...И паровоз навстречу! - Панарин Сергей Васильевич - Страница 23

Коля закончил трапезу, рассовал остатки сухого пайка по мешкам. С ностальгией вспомнил о волшебной флейте, которую пришлось вернуть троллю. Сейчас цыпленок табака и кружечка доброго эля были бы кстати.

Солдат посмотрел наружу. Нет, не чернел силуэт колдуна. Снег, лес да холмы. Ничего.

Вздохнув, Лавочкин отправился в глубь туннеля. Темнота мешала, но рядовой держался за стену и ступал осторожно.

Шагалось медленно. Парень ощутил, что проходит поворот, а затем далеко впереди забрезжил неясный свет. Сначала Коля принял его за фонарь следующего паровоза, однако было тихо.

Он не считал шаги. Просто понимал, что протопал пару километров, прежде чем свет стал ярким. Незадолго до этого рядовой услышал стук и скрежет. Впереди кто-то работал.

Наконец, он вышел в огромный зал, заставленный ящиками. Ящики были большими – с вагон. Железнодорожная ветка делила гигантское помещение надвое. Создавалось впечатление, будто здесь целые кварталы, заполненные ящиками. Солдат залез на первый, огляделся.

Да, зал поражал воображение. На высоких сводах висели огромные фонари. Край «ящичного города» виднелся вдалеке. Оттуда и доносились звуки размеренных ударов и лязг.

– Значит, нам туда дорога, – пропел Коля.

Спустившись на каменный пол, рядовой потрусил вдоль рельсов, стараясь держаться в тени ящиков. Парень поймал себя на мысли, что высматривает на их стенках надписи наподобие «Не кантовать!». Причем на русском. Было бы здорово…

Впереди началось движение – катали вагонетки. Лавочкин свернул за ящик и столкнулся нос к носу… с собой.

Серая роба. Меч в руке. Тупое выражение лица.

«Клон!» – мгновением позже догадался солдат.

– Тебя не должно быть здесь, – глухим голосом проговорил гомункулус.

– А где мне следует быть?

– В казарме ты должен быть, – так же без интонаций ответил лже-Лавочкин.

– Спасибо, сынок, – язвительно произнес Коля.

– Не понял смысла. Тебя быть не должно здесь.

– Угу, ясно, заладил, как попугай.

Рядовой пошел прочь, внутренне содрогаясь: «Неужели я со стороны кажусь таким тупым идиотом?»

Пробравшись поближе к открытому пространству, Лавочкин принялся наблюдать.

Здесь был сборочный цех. Что собирали, осталось загадкой. Махина, над которой трудились гномы, закованные в кандалы, была частично закрыта материей. За работой маленьких специалистов следил глистоподобный старикашка, плешивый и с жиденькой бороденкой. При нем топтался рыжий заросший бугай. Солдат окрестил его Гориллычем.

Двойники Лавочкина были выстроены цепью по периметру, вероятно, для устрашения гномов.

Старикашка строжился, брызгал слюной и гневно потрясал посохом. Гориллыч откровенно скучал, почесывая косматый затылок и рыча на мелюзгу.

Ни речей глистоподобного, ни рыка амбала парень не слышал – все заглушал грохот, доносившийся из-за длинного ангара. Вагоны разъезжали по веткам. Вдалеке на одной из платформ грузили ящик-переросток.

Мимо рядового промаршировал отряд гомункулусов. Лавочкин запомнил их потешную манеру ходить. «Гуси лапчатые», – хмыкнул он.

Затем Колино внимание привлек ангар, на стене которого готическим шрифтом было начертано: «Страна Преподавателя выше всего!» Чуть ниже и помельче написали: «Колдунизм – высшая стадия развития человечества и гномчества!»

– Ура, товарищи, – прошептал разведчик.

«Все это познавательно и загадочно, – подумал он, – только что дальше-то?»

– Ты! – раздалось за спиной солдата. – Назови себя, бездельник!

У рядового душа в ботинки провалилась.

Он повернулся и увидел старикашку, похожего на глистообразного, но потолще и без посоха.

– Я… – растерялся парень.

– Тупой чурбан, – брезгливо прошамкал старик. – Пойдешь со мной.

Лавочкин поплелся за бородатым, копируя гусиную походку своих алхимических потомков. «Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу», – вспомнилось Коле, когда он понял, что идет к Гориллычу и гневному плешивцу.

Бежать? Поздно. Вот она – площадка. Все как на ладони. Поднимут тревогу, начнется облава. Парень решил рискнуть.

Когда они с плотным стариканом приблизились к махине, глистообразный бросил на них мимолетный взгляд и продребезжал недовольно:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ну, и кого ты привел, Мангельштамм?[27]

– Опять бракованный чурбан, Панцер[28].

Мангельштамм посмотрел на Колю пристальнее, отступил, выронил посох. Бороденка позорно затряслась.

– Ты?.. Ты?.. – Он был умелым магом и мог распознать пришельца из иного мира. – Ты – Николас?!

Плотный отпрыгнул от Лавочкина, точно ошпаренный. А Гориллыч с интересом уставился на Колю. Зубы у рыжего верзилы были кривые и гниловатые.

Солдат набрался храбрости и изрек:

– Да, Панцер. Я явился. Я явился за тобой.

– А! – завизжал плотный. – Он знает твое имя!

– Я и твое знаю, Мангельштамм, – холодно произнес солдат.

– Ох! – Старик впал в ступор.

– Кретин, – прошипел Панцер. – Мы же сами при нем имена употребили!

Однако глистообразный не делал резких движений и выглядел заранее проигравшим. Тем не менее он сглотнул комок, застрявший в горле, и велел Гориллычу:

– Защити меня, убей его!

Двухметровый бугай насупился.

– Заради чего мне это надобно? – пробасил он.

– Падлюка! Ты обязан мне подчиняться!

– Тю-тю-тю! – Рыжий показал веснушчатые ладони. – Я по поводу железа. Мне никоим образом нельзя драться. Я зарок давал.

Плотный стал выходить из пугливо-благоговейного транса. Его глаза забегали, в них появился недобрый блеск – Мангельштамм готовился нанести магический удар.

Лавочкин гаркнул:

– Стоять на месте! Я твои штучки предвижу.

«Застращал идиота», – подумал Панцер.

– Я не застращал идиота, а оказал на него непреодолимое воздействие, – спокойно выдал солдат.

Ему самому было чертовски боязно, но блеф увлек, а тут еще и дар чтения мыслей вернулся.

От Гориллыча, кстати, исходила теплая волна любопытства. И все.

Зато Панцер сдрейфил не на шутку, схватился сухой ручонкой за голову, словно намереваясь спрятать мозги от Колиной «прослушки».

Гномы давно оставили дела и, раскрыв рты, следили за разговором.

– Страхенцверги среди вас есть? – громко спросил парень.

– Я из них, – помахал один из бородачей.

– Привет от родни. Очень гостеприимная у тебя семья. – Рядовой вернулся к троице угнетателей. – Вариантов два. Смерть и повиновение.

Коля сделал шаг к старикам и рыжему. Плешивцы сдали назад, гигант остался на месте. Солдат обратился к нему:

– Тебе я предлагаю дружбу, железный…

Россиянин хотел сказать «мастер», так как понял, что заросший мужик – специалист по металлу, но тот прервал Лавочкина:

– Ганс. Железный Ганс.

Память вытолкнула на поверхность нужную сказку. Парень аж крякнул:

– Тот самый Железный Ганс?!

– Самоличной персоной, – прогудел здоровяк, явно польщенный Колиным возгласом.

– Выбрался из грязи и стал служить Дункельонкелю, значит.

Ганс потер нос:

– Позволительно и так преподнести, не спорю. Хотя… Ладно. Мешать тебе не буду, но и помочь не в силах.

Панцер затряс головой. Коля попробовал надавить на старика:

– Ну-ка, не дергаться! Что вы тут собираете?

– Так я тебе и сказал, – проблеял Панцер. – Эта тайна умрет вместе со мной.

– Хм. Ну, похоже, вам с ней недолго осталось, – сострил Лавочкин. – Эй, Мангельштамм, что это за машина?

– Панцер, – жалобно выдавил плотный, косясь на начальника.

Глистообразный пронзил соратника яростным взглядом.

– Ясно, – резюмировал парень. – В молчанку играем. Хоть ты, Железный Ганс…

Ему не дали договорить. Коля услышал грозные вопли и обернулся. Со стороны железнодорожных путей к нему бежали вооруженные люди, причем не только его двойники, но и настоящие «человеки».

– Вы дали знак? – спросил разведчик стариков и Ганса.