется готовиться к этому в ближайшем будущем. А потом все это: необработанные земли, которые он осматривал из окна, разрушающийся дом с осыпавшейся штукатуркой, отстающей краской и потертой мебелью — перейдет к нему. Даже если войны продолжатся, ему все равно придется вернуться домой и принять на себя управление поместьем Грейшотт.

Сам Ричард желал для себя совсем другого. Он никогда не хотел быть графом. Для этой роли растили Артура, Ричард же ему ни разу в этом не позавидовал — не тот он человек, чтобы тихо прозябать в деревне. При мысли о такой жизни он содрогнулся. Лучше уж снова в бой; когда кровь горячо струится по жилам, а сердце оглушительно бьется, тогда он самый живой из всех. Ричард любил армейскую жизнь — товарищество лагерей, волнение от планирования стратегии и тактики, трепет от успеха хорошо задуманной и хорошо проведенной кампании.

Но теперь жизнь, полная приключений, кончилась, и скоро ему придется отвечать за все, что творится в поместье Грейшотт, в том числе и за его обитателей. По правде сказать, как наследник, он уже несет за все ответственность, а следовательно, перед отъездом в Лондон ему нужно непременно переговорить с управляющим.

Помимо перспективы унаследовать обнищавшее поместье, у Ричарда имелись кое-какие собственные средства. Они с Артуром получили каждый по небольшому наследству от матери, а теперь к нему перешла и доля Артура. Еще было множество должников, а это — значительная сумма наличных. Кроме того, Ричард годами копил наградные деньги, поскольку был слишком занят, чтобы их тратить, — эти деньги он вкладывал, и, как оказалось, поступал очень умно. В сущности, Ричард обладал значительной суммой на черный день. Теперь Грейшотту деньги очень понадобятся.

Ричард нахмурился, представив себе восстановление и ремонт, осушаемые поля и урожаи, сменяющие друг друга. Он исполнит свой долг, выйдет в отставку, но приключений ему будет не хватать.

Некоторое время спустя молодой человек повернулся лицом к комнате, вгляделся в ряд портретов на противоположной стене и подошел к портрету первой графини Данстабл, написанному в 1598 году. На ее корсаже под левой грудью красовалось «Сердце Мэллори». Ричард придвинулся, чтобы рассмотреть драгоценность поближе. Нужно получше запомнить, как эта вещь выглядит, чтобы узнать ее, увидев на груди нынешней хозяйки.

Впрочем, забыть большой рубин в форме сердца, увенчанный золотой короной с более мелкими рубинами и пронзенный двумя золотыми стрелами с бриллиантовыми наконечниками, было не так-то легко. Сердце, увенчанное короной, окружало что-то похожее на белую ленту с золотыми буквами на ней. Все это великолепие свисало с большого двойного узла, выполненного из золота и бриллиантов. Более перегруженное драгоценностями украшение трудно даже представить; зато такую уникальную вещь всегда легко узнать.

Ричард прошелся вдоль ряда портретов и заметил, что каждая графиня изображена с той же самой драгоценностью. Даже если мода и менялась, драгоценность оставалась на виду. Так продолжалось до тех пор, пока он не добрался до портрета седьмой графини. На портрете его бабки рубиновое сердце отсутствовало. Портрет был написан в первый год брака. Должно быть, драгоценность пропала именно в этот период.

Ричард вздохнул. Каким же образом он найдет эту штуковину более чем пятьдесят лет спустя? Он что, должен смешаться с толпой и исследовать корсаж каждой женщины на предмет наличия столь выдающегося рубинового сердца? Молодой человек невольно улыбнулся. Это нечто вроде возбуждающего призыва ехать на поиски. Немного подумав, Ричард уже громко рассмеялся над нечаянным каламбуром, но не смог отрицать, что осмотр каждой женщины в Лондоне не такая уж неприятная задача. Может быть, это станет его последней кампанией перед принятием на себя графских обязанностей.

Изабелла потянулась к шкатулке с украшениями и нажала на секретный рычаг; сбоку тут же выехал скрытый ящичек, и она оглянулась через плечо, чтобы удостовериться, что за ней никто не наблюдает. Убедившись в том, что находится в полном одиночестве, она вынула из ящичка фланелевый мешочек, и, как только открыла, в ее руку упал большой рубин в форме сердца.

Впервые она видела эту необычную брошь девочкой, наблюдая, как мать роется в драгоценностях бабки вскоре после того, как та вернулась из Индии после смерти деда. В те дни в шкатулке драгоценностей было куда больше. Мать Изабеллы, вечная рабыня моды, просто выбирала то, что хотела взять, и отбрасывала остальное как безнадежно устаревшее, в том числе и рубиновое сердце.

— У тебя еще осталась та тяжелая старинная вещь? — как-то поинтересовалась она. — Почему бы тебе не разобрать ее и не сделать из камней что-нибудь более модное?

Вместо ответа бабушка Изабеллы забрала сердце и сказала, что и думать об этом не желает. Мать Изабеллы пробормотала что-то насчет потери хороших камней и сосредоточилась на бриллиантах, по ее мнению, гораздо более перспективных.

Но сама Изабелла не могла оторвать глаз от драгоценности. Она с первого взгляда влюбилась в рубиновое сердце, считая его наиболее прекрасной и фантастической вещью из когда-либо виденных ею. В то время как мать отвлеклась, она заметила, как бабка потянулась за шкатулкой, открыла потайной ящичек, положила туда брошь и быстро закрыла. Разумеется, Изабелла тут же притворилась, что ничего не видела.

Пройдут годы, и она будет иногда доставать шкатулку с драгоценностями и открывать потайной ящичек, чтобы посмотреть на великолепную брошь. Эта вещица явно была очень старой, Изабелла придумала множество вариантов ее истории, особенно после того как выяснила перевод надписи на латинском языке, выгравированной на белой эмали, окружавшей сердце: «Perfectus Amor Non Est Nisi Ad Unum» — «Настоящая любовь только одна». Разве этого не достаточно для того, чтобы заставить молоденькую девушку упасть в обморок?

За все это время она ни разу не спрашивала о судьбе этой драгоценности у бабушки, потому что ей пришлось бы признаться в том, что она знает о потайном ящичке. Было гораздо романтичнее сохранить секрет для себя.

Во время брака с Рупертом у Изабеллы появилось достаточно собственных драгоценностей, чтобы забыть о рубиновом сердце. Ее мужу нравилось покупать ей дорогие изысканные украшения, и Изабелла любила его за это. Разумеется, она не знала, что он закладывает ее будущее, чтобы купить эти драгоценности.

Сейчас почти все они уже были проданы в уплату долгов и ради поддержки хозяйства. Но Изабелла не хотела, чтобы ее друзья и друзья Руперта узнали, что она была вынуждена продать драгоценности для того, чтобы выжить. Вместо этого ей изготавливали хорошие стразы перед тем, как предстояло продать каждый оригинал. Когда она надевала стразы, все думали, что это — те самые настоящие драгоценности, которыми осыпал ее Руперт, и Изабелла не спешила выводить знакомых из этого заблуждения. Если бы она повела себя по-другому, это запятнало бы не только ее собственную репутацию, но и репутацию Руперта, а этого уж никак нельзя допустить.