Вечный поход - Вольнов Сергей - Страница 74

Гельмут расслабил глазные мышцы, как того требовали «снайперские инструкции», и некоторое время просто смотрел на крохотные небесные искорки – пусть отдохнут глаза. А заодно – пусть отдохнёт и тело после яростного рывка, который он совершил, меняя позицию.

После второй атаки, опять-таки неудачной, он понял, что никоим образом не может помочь пехоте – русские занимали превосходящие позиции. И чтобы снисходительно, как и подобает истинному арийцу, поплёвывать свинцом на их тела-мишени – нужно быть выше их. В физическом смысле. Вот и попёрся Фриске в одиночку на эту немыслимую позицию на скальном выступе. Его коллеги по снайперскому цеху – Густав Риттер и Отто Шольц – предпочли остаться поближе к своим автоматчикам.

Чёртова страна! Чёртовы горы! Горы вообще Гельмут любил, эти же – начинал ненавидеть. Он никогда здесь не был. Это чувство было необъяснимо, оно шло изнутри, не от знания – от интуиции. Не был он здесь ни разу, не вбил ни одного колышка в горную породу! «Что?! Что происходит?!» – Гельмут был готов поклясться чем угодно – это не Карпаты. Вот ещё вчера были Карпаты… которые он в юности излазил вдоль и поперёк, а сегодня – НЕТ. Эти голые неприветливые каменные нагромождения ему не приходилось преодолевать ни разу в жизни! Но ведь так не бывает! Правильно говорит педантичный штурмбанфюрер Пауль Нагель: «Мы все здесь сойдём с ума!»

Единственное средство, помогающее от дурных мыслей, – действие. Гельмут тяжело перевалился на живот, пристроил поудобнее свою испытанную снайперскую винтовку. Само собой – системы Маузера. Немецкое – лучшее в мире! Дослал патрон в патронник. Приник к прицелу… И чертыхнулся. Пока он совершал восползание – русские, должно быть, высылали разведчиков. Он успел только разглядеть угасающее движение трёх пластунов. Раз! – и их фигуры ящерками вползли за спасительный гребень. Ладно, только терпеливый кот ложится спать с полным желудком. Норка есть – мыши будут!

Ждать довелось недолго. Колыхнулся сдвоенный отблеск. Стереотруба! Так и есть. Перекрестие прицела его винтовки поползло влево и вниз, застыло. Теперь ждать!

И опять русский выдал себя, прям-таки спешил на кладбище. Огонёк папиросы!

Нет, это не самоуверенность. Это трезвый расчёт – с предыдущей позиции даже стереотрубы не было видно.

«Всё! Ни секунды промедления».

Крестик лёг на огонёк, палец сдвинул с места спусковой крючок. Эхо выстрела умерло, едва зародившись. Гельмут тут же отпрянул от края скального выступа. В результате он не сомневался. Объект умер одновременно с эхом…

Гельмут опять вознамерился поразмышлять о странностях, творящихся вокруг. Ну не бывает так, чтобы горы подменили. Может, он просто уже понемногу тронулся рассудком?

Ефрейтор пошевелился, взял в руки бинокль и направил его на русские позиции. И тут же едва не поплатился за это…

Прилетевшая пуля выбила каменные крошки из скального монолита. Одна из крошек рассекла щёку. Тут же вторая пуля скользнула по каске и, отрекошетив, затерялась в горах…

«О, майн готт!» – вырвалось у Гельмута.

Он отполз вглубь площадки и замер. Так стрелять могли только снайперы. Причём двое. Не-е-ет! Определённо, здесь творится что-то не то… Не воевали так русские! И оружие… Такой мощности огня ему видеть не доводилось.

Он снова лёг на спину и уставился вверх, условно называя ЭТО – НЕБОМ. Теперь уже спешить точно было некуда! Тактическую схватку он проиграл – заперт в каменной ловушке под прицелом двух снайперов! – но на тот свет пока не торопился…

Глава пятая

Комендатура интербригады

Когда пробираешься по лесу, как бы ни приелось это занятие, не стоит забывать, что в сущности ты здесь чужой. Даже если покажется мягкой постель из еловых лап, а лесная ягода такой вкусной, словно бы поспела специально для тебя, всё же постарайся вспомнить, что природа не прощает побега в цивилизацию.

ТЫ – здесь ЧУЖОЙ.

Это на тебя нацелен хищный взгляд из глубины чащи.

Это твой запах вынюхивают, идя по следу.

Это твои глаза выклюют с жадным наслаждением.

Лишь бы предоставился удобный случай.

И сомкнутся клыки на расслабленной сновиденьями шее. И примешь ты их во сне за поцелуи любимой, так ничего и не сумев понять.

И пусть кажется, что не таится опасность в зарослях, и будто бы совсем не до тебя местным обитателям. Но смотрит лес вековым, мудрым взглядом и неспешно шелестит со всех сторон: «ТЫ ЗДЕСЬ ЧУЖОЙ…»

Я слышу этот шёпот. Я потому и жив до сих пор, что слышу. Особенно тогда, когда не вижу ничего настораживающего.

Опять вокруг зелёное море листвы, травяной ковер под ногами, и миллионы стволов деревьев, обступивших со всех сторон. Пробираюсь, как голый через толпу иноплеменников…

Над головой резко застрекотала сорока – вступил в зону её досмотра. Рада стараться! Мысленно желаю ей заткнуться до самых седых перьев…

Где-то сзади остался неглубокий овраг, склоны которого поросли густым кустарником. Там, в неприметной избушке, я сутки назад оставил разговорившегося Митрича. А, стало быть, заодно на время расстался с его незлобивым ворчанием и цепкими вопросами. Я уже начал привыкать к его обществу – тем острее давит одиночество сейчас.

В прошлом и долгожданная контрольная встреча с «резидентом». Та последняя, после которой, не объявись я – наверняка забили бы общую тревогу. Я умудрился исчезнуть из ИХ поля зрения на целую неделю, но разбился в лепёшку и прибыл в последнюю точку встречи, указанную на самый крайний случай.

Правда, в этой точке я поставил все остальные точки – которые над i. И зачитал офигевшему «резиденту» Тэфту Оллу своё заявление об увольнении по собственному желанию. Хотя он, наверняка, был уверен, что это он, напротив – объявил мне приговор, ставящий скромную персону Дымова ВНЕ ЗАКОНА. Потом были эмоции и мускульные усилия. И к своему стыду, признаюсь – я не смог его убить. Но об этом вспоминать не хотелось…

Итак, в прошлом эта встреча… Уже целый час КАК В. А значит, расслабляться в ближайшее время не стоит. Упаси бог! Уже стало плохой традицией: после встречи с выпасавшими меня «пастырями», хоть ногами не ходи – обязательно в какое-то дерьмо влезешь. Причём, если уж убить не получится, то, как минимум, до смерти напугать постараются.

Что ж… будем ждать новых пакостей от судьбины. Тем более – ошибиться тут невозможно – чуть правее по курсу эти пакости и затаились. Я это просто чую! То ли гнездо у них там, то ли просто привал. Но, как бы там ни было, а горьковатый дым костра, состоящий из резкого запаха неизвестности и убаюкивающего аромата еды, я уловил ещё минуту назад. Хищно выхватил ноздрями из инертного воздуха.

И ещё – запах Смерти.

Там сидели те, для кого она была и Мастером, и Ремеслом. А они состояли в мастеровых.

Бывают моменты, когда даже враждебный лес становится своим в доску. И хочется обнять толстый кряжистый ствол, успокаивая разгулявшийся пульс. Или зарыться в пахучие травы, ужом вползти в кустарник. И уже не замаячит в дебрях извилин даже плохонькая мыслишка о лютом зверье. Ибо сейчас не до этого. Ибо рядом объявились звери покруче.

Люди…

Двуногие усмехающиеся твари.

Такой момент опять настал. И я, опустившись на траву, незаметно слился с лесом. После недолгого вслушивания в лесную симфонию выхватил диссонирующие звуки, вносящие в «фонию» всяческое «како». Они фальшиво накладывались сверху и разносили вокруг тревожную «какофонию».

Человек не может звучать в унисон с лесом.

Человек… Он, может, и звучит гордо. Но почему-то не очень часто хочется подпевать этим гордым нотам.

Определив направление, я неслышно подполз к самому краю поляны и увидел их.

Они сидели как на картинах об охотничьих привалах. Так и мнились россказни, побасёнки и бывальщины. И кто-то из них, должно быть, уже живописал что-то о своём героическом прошлом. О доблестном настоящем. Наверное, он постепенно канонизировал себя при жизни, от костра к костру добавляя упущенные детали. Оставалось ему только причислить себя к лику святых. Но, насколько я был осведомлен, сан святого у нас присваивают посмертно. В чём, впрочем, я был готов ему всячески помочь.