Вечный поход - Вольнов Сергей - Страница 3

То есть другие звёзды… Значит, и планеты.

Значит, и жизнь. Значит, и разум.

Значит, нас.

Походя этак. Ненароком, даже не замечая.

Что самое обидное…

Немногие посвящённые, обладающие полной информацией о грозящей нам участи, растерялись.

И разделились.

Большинство смирились с неотвратимостью.

Но некоторые уверяли, что видят чёрное на чёрном. Они призвали к сопротивлению. Они загорелись желанием дать отпор вселенским кочующим каннибалам, пожирающим наше жизненное пространство.

Пока у нас остаётся время…

Как это сделать, не представлял никто, в том числе и те, кто узрел чёрное на чёрном. Но именно они не дали прочим посвящённым окончательно смириться. И сторонники Отпора неустанно призывали не выжидать пассивно, пока захватчицы доберутся до нас. Спустя считанные поколения наконец сожмут границы непроглядного и разрушат наше мироздание до основания…

И призыв достиг цели. Прочие устрашились даже не конца света, а того, КЕМ будут нас считать наши потомки, которым доведётся встречать чёрный апокалипсис лицом к лицу.

И проросли семена, упавшие в почву совести, щедро подпитанные чувством стыда. Постепенно все посвящённые в тайну научились испытывать странное чувство.

Страх Небес.

И даже обычные ночи стали чёрной бездной, крадущей смысл жизни, взамен изливая в души смертоносное ощущение бессмысленности всего сущего.

По себе знаю, как страшно в неё заглядывать.

Я тоже не хочу ожидать в бездействии, когда антисвет губительных чёрных лучей слижет с чёрной доски Вселенной белое имя нашей цивилизации.

Чёрные звёзды…

Предвестники и авангард наступающего Конца Света – в буквальном смысле.

Но как остановить их полёт?..

Известные нам способы воздействия на пространство и материю – совершенно неэффективны против сущностей, не подчиняющихся законам мироздания.

Необходимо нечто более действенное. Что-нибудь вроде… войны?

Но воевать мы не способны.

У нас даже боевого оружия не осталось.

Солдат и полководцев среди нас не отыскать при всём желании. Мы научились не воспринимать время и пространство – а значит, иные жизненные формы, – как врагов, посягающих на наши интересы. Но при этом… точнее, именно поэтому – бороться разучились совершенно.

Незачем было.

В нашей истории уже давным-давно нет войн. Миру – мир! Ещё мой дед считал это главным достижением Разума. Война – удел примитивных цивилизаций. Истинно разумные существа способны ограничивать и контролировать собственный эгоизм, потому отвергают насилие в принципе… Мой отец в молодости вторил ему (тогда в реальности Чёрных звёзд не сомневались считанные из нас). Позднее отец возмужал и стал гибче относиться к толкованиям смысла слов. Пока, однажды, в открытую не поддержал тех из посвящённых, кто видел чёрное на чёрном. Он поверил в их прозрение.

И на правах семиарха потребовал выработать окончательное решение. Имеющие абсолютный допуск к информации, или, как выразился бы представитель примитивной цивилизации, «власти предержащие» – те из нас, кто сосредоточил силы, управляющие нашим миром, – обязаны были решить, КАК БЫТЬ, и в дальнейшем – поступать соответственно.

Обескураживающее осознание ответственности перед потомками воцарилось в душах посвящённых в суть. И уже не вызывали неприятия призывы к возвращению ужасного смысла, некогда наполнявшего слово архаичное «война», в число повседневных, обиходных понятий.

Хотим мы того или нет, но Война вернулась в нашу реальную жизнь.

Без всяких кавычек, в прямом смысле этого позабытого слова.

К НАМ вернулась, а не в отдалённое грядущее наших потомков.

Я запечатлеваю эту мысль в своём «мнемо», а сама до конца не верю в свершившееся.

Но как же хочется верить… В то, что у нас появился шанс.

Что мы спохватились вовремя.

Точнее, в то, что время способно отвоевать пространство у небытия.

Нашими стараниями… и молитвами.

Кажется, потомкам посчастливится рассматривать лица на старых семейных портретах НЕ В ЧЁРНОМ свете, и они всё-таки не проклянут предков.

К величайшему сожалению, не всех посвящённых волнует их мнение.

Глава первая

Жаркая битва

…Ох, не к добру притихла Степь. Отпустила буйные табуны ветров, и они тотчас же стремглав умчали в разные стороны. Чуть слышно звенит воздух от разноголосья насекомых. Тем неразличимым звоном, который не замечаешь, путая с напряжённой тишиной.

Склонил покаянно свои растрёпанные седые головы ковыль, молчаливо покачиваясь в старческом раболепии. Перекатывая травинки, незаметно крадётся вниз по склону, в надежде обрести спасение в манящей ложбине у неглубокой степной речушки… Не вспорхнёт непоседа-жаворонок, трепеща коротенькими крылышками. Не вложит в рваный полёт восхищение этим жестоким, но прекрасным миром, не взмоет, разливая с высоты новую песню, вскрикивая пронзительно незатейливой трелью.

Попрятались птицы, каждым перышком предчувствуя недоброе. Взирают испуганно с земли, сквозь травяное сплетенье, в знойное марево поднебесья. Остановило небо облака свои на дальних подступах, на высоких пределах. Висят облака, серебрятся на солнце, вынимающем слезинки из раскосых глаз кочевого люда. Висят – не то осуждающе, не то равнодушно… Но нет, глядят облака вниз со значением, будто предрекая, что настал самый страшный миг – последний миг тишины.

Настал.

Отмолчал своё, отбезмолвствовал.

И оборвалась тончайшая нить, что степное безмолвие удерживала…

Взвизгнула недовольно высь, пуская в себя инородное тело, – остро заточенную, длинную занозу стрелы. Засвистела стрела, тёмной малозаметной тенью метнувшись по размашистой дуге. Перечеркнула собой клочок накалившегося неба.

Неоткуда ждать добра, если в небе вместо птиц свистит стрела излётная. Поёт, заливается призывно и страшно. Быстротечна её песня и леденит кровь в жилах, и покалывает от неё в висках, но лучше бы она не стихала. Лучше бы зависла стрела над степью… Прямо посередине нетоптаного разнотравья, что разделило два воинственных народа.

Увы, всё во власти Вечного Синего Неба. О, Мэнкэ-Тенгри, не возжелаешь ты остановить стрелу жуткую, сигнальную. Пусть всё идёт, как предписано. Пусть же летит стрела, как отпущена.

Пусть…

Но если бы можно было сойти с небес на землю да вернуть время назад, хоть ненамного – взгляд непременно выхватил бы движение. Среди тысяч нукеров, неподвижно застывших в грозном молчании – единственную фигуру, что передвигалась сейчас по степи.

Всадник, немолодой воин в дорогих добротных доспехах.

Вот он, выехав по узкому проходу из середины войска, поравнялся с передней линией панцирной конницы и окриком властным остановил коня, статного высокого скакуна вороной масти. Затем неторопливо достал из саадака* тугой лук «номо»* и, не глядя, провёл пальцами по веслообразной роговой накладке на кибити.* Пальцы привычно ощупали коряво вырезанные слова-обереги и приняли, впитали в себя спящую силу этих древних слов… Далее – скользнули в овальную горловину берестяного колчана; не теряя ни секунды, безошибочно отыскали нужную стрелу. Потянули точёный, округлый в сечении стержень из ветви ивы, окрашенный тремя кроваво-красными кольцами шириною в ладонь.[1]

Стрелы с подобной окраской были знакомы каждому нукеру грозного Чёрного тумена.* Они принадлежали их темнику,* опытному военачальнику Хасанбеку, возглавлявшему «кешик» – десятитысячную отборную гвардию Великого Хана.

Руки совершали нисколько не медля раз и навсегда заученные, доведённые до совершенства движения.

Миг – и пальцы, мягко пройдясь по оперению, цепко ухватили край древка.