Дюна - Герберт Фрэнк Патрик - Страница 104

— Но я же молода! — повторила возмущенная Хара.

— Замолчи, женщина, — оборвал ее Стилгар. — Что должно быть, то будет. Проводи Усула в его жилище и следи, чтобы у него всегда была смена свежей одежды и место отдыха.

— О-о-охх, — только и ответила Хара.

Пауль уже достаточно изучил ее, пользуясь приемами Бене Гессерит чтобы составить о ней кое-какое представление. Он также чувствовал нетерпение фрименов, понимал, что они с Харой всех задерживают. Он не знал, можно ли спросить, где сейчас мать и Чани; впрочем,

Стилгар явно нервничал, и Пауль решил, что такой вопрос был бы ошибкой.

Поэтому он просто повернулся к Харе и, тоном и вибрациями в голосе усиливая ее страх и почтительное волнение, приказал:

— Веди меня в жилище, Хара! А о твоей молодости поговорим в другой раз.

Она отступила на два шага, бросив на Стилгара испуганный взгляд.

— У него колдовской голос, — сипло пробормотала она.

— Стилгар, — сказал Пауль, — я в неоплатном долгу перед отцом Чани. Если я могу что-то…

— Это решит Совет, — ответил Стилгар. — Ты сможешь сказать ему об этом. — Он кивнул, давая понять, что все свободны, и вышел сам. За ним последовали остальные.

Пауль взял Хару за руку — рука у нее была холодная и дрожала.

— Я не обижу тебя, Хара, — мягко сказал он. — Ну, покажи мне свой дом. — Он говорил теперь с успокаивающими нотками в голосе,

— Ты ведь не выгонишь меня через год? — спросила она. — Я ведь и сама знаю, что уже не так молода, как когда-то…

— Пока я жив, у тебя всегда будет место рядом со мной, — ответил он, выпуская ее руку. — Так где наше жилище?

Она повернулась и повела его по коридору. Дойдя до перекрестка с широким, освещенным подвешенными через равные промежутки желтыми шарами ламп, они свернули направо. Пол был гладким, чисто выметенным.

Пауль поравнялся с ней, взглянул на орлиный профиль.

— Так ты не испытываешь ко мне ненависти, Хара? — спросил он.

— Почему я должна ненавидеть тебя?

Она кивнула каким-то детям, глазевшим на них из бокового прохода (пол там был выше, чем в том коридоре, по которому шли они с Харой). За спинами детей маячили сквозь полупрозрачные занавески фигуры взрослых.

— Но я… победил Джамиса.

— Стилгар сказал, что обряд соблюден и ты — друг Джамиса. — Она искоса посмотрела на Пауля. — Стилгар сказал еще, что ты отдал влагу мертвому. Это правда?

— Да.

— Это больше, чем сделаю… чем могу сделать я.

— Разве ты не оплачешь его?

— Оплачу, когда придет время плача.

Они миновали арку. За ней Пауль увидел ярко освещенное помещение, мужчин и женщин, работающих у каких-то машин, установленных на станинах-амортизаторах. Казалось, они очень торопятся.

— Что они делают? — спросил Пауль. Она глянула через плечо на арку.

— Это пластиковое производство. Они спешат закончить норму перед тем, как мы уйдем. Для посадок нам нужно много влагосборников…

— Уйдем?..

— Ну да. Пока эти убийцы не перестанут преследовать нас или пока наша земля не будет очищена от них.

Пауль споткнулся: этот миг… он вспомнил вдруг какой-то фрагмент… картинка из его пророческих видений… но она была какой-то не такой, смещенной, как предмонтажная склейка фильма. Кусочки «пророческой памяти» не вполне совпадали с реальностью.

— Сардаукары охотятся за нами, — сказал он.

— Они немногое найдут, разве что один-два покинутых сиетча, — ответила она. — И еще — еще они найдут в песках свою смерть. Многие из них.

— А это место они найдут?

— Найдут, наверно.

— И мы тратим время на… — он мотнул головой в сторону оставшегося уже далеко позади цеха, — на производство… влагосборников?

— Посадки ведь не прекращаются.

— Кстати, что такое влагосборники? Она потрясение посмотрела на него:

— Вас что, ничему не учат… там, откуда ты пришел?

— О влагосборниках, во всяком случае, — не учат.

— Хай! — изумленно воскликнула она, сумев вложить в короткое междометие целую фразу.

— Ладно, все-таки что это такое?

— А как, по-твоему, могут существовать все кусты и травы в этом эрге, когда мы уходим отсюда? Каждое растение с особым бережением высажено в лунку, заполненную гладкими кусочками хромопласта яйцевидной формы. На свету они белеют. Если взглянуть с высоты, можно увидеть, как они блестят. Белый цвет отражает. Но когда Праотец-Солнце покидает небосклон, влагосборники в темноте вновь становятся прозрачными. И очень быстро остывают. Тогда на поверхности конденсируется влага из воздуха. Эта влага стекает на дно лунки, поддерживая жизнь растения.

— Влагосборники… — пробормотал он, пораженный красивой простотой решения.

— В подобающее время я оплачу Джамиса, — сказала она, как будто этот вопрос не давал ей покоя. — Он был хорошим человеком, хоть и скорым на гнев. Хорошим добытчиком. А с детьми — просто чудо! И не делал различия между сыном Джоффа, моим первенцем, и своим собственным. Они для него были равны. — Она искательно посмотрела на Пауля. — А ты… а для тебя, Усул?

— Перед нами такая проблема не стоит.

— Но если…

— Хара!

Он сказал это так резко, что она отпрянула.

Они миновали еще один ярко освещенный зал.

— А тут что делают?

— Чинят ткацкое оборудование. Но сегодня ночью оно должно быть уже демонтировано. — Хара махнула рукой на уходящий влево тоннель. — А там, подальше, — производство пищи и ремонт дистикомбов. — Взглянув на Пауля, она добавила: — Твой-то комб на вид еще новый. Но если надо что-то починить, так я сумею неплохо справиться. Я время от времени работаю в цеху…

Теперь навстречу им попадались люди, а дверные проемы слева и справа встречались все чаще. Прошла целая вереница мужчин и женщин, нагруженных тяжело булькающими тюками, от которых исходил сильный запах Пряности.

— Нашей воды они не получат, — сказала Хара. — И Пряность им не достанется, уж будь уверен!

Пауль смотрел на проемы в стенах тоннеля, замечая ковры на высоких порогах, комнаты, драпированные яркими тканями, горы подушек на полу. При их приближении сидевшие там замолкали и провожали их откровенно любопытными взглядами.

— Все удивляются, как ты победил Джамиса, — пояснила Хара. — Думаю, когда мы переселимся в новый сиетч, тебе придется еще доказывать свою силу.

— Я не люблю убивать, — ответил он.

— Стилгар так и сказал, — пробормотала она, однако в ее. гол осе звучало недоверие.

Впереди послышался новый звук: хор пронзительных тонких голосов нараспев повторял что-то. Они подошли к новому проходу, гораздо более широкому, чем все предыдущие. Пауль замедлил шаг, заглянул внутрь. Там на устилавших пол бордовых коврах сидели, скрестив ноги, дети — комната была полна ими.

У доски, висевшей на дальней стене, стояла женщина, закутанная в желтую тогу, с указкой-проектором в руке. Доска была испещрена рисунками — кругами, углами, треугольниками и кривыми, волнистыми линиями и квадратами, дугами, рассеченными параллельными линиями. Женщина указывала то на один, то на другой рисунок — так быстро, как только могла переводить луч указки, — а дети хором называли условные знаки, стараясь поспеть за движением руки.

Пауль прислушивался на ходу.

— Дерево, — звучали детские голоса, — дерево, трава, дюна, ветер, гора, холм, огонь, молния, скала, скалы, пыль, песок, жара, укрытие, жара, полный, зима, холод, пустой, эрозия, лето, пещера, день, напряжения, луна, ночь, капрок, песчаный прилив, склон, посадки, связующее вещество!..

— И в такое время у вас учатся? — удивился Пауль. Лицо ее омрачилось, в голосе послышалась горечь:

— Лиет говорил, что в обучении нельзя терять ни минуты. Лиет умер, но мы не можем забывать его и его наставлений; ибо таков путь чакобсы…

Она подошла к проему в левой стене коридора, раздвинула полупрозрачные оранжевые шторы и отошла в сторону, пропуская Пауля.

— Твой йали ждет тебя, Усул.

Пауль стоял, не решаясь переступить порог. Он вдруг ощутил, что не хочет оставаться один на один с этой женщиной. Он чувствовал, что теперь его окружает чужая жизнь и войти в нее можно, лишь приняв ее идеи и ценности как данность. Это фрименский мир хотел поймать его, уловить в сети своих путей. И в этих сетях, на этих путях, его ждал, он знал это, безумный джихад, война за веру. Война, которой надо было избежать любой ценой.