Вернись в Сорренто?.. - Герман Анна - Страница 35

– Тем более их нужно поддержать, а так их вообще никогда не узнают. Для молодых это очень важно.

Считая свой коллектив лицом всей страны, она приходила в ужас от появления подвыпившего или опоздавшего музыканта, от чьей-то грубости, легкомысленной бестактности… Иногда эти тревоги разрастались до тягостных размеров. Нужно было от этого освободиться, выговориться! И тогда она снимала трубку и звонила… Могу ли я знать кому?… Но летом 1975 года часто звонила мне.

И начинался разговор. То была ее внешняя жизнь, то была ее речь, почти по-детски захлебывающаяся, взволнованная, с бездной тревог, забот, огорчений, с неизменным недовольством собой. Но такая почти безудержная откровенность была свойственна ей только в житейских мелочах.

Всепрощающая, мягкая, уступчивая, бесконечно добрая, она бы и осталась такой в памяти знавших ее, если бы не экстремальные обстоятельства, где проявлялось все то, что казалось несовместимым с образом «кроткой лани», возникающим из ее повседневного поведения.

Там, где нужно было вступить в борьбу с судьбой, там, где на карту были поставлены жизнь, творчество, любовь, убежденность, она была неустрашима. Она была олимпийским бойцом, где главные резервы: сила духа и воли, мужество, верность себе – вводились в бой только тогда, когда надо было защитить честь страны, завоевать мировое первенство, победить в борьбе со смертью, вернуть себе сцену.

Да, только в этих случаях проявлялся ее могучий характер, а так:

– …конечно, конечно, берите, пожалуйста.

– …мне показалось, что Вы себя плохо чувствуете…

– Оставьте, не беспокойтесь, я все сделаю сама.

– Что за вопрос, я очень рада, это для меня большая честь.

– Поделимся?

Но главное, о чем нужно говорить, рассказывая о магии ее творчества, – это о контакте со зрителями. Она шла к нему всю жизнь.

В ее представлении контакт со зрителем, скорее всего, приближался к понятиям всеобщего братства, всемирной гармонии… Он был для нее чем-то глубоко интимным, скорее из области человеческих, а не условно сценических отношений, ибо так раскрываться, как это делала она, можно лишь при абсолютном доверии, при полной взаимности, в редкие счастливые минуты жизни, которые она испытывала на сцене почти всегда.

Песня для Анны Герман была не целью, а лишь средством к достижению цели, а быть может, к осуществлению смысла жизни, который она видела в служении людям. Тем дороже и желанней становились для Анны поездки в Советский Союз. Зрительный зал в любой точке России, залитый светом ее любви, счастья от возможности встречи, становился для нее единым добрым, благодарным существом.

Анна Герман бывала счастлива у нас, я знаю!

В 1974 году на Ленинградской студии научно-популярных фильмов возникла идея о создании документального фильма под условным названием «Наш друг пани Анна».

Предполагаемый гонорар мог быть весьма скромным, и, спрашивая Анну о принципиальном согласии на подобную работу, я должна была изложить ей материальную сторону.

И вот письмо Анны Герман, пришедшее вслед за телеграммой «Да! Да! Я очень рада. Ждите письма». Привожу его почти полностью:

– Но где же фильм? – спросите вы теперь.

– Он не снимался, – отвечу я. Зимой 76-го года на свет появился не фильм, а маленький Иварр-Збигнев – сын Анны.

Ему исполнилось всего шесть лет, когда не стало его прекрасной мамы.

…Смерть, не простившая Анне победы над собой, оставив свои зловещие меты, вновь подползла к ней и поразила так коварно, так жестоко, что, казалось, жизнь Анны оборвалась внезапно, как струна, на полузвуке, в зрелом, по-новому неотразимом взлете ее творческих сил.

Она успела все и не успела ничего. Да, она стала Анной Герман, певицей с мировой славой. Да, она стала «возлюбленной» России, душой нашего поколения, его жажды любви, его человечности. Да, она успела полностью осуществить свою давнюю мечту – остаться со зрителем один на один. 27 декабря 1979 года она вышла на громадную сцену ДК имени Горького прямая, торжественная, строгая до суровости, в глухом траурно-черном платье, оплетенном золотыми монисто, и одна, без музыкального сопровождения, запела «Аве Марию» Шуберта. Пианист вступил позже.

Зал разразился неистовой овацией. На эстрадном концерте классикой она покорила зал! Последняя и благороднейшая творческая победа! Отныне она могла все. Ее бы слушали уже за одно то, что она – Анна Герман. Полоса завоеваний была пройдена!

И все же она не успела ничего. Все, свершенное ею, лишь маленькая толика того, что она унесла с собой. Ее бездонная душа таила в себе такие неизмеримые возможности, что объять все то, что могла бы она оставить миру в любой области искусства и общественного служения, невозможно.

Анна Герман сделала неизмеримо много для укрепления польско-советской дружбы. Я не ошибусь, если скажу, что в течение 20 лет благородный облик Анны Герман для многих советских людей был образным олицетворением ее страны.

Среди звезд, загорающихся над Россией, мы всегда будем различать нежный согревающий свет звезды Анны Герман, ее великой души.

Л. Спадони