Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Подполковник медицинской службы - Герман Юрий Павлович - Страница 20


20
Изменить размер шрифта:

Папирос у него никто не взял, он зажег зажигалку-пистолет и прикурил, аппетитно причмокивая. Матросы подняли весла. Старшина вопросительно взглянул на Шеремета– старшего в звании.

– Давай, давай, – сказал Шеремет, – давай, друже, побыстрее. Провернем эту формальность сегодня – и обедать. С вас хороший обед нынче, товарищи костюмные конструкторы.

Потом он похвалил костюм. Вышло даже так, что нынешние испытания вовсе не нужны, потому что всем известно, какое это замечательное достижение – костюм.

Курочка молча улыбался.

Левин тоже вдруг улыбнулся и толкнул Федора Тимофеевича локтем в бок.

– К прежней вешке, товарищ подполковник? – спросил старшина.

Александр Маркович кивнул. Серые низкие тучи быстро бежали по небу. С визгом из-за скалы вынырнуло несколько чаек – косо раскинув крылья, помчались за шлюпкой.

Покуда шли к вешке и покуда заряжали Дорошу грелки и аварийный паек, – стемнело. Весело показывая белые зубы, Дорош помахал комиссии рукою и прыгнул в волны, потом перевернулся на спину и закричал:

– Ну и штука! Великолепно, товарищи, замечательно! Давай за мной, я поплыву!

– Этот нас погоняет, – усмехнулся Курочка и наклонился к воде, чтобы лучше видеть. Но ничего не увидел, кроме мерцающих волн да белой пены, что неслась по заливу.

Шеремет курил и с деловым видом глядел на светящуюся стрелку хронометра. Время шло нестерпимо медленно.

– Э-ге-ге! – кричал Дорош. – Ищи меня, ребята! Э-ге-ге-ге!

– Право, не следует задерживаться, – сказал Шеремет. – Все ясно, люди сработали прекрасную вещь, о чем тут можно толковать!

– Салонные условия испытания, – сказал Курочка. – Залив, шлюпка идет. Надо думать об океане, о травмированном летчике, а не о детских игрушках вроде этой.

И засмеялся злым тенорком.

– Но вода и тут имеет минусовую температуру, – с недоумением ответил Калугин. – Что же касается до травмированного летчика, то Дорош, если я не ошибаюсь, плывет сейчас с протезом. И вообще я не понимаю твоего тона, Федор Тимофеевич.

. – А я понимаю, – сказал Левин.

Курочка предложил выпить, и Калугин открыл фляжку с коньяком. Шеремет светил фонариком, покуда всем налили, и, сердито фыркая, выпил свой стаканчик.

– Э-ге-re-re! – кричал Дорош. -Ищите меня, хлопцы, бо я далеко.

Это ему казалось, что он далеко, па самом деле шлюпка шла за ним следом. И при свете сильного электрического фонаря все видели, как Дорош ест и даже пьет.

Акт писали в госпитале, в ординаторской. Курочка, Калугин и Дорош сидели рядом на клеенчатом диване и пили чай стакан за стаканом. Шеремет расхаживал по комнате из конца в конец.

– Ну, так вот, – сказал вдруг Курочка, – я думаю, что резюмировать это надо в следующем духе…

Он обвел всех веселым взглядом, подумал и заговорил медленно, подбирая слова:

– В таком духе, что испытания прошли удовлетворительно, что костюмчик в общем и целом, и так далее… но! Но! Вот тут-то и есть загвоздка. Но костюмчик не предусматривает случаев падения летчика в бессознательном состоянии лицом вниз, понимаете?

В ординаторской стало очень тихо. Шеремет остановился. Зажигалка горела в его руке, он так и не закурил.

– А ведь падение лицом вниз вещь распространенная, не так ли? – спросил Курочка. – Поэтому предложить авторам костюмчика разработать и решить задачу автоматического поворота или поворачивания пострадавшего на спину в воде. Так? Ну-с, и покуда авторы эту вадачу не решат, дело полагать законсервированным.

Шеремет наконец прикурил.

– Этим мы и закончим, – сказал Курочка, – но не навсегда, конечно, а только на нынешнем этапе. Вопросы есть?

Вопросов не было. Александр Маркович молча писал, "…полагать законсервированным", – написал он и поставил жирную точку.

14

Размеренно нажимая подошвой башмака на педаль умывальника, Александр Маркович мыл руки. Это было скучное занятие – мыть руки перед операцией, он издавна приучал себя в это время думать на определенные темы и вот уже лет пятнадцать не замечал процесса мытья рук. Это был совершенно механический процесс – сначала мыло и щетка, потом Верочка подавала йод, потом поливала руки Левина спиртом и сама говорила: «Готово». Если она не говорила этого слова, он еще десять минут мог держать свои большие ладони лодочкой.

Верочка была как будильник с резким, трещащим голосом.

– Готово! – сказала Верочка и открыла перед ним дверь. Он вошел в операционную, держа руки ладонями вперед, и, прищурившись, посмотрел на стол, на котором лежал Бобров.

Лицо летчика было неподвижно, но глаза с сегодняшнего утра словно бы побелели и оттого потеряли прежнее выражение собранной и напряженной воли. Теперь Бобров уже не мог справиться с физическими страданиями, они были сильнее его, они одержали над ним победу.

Капитан Варварушкина подала Левину рентгеновский снимок, но не в руки, а на свет, так, чтобы он мог все видеть еще раз, но ни до чего не дотрагиваться. Жуя губами, он рассмотрел все четыре снимка и подошел к столу. Брезгливое выражение появилось на его худом лице. Это означало, что ему трудно. Он все еще жевал губами, как старик, как его отец, когда он приехал к нему прощаться в больницу, – отец умирал от рака.

– Скорее бы, товарищ начальник, утомился я, – сказал Бобров сердито.

Наверное, он не узнал Левина, потому что теперь у доктора был завязан рот и белая шапочка была надвинута на самые глаза, почти закрывая мохнатые брови.

Внезапно он начал ругаться – очень грубыми словами. Это случается с людьми, когда их наркотизируют. Потом Анжелика Августовна подала Левину скальпель. Верочка по его знаку спустила ниже рефлектор. Капитан Варварушкина изредка, ровным голосом сообщала, какой частоты и наполнения пульс. Минут через десять Левин сказал Анжелике:

– Надо меньше думать про завивку ваших кудрей и больше про дело. Надо соображать головою.

Еще несколько погодя он крикнул:

– Что вы мне даете? Я вас посажу на гауптвахту!

– Я даю вам то, что нужно, – басом ответила Анжелика Августовна. – Я соображаю головой.

– Извините, – сказал Левин.

Опять сделалось тихо. Верочка подставила тазик. Туда с сухим стуком упал осколок.

– Оставьте ему на память, – велел Левин и извлек длинными пальцами еще два осколка.

Бобров дышал ровно, но с всхлипами. Варварушкина изредка привычным жестом гладила его по щеке. Верочка еще раз показала Левину снимки. Он долго вглядывался в них, держа руки перед собою, и наконец решился. В сущности, он решился уже давно, а сейчас он только подтвердил себе свое решение. Боброва повернули на столе. Все началось сначала.

– Продолжайте наркоз! – сказал Александр Маркович.

Через несколько минут он увидел почку. Осколок засел в ней глубоко, и с ним пришлось повозиться. Дважды у Левина делались мгновенные головокружения, но он справлялся с собою, и только на третий раз велел Верочке подать капли, приготовленные перед началом операции.

Верочка оттянула повязку с его рта и вылила капли ему в горло. Операция длилась уже более часа.

Даже Варварушкина стала тяжело дышать. Анжелика Августовна дважды роняла инструменты. Верочка вдруг шепотом сказала: "Боже ж мой, боже мой!" – Кому не нравится, тот может убираться вон, – сказал Левин. – Или, может, тут есть слишком нервные люди?

Никто ему не ответил. Никто даже не понял, что он сказал. Все знали – подполковник болен, ему тяжело, операция сложная, если хочет – пусть ругается любыми словами. Может быть, ему от этого легче.

Прооперировав Боброва, он сел на табуретку и закрыл глаза.

Большое поле с рожью и цветочками проплыло перед ним. Цветочки покачивались па ветру, рожь ложилась волнами, и тени бродили по ней.

Левин открыл глаза.

Анжелика стояла перед ним с градуированной мензуркой в руке.

– Это немножко спирту, – сказала она.-Двадцать граммов. И тридцать граммов вишневого сиропу. Вам будет очень хорошо. Пожалуйста, Александр Маркович, будьте так добры!