Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Донесённое от обиженных - Гергенрёдер Игорь - Страница 35


35
Изменить размер шрифта:

У Марата намечалось свидание вечером. Девушкой в своё время обеспечил Шаликин, обладавший не только страстишкой, но и умением отметиться. Наедине, с тем тактом, который внушает уважение к делу и к пристойности, показал фотокарточку из служебной папки: «Новый секретный сотрудник. Хорошо бы вам самим с ней побеседовать…» Квартира, предназначенная для уединённой передачи сведений, скромно помогла знакомству. Студентка мединститута не стала ценным источником информации, но в ином проявила себя вполне достойно.

Однако у Житорова выветрилось желание убедиться в этом в очередной раз: ревниво звало дело. Он вызвал автомашину и скоро был у себя в управлении. Девушка, отперев заветным ключом квартиру, никого в ней не застанет. Зазвонит телефон, и она услышит: встреча откладывается. Падёт ли на её лицо тень?

Марату было мало убеждения, что он нравится женщинам и весьма. Он хотел, чтобы каждая переспавшая с ним только о нём и думала, безраздельно покорённая. Реальность же не уставала иронизировать. «Отдавалась мне так самозабвенно! А через два дня — с недоноском…» — узнавая об одной, другой, третьей, он беспомощно перекипал неистовством.

Он не женился на неотразимой девушке, которую отбил у Вакера, ибо воспалённо-трепещущее «я» не выдерживало терзания: рано или поздно такая породистая, изысканная красотка изменит ему, мужу, и он не сможет жить, не убив её и того недоноска … Судьба будет скомкана.

Остановил выбор на девице, влюблённой в планёры: в свои двадцать три она и впрямь оказалась девицей. Работавшие с нею мужчины давно привыкли, что ухаживаний она «не понимает», и видели в ней товарищески-симпатичное бесполое существо.

После его женитьбы оставленная красавица вышла замуж за сравнительно молодого отличаемого руководством работника внешторга. Марат возобновил с нею близость. Ревнуя её к мужу, черпал своеобразное утешение в том, что не ему изменяют, а с ним, не он унижен, а наоборот. Он захлёбывался в омуте душевных искажений, пока не приспел отъезд из столицы в Оренбург.

36

Вакер, в отличие от друга, не мучился тем, что приятная ему женщина может оказаться благосклонной к кому-то ещё. Он ценил упоительность мига самого по себе, безотносительно к прошлому и к грядущему.

С завидным мужеством Юрий преодолел путь, изобиловавший терниями, и сделался мужем прославленной молодой поэтессы, чей отец, литературный критик, носил военную форму, демонстрируя воинствующую идейность. Он возглавлял журнал, который, насаждая пролетарскую культуру, с избирательностью особого рода указывал на сорняки и рьяно призывал к прополке.

Вакер со стойко приветливой миной выносил угловатость сердитого человека, подкатываясь к дочери, воздавая в печати хвалу её стихам. Однажды в доме отдыха железнодорожников, на вечере после её выступления, он отменно танцевал с нею официально осуждаемый шимми, и потом в отведённой ей комнате оба разделили бурный наплыв радости.

Однако чувственная дочь твердокаменного марксиста вовсе не собиралась выделять Юрия из среды своих спутников. Это не загнало его в плен смущению. Обуздывая внутреннюю дрожь, он зимой отчаянно тратился на цветы и с букетом дожидался возлюбленную у подъезда её дома, зная, что к себе она вернётся не одна. В конце концов, взглядывая на него, она стала как-то задумываться — чем дальше, тем теплее. С неуклонностью укореняющейся привычки это привело к тому, что был зарегистрирован брак.

Когда появился сын, радость Юрия не была трескучей, но и известного рода сомнения докучали не слишком. Болезненный ребёнок в двухлетнем возрасте умер от инфлуэнцы. Минула ещё пара лет: кремлёвский хозяин, давно замечавший, что ретивые сторожа на литературном подворье стучат в колотушку больше себе в интерес, чем из радения о хозяйском добре, вызвал приказчиков. Служителя идеи, что назначил себя председателем литревкома, свели с поста. Известие грянуло утром, а в полдень — работники загса не успели уйти на обед — Вакер уже подал на развод, процедуру которого в то время не отягощали сложности.

* * *

Итак он был свободен и обогащён опытом, мужчина, который мартовским вечером направлялся в театр — подхлёстываемый охоткой попробовать, что за блюдо приготовил товарищ Кацнельсон? Будут ли в спектакле те соль и перец, коими Есенин сдобрил своего «Пугачёва»?

Солнце зашло за городские крыши, и в той стороне, меж окрашенных в шафран облачков, непередаваемо утончённо сияло зеленоватое, политое косым светом небо. Юрий шёл через сад и с удовольствием обонял чуть внятный аромат набухших соком кленовых почек, погружаясь в лирические воспоминания о том, как Марата встряхнула и распалила его, Вакера, расшифровка поэмы…

Две встретившиеся девушки взглянули на него сбоку, он полуобернулся — ещё немного, и мы имели бы случай рассказать о прелюдии к некой пьеске. Но девушки уронили смешок и вольно убыстрили лёгкий шаг.

Юрий с напускной скукой подошёл к театральной кассе и прочитал объявление, что премьера переносится, а билеты действительны на послезавтра на пьесу А.М.Горького «Сомов и другие».

«Марат резину не тянет!» — подумалось со смешанными чувствами. Отчасти взыграло самодовольство: какого нагнал переполоха! Но и кусало сожаление: постановку Кацнельсона уже никогда не удастся увидеть. Резонная мысль, что следовало посмотреть премьеру, а потом потрясать начальника, вызвала кислый вздох: попробуй утерпи…

Настроение оживлялось тем, что у него припасено кое-что. Адрес старца, сообщённый на днях Житоровым, не позабылся. Журналист посетил продовольственный магазин и продолжил путь по улицам, на которых, в отличие от Москвы, автомобили одиночествовали, тогда как лошади мелькали то и дело. «Всё больше — чалые… да нет — сивых поболе… а вон снова — мухортая», — замечал Юрий, гордившийся, что владеет тем особым богатством русского языка, которым точно определяется разнообразие конских мастей.

Вопрос, а сколько было бы лошадей, если б не колхозы, тронул воображение, и оно невольно запрудило мостовую упряжками…

Вечер между тем всем мастям предпочёл тёмно-серый тон, отчего пешеход, усиленно приглядываясь к полустёртым номерам домов, нашёл, что у арочного хода очень кстати стоит дворник.

— Скажите-ка, — требовательно обратился к нему Вакер, — вам известен Маненьков Терентий Пахомович?

Дворник успел изучить броскую внешность прохожего до того, как прозвучал вопрос, и ответил с готовностью:

— И-ии… эт-та-аа… идёмте проведу!

Он двинулся мерным шагом в полутёмную глубину хода и, оборачиваясь, спросил осторожно и любопытно:

— Э-эт-та-а… по какому делу?

Вакер отрезал с приструнивающей насмешкой:

— По воспоминаниям!

Собеседник, однако, не вывалился из седла.

— Пахомыч вспо-о-омнит! — протянул с уверенной свойскостью налаженных отношений. — В этом доме, — указал рукой на свод арки, — при нэпе жил и владел нэпач… После его ареста товарищи всё приходили и долбили стены… И каждый-то раз, видать, чего-то находили…

«Да ты под мухой!» — догадался Юрий по словоохотливости человека. Пересекая двор, озаряемый светом из окон, они приближались к одноэтажному, с жилым полуподвалом, флигелю.

— Пятнадцать годков, как я перенял от Пахомыча… он был тут дворник, — мужчина взялся за дверную ручку и встал подле входа так, будто сейчас поклонится: «Пожа-алте!» Начав сгибаться, вдруг выпрямился и, ребячливо хихикнув, распахнул дверь. Юрия обдало застарелым душком рухляди, квашеной капусты, гниющего дерева. Он пошёл было по лестнице вниз — провожатый ухватил за локоть:

— Не, не-е, вон туда!..

Дощатые ступени вели наверх в коридор. Дворник постучал кулаком в первую же, слева, дверь, на которой сохранялись клочья овчинной обивки. Открыла упитанная старушка в пёстреньком ситцевом платке. Секнув незнакомца смекалистыми глазками, выслушала дворника:

— Встречай человека, Мокеевна! Это к Пахомычу.

37

Комната оказалась побольше, чем представлял себе Вакер. У чистой белёной стены на топчане сидел, упершись рукой в подушку, знакомый старец. Сейчас он выглядел благообразно. К совсем белым расчёсанным волосам шла светло-серая холщовая толстовка, перехваченная ремешком, штанины были заправлены в белые вязаные носки.