Вечный поход - Вольнов Сергей - Страница 38

– Кто сказал, о Великий Хан… что ты в подлунном мире… Ты… прошедший сквозь Облачные Врата?.. – теперь уже взгляд посланника впился в лицо хана, всё больше и больше тяжелея. – Верь мне. Ис Кандер не слыхал твоего имени… Много лет назад он покинул родину… чтобы уже никогда не вернуться назад… Раздал всё своё имущество и земли наследникам и родственникам… чтобы не возникало даже самой мысли о возвращении… Он ещё юным двинулся в свой Военный Поход… заручившись поддержкой неведомых нам богов… и не его вина, что дороги ваших Походов пересеклись…

– Сколько их было… безумцев, что пытались пересечь мой Путь. Но ни один не перешёл на другую сторону. Любая дорога, наткнувшаяся на мою, – обрывается. – Великий Хан устало махнул рукой, давая понять, что решение принято. – Вперёд!

На этот раз не было привычных приготовлений. Не было военного совета и ночи перед сражением. Просто солнце повисело ещё немного и неспешно двинулось на восток. А вслед за ним сдвинулась с места и многоводная людская река.

Туда – навстречу неведомому врагу! Все объяснения и россказни, все ответы на загадки о невероятном воскрешении Повелителя – потом. После битвы. Если, конечно, будет кому слушать, если будет кому рассказать.

…После долгого форсированного марша тремя постоянно готовыми к бою колоннами тумен наконец достиг огромного поля, где поджидал высланный навстречу врагу разъезд. Сотник разведчиков Асланчи лично доложил Великому Хану, что дальше местность сильно изрезана оврагами, огибающими многочисленные холмы. И что вражеское войско спешно движется именно сюда, словно их ведёт местный проводник. Правда, движение неприятеля сильно замедлено этими оврагами, к тому же подавляющее большинство неприятельской армии составляет пехота.

Из рассказа разведчика об окрестностях получалось, что лучшего места для предстоящей битвы не найти. Да и выигрыш во времени позволял построить своих воинов согласно задуманной тактике. Хасанбек лишь уточнил: когда, по разумению сотника, враг достигнет этого поля? Тот ответил:

– Не раньше, чем можно приготовить на вертеле молодого барашка, который ещё только пасётся в стаде.

Темник вопросительно посмотрел на хана: «Здесь?»

Тот молча кивнул: «Здесь… Готовься».

Опасения, сомнения и смутные вчерашние предчувствия – всё это отступило прочь. Долой интриги и козни пришлых людей! Наконец-то Хасанбек свободно вздохнул полной грудью. На них надвигалась неведомая армия, вот-вот передовые отряды её покажутся из-за холмов, а темник хищно улыбался, оглядывая гвардейцев. Негоже воинам прятать улыбки перед схваткой! Это – их стихия. Для этого они и рождены.

Хасанбек, получив команду хана готовиться к битве, не жалел коня. Непростое это дело – учесть все мелочи перед сражением! Да ещё и расставить войска должным образом.

Кликнув с собою всех тысячников, он устремился вниз по склону. В первую очередь выискивая такие мелочи, которые могли бы не только осложнить ход предстоящей битвы, но и лишить монголов шанса на победу.

Поле представляло собой обширную пологую ложбину, далеко впереди окаймлённую цепью низких холмов. Сам центр ложбины был сильно смещен вперёд, в сторону приближающегося врага. В этой низине, извиваясь, поблескивала небольшая речушка, в десяток шагов шириной.

Темник тут же отметил для себя – не стоит спешить, начав атаку. Пускай неприятель преодолеет эту линию первым и начнёт активные боевые действия на подъёме… пусть даже и на очень пологом, не изматывающем.

На правом фланге поле терялось в перелесках, за которыми, несколько раз изогнувшись, текла полноводная река. Дальше, за рекою, растительность становилась гуще и у самого горизонта сливалась в сплошную стену леса.

Конечно, можно было попытать удачи, послав одну из тысяч в обход ближайших перелесков. Но кто мог бы поручиться, что река, неожиданно повернув, не станет серьезной преградой, надолго задержав отряд?

Нет, удача удачей… Но не стоит испытывать судьбу. А вот раствориться сразу же в этих перелесках!..

Подозвав к себе командира восьмой тысячи, темник кратко объяснил ему задачу. И вскоре, разбившись на сотни, засадная тысяча поспешала к указанному месту, оставив своего трубача в ставке.

Наконец картина предстоящей битвы полностью сложилась в голове Хасанбека. И зазвучали приказы.

– Мунтэй! Возглавишь кэль!*

– Мурад! Тебе командовать джун-гаром!*

– Шанибек! Твой барун-гар!*

Указания сыпались одно за другим. Иногда следовали пояснения. Постепенно возле Хасанбека никого не осталось. Все тысячники умчались к своим воинам, выстраивая их на указанных позициях.

Назад, в ставку, он возвращался вдоль левого края поля, ещё и ещё раз цепко оглядывая раскинувшуюся перед его взором местность.

Степь здесь резко заканчивалась, переходя в буераки. А на одном участке, что предшествовал ручью, даже круто обрывалась. Протяжённость обрыва превышала длину полёта стрелы, высота же достигала примерно трёх всадников, поставленных друг на друга. При взгляде вниз – сразу отпадали все мысли о каком-либо обходном манёвре. Этот участок можно было использовать только для одного: если придёт удача в бою, то, перегруппировавшись и проломив вражескую «стену», теснить левую отколотую часть к обрыву, чтобы столкнуть её вниз на зубы камней…

И совсем не хотелось думать об обратном – о какой-нибудь части тумена, прижатой врагами к этому краю поля.

…Как ни ждали – у многих тенькнуло в висках, когда из-за прерывистой линии дальних закатных холмов, что приковали к себе взгляды тысяч нукеров, на пологий склон высыпало около полусотни дрожащих точек.

Разведчики!

Судя по неясно долетавшему шуму, они уже не хоронились. Напротив, с улюлюканьем неслись во весь опор к своему войску, давая понять – враг идёт по пятам!

Скачущие точки на глазах росли, превращались в крохотных всадников.

Хасанбек последним взором окинул поле грядущей битвы и заспешил в ставку – то самое место, где Чёрный тумен встретил разъезд разведчиков. Подъём был пологим, однако не настолько, чтобы пускать коня в галоп. Да и время покуда позволяло – уходящие от врага разведчики находились на половине расстояния к ручью.

Он внимательно осматривал ряды своих войск, уже выстроившиеся на указанных местах. По старому монгольскому обычаю тумен был разделен Хасанбеком на три части. И не было никакой нужды отказываться от боевого опыта предков.

Кэль, во главе которого был поставлен командир второй тысячи Мунтэй, разместился в начале склона, немного левее и ниже ставки Великого Хана. Эта основная часть войска включала в себя четыре тысячи – вторую, третью, седьмую и десятую – и была выстроена соответственно в четыре колонны, причём третья тысяча заметно выдавалась вперёд из общего строя.

Джун-гар, под началом самого опытного тысячника – командира пятой тысячи Мурада, состоял из четвёртой, пятой и девятой тысяч, которые были смещены влево и вперёд, расположившись ближе к середине склона.

Практически примыкая к центру войска, правее его, располагался корпус барун-гар, которым командовал тысячник Шанибек, державший свою шестую тысячу скорее в походном, нежели в боевом построении.

Хасанбек, приближаясь с вражеской стороны к своим воинам, пытался смотреть на них глазами неприятеля. И натыкался на слабые места… Корпус Шанибека был кричаще малочисленным, к тому же именно за ним располагалась ставка хана. Белое знамя, развевающееся над полотняным шатром, так и притягивало к себе взгляды. Именно сюда врагу надлежало наносить главный удар!

Достигнув расположения ставки, Хасанбек спешился. Бросил поводья оруженосцу, распорядился поменять коня на испытанного боевого. Доложил хану о готовности к битве. Тот одобрительно кивнул и заметил:

– Подвинь третью тысячу вперёд и выстрой шеренгами. Путь к врагу будет короче. Им сегодня и без того достанется больше всех.

Темник взглянул на посыльного, повёл бровями; тот рванул поводья, заспешил в кэль.

Первая ударная тысяча, под началом Бурхула, находилась при ставке Великого Хана, выстроившись полуподковой позади его шатра, расположенного на небольшой возвышенности. Тут же, водружённое на высоком шесте, уверенно развевалось Белое Девятиножное Знамя, чтобы гений-хранитель Сульдэ, вселившийся в святыню, мог лучше видеть ход сражения. Знамя неспешно колыхалось в ленивых потоках горячего ветра и оттого казалось, что изображённый на полотнище кречет застыл в воздухе, завис над ставкой, перебирая подрагивающими крыльями.