Дитя Всех святых. Цикламор - Намьяс Жан-Франсуа - Страница 10

– Иди сюда, мой красавчик. Иди сюда!..

И торжествующе ухмыльнулся. О волке речь, а он навстречу… Хотя какой это волк, скорее уж ягненок… Подросток был здесь, среди деревьев. И даже не думал прятаться. Ждал, парализованный страхом, словно мышь перед змеей.

Адам огладил своего черного коня. Став на сторону сил Зла, он из какого-то кокетства решил завести себе скакуна именно такого цвета. И назвал его Самаэлем, как того падшего ангела, спутника Лилит.

Адам приблизился к Колине спокойно, шагом, и только в этот момент юноша решился бежать. Адам неспешно пустил Самаэля вдогонку. У беглеца не было ни малейшего шанса. Потому-то Адам и выбрал этот лес для охоты: деревья здесь нигде не росли достаточно густо, чтобы стать препятствием для коня.

Однако крестьянский паренек решился на отчаянную уловку. В том месте пролегал довольно широкий и глубокий овраг. Мальчик скатился вниз и стал карабкаться вверх по противоположному склону. Разумеется, сир де Сомбреном в своей тяжелой броне не мог последовать за ним. Выбравшись наверх, Колине увидел, что его преследователь разворачивается, и уже вообразил, будто спасся.

Но Адам вовсе не отказался от погони, совсем наоборот. Он остановился, снова развернул своего коня и выкрикнул:

– Р-р-аа, Самаэль!

Затем погнал его к оврагу во весь опор… Конь не дрогнул. Разогнавшись до предельной скорости, на какую только был способен, он оттолкнулся от самого края обрыва и с невероятной легкостью прыгнул. Какой-то миг чудилось, будто черный конь с черным всадником повисли в воздухе. Потом Самаэль упруго приземлился, перелетев на другую сторону оврага.

– Молодец, Самаэль! Черный мой ангел!..

Адам соскочил на землю. Несчастный Колине, окаменевший перед таким дивом, не мог опомниться от потрясения. Он даже не шевельнулся, когда ужасный рыцарь в рогатом шлеме с золотой решеткой на лице приблизился к нему. Адам никогда не пользовался оружием на своей охоте. Зачем? Что такое жалкий кинжал против его доспехов? Железная перчатка сдавила руку Колине. Мальчик упал на колени.

– Пощадите, монсеньор!

– Какой пощады заслуживаешь ты после того, что сделал?

– Но я ничего не сделал!

– Ты отказался стать моим пажом. Сбежал с кинжалом одного из моих стражников. И ты называешь это – «ничего»? Будешь доставлен в Сомбреном и наказан по заслугам.

Колине заплакал. Сир де Сомбреном поднял железный кулак и обрушил на затылок подростка. Затем снял притороченный к седлу Самаэля рог и протрубил несколько раз…

Вскоре все стражники были в сборе. Один из них, достав оленью шкуру с головой и рогами, засунул туда юношу и стал зашивать. Уловка была необходимой. Когда они, возвращаясь в замок, будут проезжать через деревню, крестьяне ничего не должны заподозрить. Впрочем, поскольку такое происходило уже неоднократно, подозрения, в конце концов, все же возникли. Поползли слухи: ведь всякий раз, когда очередного юношу забирали, чтобы сделать якобы пажом в Англии, на следующее утро сеньор возвращался после охоты с крупной добычей поперек седла…

Отряд поскакал к Сомбреному. Утро было уже не раннее, приходилось поторапливаться.

Вскоре после полудня они въехали на землю своей сеньории. В этот ноябрьский день огромные виноградники, составлявшие главное богатство поместья, казались совсем голыми после сбора урожая. Они простирались, насколько хватало глаз, по холмистой равнине. Идиллический пейзаж. Погода стояла переменчивая, солнце сменялось дождиком, и картина в целом навевала что-то ностальгическое.

В замок влетели галопом. Только миновав обводную стену, очень высокую, окруженную глубоким рвом с зеленоватой водой, можно было по-настоящему рассмотреть это место…

Сомбреном представлял собой, скорее, скопление нескольких строений, нежели замок в полном смысле слова. Посредине возвышался господский дом, продолговатое трехэтажное здание, прорезанное красивыми окнами в мелком переплете и все увитое диким виноградом с ярко-красной листвой.

Вокруг теснились хозяйственные постройки – приземистые, толстостенные, с низкими дверями и отдушинами вместо окон. Они предназначались для хранения вина. Крыши, как это распространено в том краю, были набраны из разноцветных черепиц, образующих изящные геометрические рисунки в теплых тонах.

Маленький отряд спешился перед домом, похожим на прочие. Единственное отличие заключалось в том, что его вход охранялся двумя солдатами. Именно здесь находились самые ценные сорта вин, предназначенные для стола герцога Бургундского, который щедро платил за них золотом. За бочками имелся закуток, забранный решеткой. Он издавна служил тюрьмой. Поэтому уже не одно поколение живущих в замке привыкло называть лучшее местное вино «тюремным».

Адам спустился в подвал. За ним последовали Полыхай и двое стражников, тащивших оленью шкуру. Из шкуры доносились стоны: Колине пришел в себя. Солдаты положили свою ношу перед решеткой. В узилище уже находилась какая-то женщина неопределенного возраста, видимо, крестьянка – грязная, оборванная, с совершенно черными ногами.

При виде Адама она принялась заламывать руки и умолять. Тот приказал было стражникам временно запереть ее в другом подвале, но один из них заметил:

– Не стоит хлопот, монсеньор: первый зуб уже выпал.

Услышав эти загадочные слова, узница завопила от ужаса:

– Смилуйтесь, монсеньор! Смилуйтесь над безвинной! Во имя всех святых в раю!

Какое-то время Адам смотрел на нее с искренним огорчением.

– Какая досада! Твои причитания изрядно меня забавляли. Мне будет не хватать тебя…

Он отдал приказ, и его люди исчезли вместе с жалобно стенавшей женщиной. Остался только Полыхай, который тем временем распорол оленью шкуру и вытащил оттуда дрожащего Колине со связанными за спиной руками. Втолкнув подростка за решетку, он тоже удалился…

Оставшись наедине с сиром де Сомбреномом, Колине закричал:

– Не трогайте меня!

– С чего ты взял, будто я собираюсь тебя трогать?

– Не знаю, монсеньор…

– Я не трону тебя. Клянусь…

За его спиной дверь подвала-тюрьмы медленно отворилась. Адам ухмыльнулся:

– …головой моей жены!

И тут некий призрак проник в помещение. То была женщина, с головы до пят облаченная в черное. На ней была туника из тончайших газовых покрывал цвета ночи, придававшая ей вид крылатого пагубного божества. Она медленно приближалась к застенку – должно быть, босиком, потому что двигалась совершенно бесшумно.

Вскоре она оказалась достаточно близко, чтобы Колине мог рассмотреть ее лицо. Она выглядела еще молодой, лет тридцати. Черные, очень длинные волосы ниспадали ниже плеч. Глаза, тоже черные, были густо обведены углем, губы накрашены очень темной красной помадой – того же оттенка, что и ногти на руках, видневшиеся из-под вуалей. Зато тело оставалось совершенно неразличимым, полностью скрытым под странным нарядом.

Ни произнеся ни единого слова, она остановилась перед прутьями решетки и принялась осматривать Колине. С откровенным удовольствием скользила взглядом по его кудрявым волосам, по сочным губам, темным глазам, совершенно обезумевшим от ужаса. Потом чуть отступила, чтобы оценить его целиком, впиваясь жадным взором в чуть хрупкое, но восхитительно ладное тело… Затем она обернулась к хозяину замка.

– Щедрый подарок! Он гораздо красивее того, что был на страстную пятницу… и такой нежный…

Она бросилась к Адаму и приникла к нему страстным поцелуем. Какое-то время они стояли неподвижно, слившись друг с другом и шепча нежные слова. Они тихонько смеялись, сообщнически переглядывались. Колине, на которого не обращали внимания, оцепенел от ужаса. Собрав все свои силы, он жалобно пролепетал:

– А когда мы поедем в Англию?

Призрак в черном засмеялся и направился к нему.

– Умоляю вас, госпожа. Если вы хозяйка замка Сомбреном, смилуйтесь над своим подданным!

Не переставая смеяться, она открыла дверь из вертикальных стальных прутьев и проскользнула в застенок. Неожиданно она сделалась серьезной и замерла перед узником, гордо выпрямившись.