Создатели небес - Герберт Фрэнк Патрик - Страница 12

Фурлоу попытался припомнить облик убитой женщины. Сейчас Адель Мерфи была лишь пачкой фотографий и описанием в газетах, отражением в свидетельских показаниях и полицейских протоколах. Образ той Адель Мерфи, которую он знал, не мог всплыть в его памяти из-за новых, жутких изображений, сделанных газетчиками. Ее черты лица начали расплываться с прошествием времени также неизбежно, как опадают листья с деревьев осенней порой. В памяти остались только цветные полицейские фотографии, что хранились в папке у шерифа, рыжие волосы (такие же, как у ее дочери), разбросанные по замасленному дорожному покрытию.

Ее бледная обескровленная кожа на фотографии – это он помнил.

Он помнил также показания свидетельницы Сары Френч, жены доктора, живущего по соседству, которые она дала под присягой. Из ее показаний он мог явственно представить картину происшествия. Сара Френч услышала крики, визг. Она выглянула из окна своей спальни, находящейся на втором этаже, в залитую лунным светом ночь как раз в тот момент, когда происходило убийство.

«Адель… Миссис Мерфи выбежала из дальней двери своего дома. На ней была зеленая ночная рубашка… очень тонкая. Она была босая. Я помню, что успела подумать, не странно ли это, что она босиком. Затем прямо за ней выбежал Джо. В руке у него был этот проклятый малайский крисс. Это было так ужасно, так ужасно! Я увидела его лицо… залитое лунным светом. Он прямо-таки излучал из себя ярость. В гневе он так ужасен!»

Показания Сары… Показания Сары… Фурлоу почти видел сверкающий клинок в руке Мерфи, зловещий, дрожащий, раскачивающийся предмет. Всего десять шагов, чтобы настичь свою жену. Сара сосчитала число нанесенных ударов.

«Я просто стояла и считала эти удары. Сама не знаю почему. Просто считала. Семь ударов. Семь раз он взмахнул кинжалом».

Адель рухнула на бетон, и волосы ее разметались в стороны, что впоследствии запечатлели фотографы. Ее ноги дернулись, потом выпрямились и застыли.

И все это время жена доктора стояла у окна на втором этаже, зажав левой рукой рот и боясь пошевелиться.

«Я не могла сдвинуться с места. Я не могла произнести ни звука. Только смотрела на него.

Тонкая правая рука Мерфи взметнулась вверх и швырнула крисс на землю. Потом он не спеша обошел тело жены, стараясь не наступить ногой в расплывшуюся на бетоне красную лужу. Вскоре он оказался в тени деревьев в том месте, где подъездная аллея выходила на улицу. Сара услышала, как заработал мотор автомобиля. Потом зажглись фары, и машина, разбрасывая гравий из-под колес, скрылась в темноте».

И лишь тогда Сара поняла, что может пошевелиться. Она вызвала «Скорую помощь».

– Энди?

Голос вернул Фурлоу к действительности. «Рут?» – спросил он себя, оборачиваясь.

Она стояла слева от него сразу за машиной, изящная женщина в черном шелковом костюме, плотно облегающем ее фигуру. Ее рыжие волосы, обычно распущенные, сейчас были собраны в тугой пучок на затылке. Волосы были стянуты туго… Фурлоу попытался выбросить из головы все воспоминания о волосах ее матери, беспорядочно раскиданных по бетону дорожки.

Зеленые глаза Рут не мигая смотрели на него с выражением болезненного ожидания. У нее был вид испуганного ребенка.

Фурлоу открыл дверцу машины и выбрался на мокрую траву рядом с дорогой.

– Ты не на машине, – констатировал он.

– Я живу сейчас у Сары. Пришла пешком прямо от ее дома. Поэтому и опоздала.

Она едва сдерживалась, чтобы не зареветь, и он подумал, что сейчас бессмысленно о чем-то говорить.

– Рут… Да провались все это к дьяволу! Я не знаю, что еще можно сказать. – Не думая ни о чем, он подошел к ней, обнял ее. Он почувствовал, как тут же напряглось ее тело. – Я действительно не знаю, что говорить.

Она вырвалась из его объятий.

– Тогда… и не говори ничего. Все слова давно уже сказаны.

Рут взглянула прямо в его глаза.

– А ты что, уже не носишь свои специальные очки?

– Да ну их к черту, очки эти! Почему ты не стала говорить со мной по телефону? Мне что, в госпитале дали номер Сары? – До него стал доходить смысл слов Рут: «…живу у Сары». – Что это значит?

– Отец сказал… – Рут прикусила губу и покачала головой. – Энди, о Энди, он сошел с ума, и его собираются казнить… – Она посмотрела на Фурлоу, и ресницы ее стали мокрыми от слез. – Энди, я не знаю, что должна чувствовать сейчас по отношению к нему. Не знаю…

И снова Фурлоу привлек ее к себе. На этот раз она не противилась. Как же все это знакомо – обнимать ее в этом таком знакомом месте… Она начала тихо рыдать, уткнувшись ему в плечо, дав волю накопившемуся.

– О, если бы ты мог забрать меня отсюда, – прошептала она.

«Что это она говорит? – задал себе вопрос Фурлоу. – Ведь она давно не Рут Мерфи. Она миссис Невилл Хадсон». Ему захотелось оттолкнуть ее от себя и закидать ее вопросами. Но это противоречило его профессиональным навыкам, с психологической точки зрения это было бы неверно. Он решил, что в конце концов ему хочется совсем не этого. Но ведь она – жена другого человека. Проклятье! Проклятье! Проклятье! Что же случилось тогда? Ссора. Он вспомнил их ссору… в ту ночь, когда он рассказал ей о стипендии, которую ему обещали за научную работу при университете. Она не хотела, чтобы он брал ее с собой, но и не хотела расставаться с ним на год. Ей казалось, что Денвер слишком далеко.

«Всего лишь один год». – Фурлоу как бы слышал собственный голос, произносящий эти слова.

«Ты больше озабочен своей чертовой карьерой, чем мною!» – У нее был такой же яркий темперамент, как и волосы.

После этого сердитого замечания он ушел. Письма его уходили в пустоту, без ответа. Когда он звонил, «ее не было дома». И он понял, что такое быть «сердитым»… и страдающим. Но что же на самом-то деле произошло?

И снова она сказала:

– Я не знаю, что должна чувствовать сейчас по отношению к нему.

– Могу я чем-нибудь реально помочь? – только и мог он произнести, но сам понимал, что это не те слова, что нужны.

Она отодвинулась от него.

– Энтони Бонделли, адвокат… Мы наняли его. Он хочет поговорить с тобой. Я… Я сообщила ему о твоем заключении об… отце… о времени, когда произошел психический срыв. – Ее лицо поморщилось. – О Энди!.. Почему ты уехал? Ты так был нужен мне. Ты так был нужен нам.

– Рут… Твой отец не принял бы от меня никакой помощи.

– Я знаю. Он ненавидел тебя… из-за… того, что ты сказал. И все-таки ты был нужен ему.

– Никто не прислушивался ко мне, Рут. Он был слишком важным человеком для меня, чтобы…

– Бонделли считает, что ты можешь помочь с оправданием. Он просил меня встретиться с тобой, чтобы… – Она пожала плечами, достала из кармана носовой платок и вытерла щеки.

«Так вот оно что, – подумал Фурлоу. – Она пытается поймать меня на удочку, купить мою помощь!»

Он отвернулся, чтобы Рут не увидела его перекошенное от гнева и боли лицо. На несколько секунд у него поплыло перед глазами, а потом он вдруг понял (очень медленно), что видит какое-то почти незаметное шевеление у края рощицы. Рой коричневых мошек. Похоже, но не совсем. Его очки. Где же его очки? В машине! Мошки начали подниматься вверх и растаяли в вышине. Их исчезновение сопровождалось странным давлением на его чувства, словно звук или что-то, похожее на звук, действовало ему на нервы, но теперь это исчезло.

– Так ты поможешь? – спросила Рут.

«А не такую ли я штуковину видел тогда, у окна Мерфи? – поинтересовался у самого себя Фурлоу. – Что же это такое?»

Рут сделала шаг к нему и посмотрела прямо ему в лицо.

– Бонделли казалось… из-за нас… ты, возможно… станешь колебаться.

«Черт бы побрал эти умоляющие нотки в ее голосе!»

Он мысленно повторил ее вопрос и ответил:

– Да, я сделаю все, что смогу.

– Этот человек… в тюрьме, это только внешняя оболочка, – сказала она тихим равнодушным, почти бесцветным голосом.

Фурлоу посмотрел на нее и увидел, как черты ее лица застывают по мере того, как она говорила.