Вечный поход - Вольнов Сергей - Страница 25

Буквально долю секунды спустя в ствол орешника, в кору, нагретую моим затылком, с упругим шлепком вонзилась незваная гостья – полуметровая стрела с чёрным оперением. Всё это я выхватил боковым зрением, уже совершив первую фазу движения, откатившись вправо и автоматически выхватив из-за пояса пистолет. Продолжив двигаться – кувырок и резкий уход с точки приземления, – я затих, изготовившись к стрельбе…

Если начистоту, то всё это мне уже начинало порядком надоедать. Шёл второй месяц моего похода неизвестно куда сквозь непонятно что. Тем более, что в суровой реальности всё оказалось, мягко говоря, немножко НЕ ТАК, как описывалось «до того, как». Точнее, совсем не так. Абсолютно НЕ.

Загвоздка была даже не в изматывающем темпе и нечёткости задания, и не в донельзя неподъёмной ноше полного боекомплекта, рассчитанного на двух средних спецназовцев, и даже не в жестокости, непонятной жестокости, всех двуногих, повстречавшихся мне по дороге.

Изматывающий темп – понятие условное, и скорее говорит о неподготовленности того, кто выдохся или пал духом. Нечёткость поставленного задания тоже дело привычное и находится в прямой зависимости от ранга начальника, отдавшего приказ, а уж в этой системе, чем больше звёзды и выше уровень, тем нелепее команды. Как если бы пехотой командовала авиация… И груз, посильный лишь двоим средним, не расстраивал. Хотя бы потому, что я средним не был. И это была нормальная самооценка, адекватная объективным данным о себе и уровне своей подготовки. Да и потом, любой новичок спецназа знает: не бывает лишних боеприпасов для задания, не имевшего конкретной цели и реально представимых противников.

Но беспричинная жестокость всех встречных – эта характерная особенность уже была теплее, теплее… и, в общем-то, непосредственно примыкала к главному.

Я ещё не видел и даже не представлял, кто напал на меня, но это, в принципе, уже детали, уточнения. Они ничего, в сущности, не меняли, тем более, что напавшие могли оказаться кем угодно. В прошлый раз, а именно двое суток назад, – это были индейцы. Даже не скажу какого племени – понятия не имею.

В военном училище не учат, как по боевой раскраске, одежде и тотемным знакам отличить, скажем, свирепых команчей от их более уравновешенных соседей по прерии – индейцев племени дакота. Или же, как, не запутавшись в диалектах, отличить боевые кличи любого из ирокезоязычных индейских племен. Будь то онеида или же мохауки, онондага или тускарора.

В наших военных училищах не изучают индейцев. Посему все свои, более чем скромные, знания о них я почерпнул в далёком детстве. Когда, ещё даже не подозревая о существовании спецназа, постигал азы маскировки, слежения и внезапного нападения. Когда воплощался в вождя краснокожих, начитавшись романов Фенимора Купера и Карла Мая, как и большинство ребят в моём дворе. Но были то придуманные игры в благородных туземцев.

Настоящие же индейцы оказались куда как далеки от образа рыцарей прерий; скорей уж на рыцарей плаща и томагавка похожи. Хотя томагавк у них был один на всех, а плащей не оказалось и вовсе. Но набросились они на меня именно по-разбойничьи, как-то бездарно, сумбурно, мешая друг другу. И лишь один додумался обойти, чтобы оказаться за спиной, но и то – не сумел этим воспользоваться.

Они напали на меня перед закатом солнца, отбрасывая длинные тени, – шесть мускулистых краснокожих воинов, что вышли на тропу войны, да так на ней и остались. Безмолвно, бездыханно, в нелепых позах. И чья вина, что их тропа войны опрометчиво пересекла мой загадочный маршрут? Уж во всяком случае не моя, это точно. Меня учили забирать чужие жизни, если нельзя от этого уклониться, и особенно если их хотят обменять на одну мою, неважно по какому курсу конвертации…

Я не видел нападавших, но уже знал, что их на этот раз трое. Откуда знал – невозможно объяснить, да я и не собираюсь. Это приходит с годами, и только к тем, кто дожил до предела, за которым уже не считают количество выполненных заданий и тем более – не радуются новым наградам. Просто кладут их к старым, так и не вытащив из коробочки, не прикрутив к парадному кителю. Лишь, как ритуальное заклинание, шепчут молитвенно: «Слава богу, не посмертно…»

Неведомые противники не были индейцами, если, конечно, одного контакта с этим народом, хоть и получившегося слишком плотным, достаточно, чтобы делать какие-то выводы. Те хоть напали честно, издалека предупредив боевым криком. Сегодня же меня заученно и хладнокровно просто убивали. Вернее, пытались убить, не спеша выцеливая из зарослей, и, наверное, убили бы, если б не рефлексы. Но, что ещё хуже – после неудачной попытки они себя ничем не обнаружили и не потеряли самообладания; не бросились на добивание в скоротечном рукопашном бою.

Я лежал, прижимаясь к травяному покрывалу, и напряжённо всматривался сквозь заросли тяжёлым взглядом затаившегося зверя. Их было трое, и они не отсиживались на месте, а медленно приближались, покамест не выдав себя ничем. Но я звериным чутьём сверхпрофи ощущал точки в рыхлом зелёном пространстве. В тех самых местах, откуда они должны были возникнуть, а не появиться, уж коль приближались бесшумно, как неразличимые тени… Я мысленно соединил прямыми линиями эти точки с точкой моего местонахождения и получил сектор обороны, края которого наступали на объект нападения под углом около восьмидесяти пяти градусов. Это был не лучший вариант, так как заставлял использовать для контроля за краями сектора боковое зрение, но я и не ждал лучшего. Просто молча и решительно готовился к худшему.

Время уплотнилось.

Секунды уже не бежали, превращая кусочки жизни в песок, стекающий сквозь пальцы. Секунды даже не шли. Казалось, они тщательно вытирали ноги, затягивая время, прежде чем сделать следующий шаг или же осторожно крались, подражая нападавшим. Весь мир для меня сузился до кусочка пространства, ограниченного перелеском, и в этом замкнутом объёме у него были иные свойства, не объясняемые физикой. Обострённые чувства докладывали мне по-военному – чётко и по существу.

«…ближайший – справа… притаился в густом кустарнике… до него метров пятнадцать…»

«…средний сместился влево градусов на пять… помаленьку сокращает расстояние… наверное, ползёт…»

«…левый дальше всех… метрах в тридцати – тридцати пяти… всё больше смещается в сторону… сектор обороны уже увеличен до девяноста градусов…»

Сознание моё растворилось.

Я перестал быть нормальным человеком – живым существом, которое на сознательном уровне воспринимает реальность в основном посредством биологических органов чувств. Имеющих, по правде говоря, достаточно ограниченный диапазон чувствительности… Теперь я впитывал параметры окружающей среды буквально всей кожей, напрямую, или душой, если угодно. Улавливал их изменения на энергетических уровнях, куда более расширенных и тонких, чем грубые биологические.

Я слился с миром, обернулся на самом деле частицей единого, неделимого и нерукотворного. Я лежал, расширяя области восприятия своего сознания, распространяя эту способность вовне, по разным направлениям и особенно – назад… Не доверяя обычным ощущениям. Словно отделял от себя, раздвигал вокруг незримую чувствительную оболочку. Моя кожа при этом заметно потеплела и даже начала вибрировать, отзываясь на все звуки и движения в перелеске.

Я ощущал потоки энергии, текущие от неба, земли и деревьев. Мне казалось – от меня отделилась некая сфера и, постоянно расширяясь, росла и передавала мозгу свои ощущения, словно вторая кожа. И в который уже раз при вхождении в подобное состояние, как будто опять впервые, опять заново – меня захлестнули ураган чувств, потоки информации, большинство которых я просто не умел расшифровать…

Но в хаосе, обрушившемся на меня, чётко выделялись три схожие ритмические пульсации. Я сосредоточился только на них, постаравшись отключиться от всего остального. Биения стали восприниматься ещё более отчётливо, они уже определённо несколько отличались одно от другого по частоте ритма и тембру звука.