Цикада и сверчок (сборник) - Кавабата Ясунари - Страница 67

– …

– И все же Хидэо выткал пояс в точности по моему рисунку. Разве что расцветку нитей подобрал несколько иную.

– Простите за вольность, господин Сада. – Хидэо вновь поклонился. – Барышня, не сочтите за труд, примерьте пояс, – обратился он к Тиэко.

– На это кимоно?.. – Тиэко поднялась с циновок и обернула пояс вокруг талии. И сразу же вся ее прелесть проступила необыкновенно ярко. У Такитиро просветлело лицо.

– Барышня, это произведение вашего отца! – воскликнул Хидэо. Глаза его радостно сияли.

Праздник Гион

Тиэко вышла из дому с большой корзиной для провизии. Она направилась вверх по улице Оикэ к харчевне «Юбахан» в квартале Фуя, но невольно остановилась, заглядевшись на небо. Весь небосвод от горы Хиэй до Северной горы полыхал, будто охваченный пожаром.

Летом день долог; еще слишком рано для вечерней зари, да и сам цвет неба не производил грустного впечатления, как это бывает перед закатом. Языки пламени бушевали в небе, разливаясь во всю его ширь.

Ах, да что же это такое?! Никогда не видела… – Она вынула зеркальце и поглядела на свое лицо, окруженное в зеркальце огненными облаками. – Никогда не забуду… Это надо запомнить на всю жизнь, – прошептала она.

Горы Северная и Хиэй казались темно-синими на фоне красного неба.

В харчевне «Юбахан» для Тиэко уже были приготовлены высушенные пенки бобового молока, а также ботан-юба и яватамаки.

– Добро пожаловать, барышня, – приветствовала Тиэко хозяйка харчевни. – Столько заказов по случаю праздника Гион – ни минутки свободной. Даже на старинных клиентов едва хватает времени, а остальным приходится просто отказывать.

Эта харчевня работает исключительно по заказам. В Киото есть такие заведения, кондитерские в том числе.

– Поздравляю вас с праздником, барышня, и благодарю – вот уже сколько лет нас не забываете. – Хозяйка доверху наполнила корзину Тиэко. Она положила яватамаки и ботан-юба – трубочки из высушенных пенок бобового молока: первые – с листьями лопушника, вторые – с плодами дерева гинкго.

Харчевне «Юбахан» уже более двухсот лет. Она счастливо избежала пожаров, которые прежде часто случались во время праздников огня, и сохранилась в прежнем виде – лишь кое-где немного подновили: в оконце на крыше вставили стекло да печи, в которых готовили бобовые пенки, обложили кирпичом – прежде они были похожи на обыкновенные корейские каны[67].

– Раньше, когда пользовались углем, сажа попадала на пенки, поэтому теперь мы заменили уголь опилками, – объяснила ей однажды хозяйка.

Из котлов, отгороженных друг от друга квадратными медными листами, ловко извлекали палочками из бамбука слегка затвердевшие пенки бобового молока и подвешивали на бамбуковые перекладины. По мере того как пенки высушивались, их перекидывали с нижних перекладин на верхние.

Тиэко прошла в глубину кухни, где был старинный опорный столб. Она помнила, как мать всякий раз поглаживала его, когда они приходили сюда вместе.

– Из какого он дерева? – спросила Тиэко у хозяйки.

– Из кипарисовика. Он высокий, до самой крыши, и прямой как стрела.

Тиэко ласково коснулась столба и вышла наружу. На обратном пути она услышала громкую музыку: репетировали музыканты, готовясь к празднику Гион.

Приезжие из провинции привыкли считать, что праздник Гион длится всего один день – семнадцатое июля, когда по городу движется процессия ямабоко[68]. Жители Киото обычно собираются у храма накануне – в предпраздничную ночь.

В действительности же праздник Гион длится весь июль. Первого июля в каждом квартале, который готовит свой ковчег, тянут жребий, кому восседать на ковчеге, повсюду слышится праздничная музыка.

Каждый год процессию ковчегов открывает нагината-боко[69], на котором едут мальчики в одеждах храмовых послушников. Второго и третьего июля определяется, опять-таки с помощью жребия, порядок следования остальных ковчегов. Этой церемонией руководит мэр города.

Ковчеги изготовляют в начале месяца, а десятого июля на мосту Четвертого проспекта у реки Камогава происходит церемония их «омовения». Хотя и называется это «омовением», на самом же деле настоятель храма просто опускает ветку священного деревца сакаки в воду и кропит ею ковчеги.

Одиннадцатого июля в святилище Гион собираются мальчики, которым предстоит восседать на ковчеге, открывающем процессию. Они подъезжают на лошадях в особых шелковых куртках – суйкан – и высоких головных уборах из накрахмаленного шелка – татээбоси. После богослужения они отправляются на церемонию присвоения пятого ранга, за которым следует ранг тэндзёбито – придворного, которому разрешен вход в императорский дворец.

В далекие времена верили, что в празднестве наравне участвуют синтоистские и буддистские божества, поэтому справа и слева от послушников теперь иногда усаживают их сверстников, которые олицетворяют бодхисатв Каннон и Сейси[70], хотя праздник-то синтоистский. Кроме того, поскольку послушник получал ранг от бога, считалось, будто он обручился с божеством.

– Не желаю участвовать в такой глупой церемонии, я мужчина! – сердился юный Синъити, когда ему выпало представлять послушника.

У послушников был и свой «отдельный огонь», то есть очаг, на котором им приготовляли пищу отдельно от семьи. Это своего рода очищение.

Теперь оно, правда, упростилось: в пищу послушника просто высекают несколько искр с помощью огнива и кресала. Говорят, когда родственники забывают об этом, сами послушники просят: «Мне искорку, мне искорку!»

Обязанности послушников во время праздника Гион не ограничиваются одним днем, когда они восседают на ковчеге во главе шествия. У них немало разных дел – и нелегких! Надо обойти с приветствиями каждый квартал, где мастерили ковчеги, но и это еще не все. Словом, праздник Гион – круглый месяц и у послушника хлопот весь месяц сверх головы.

Семнадцатое июля – день шествия ковчегов, но для жителя старой столицы шестнадцатое – канун праздника – таит, кажется, гораздо большую прелесть. Праздник Гион приближался.

В лавке Тиэко сняли решетку, украшавшую фасад дома, чтобы ее подновить.

Тиэко всю жизнь провела в Киото, да и лавка ее родителей – недалеко от Четвертого проспекта. Если еще учесть, что Тиэко принадлежит к общине храма Ясака – главного устроителя праздника, станет ясно: праздник Гион ей не внове.

Ей особенно приятно вспоминать о том, как наряженный послушником Синъити восседал на первом ковчеге. Тиэко всякий раз вспоминает об этом, когда начинается праздник Гион, играют музыканты и ковчеги украшаются гирляндами фонарей. В ту пору Синъити и Тиэко было лет по семи или восьми.

– Какой красивый мальчик, такой красоты и среди девочек не отыщешь, – говорили о нем.

Тиэко тогда повсюду следовала за Синъити – и когда он направлялся в святилище Гион для посвящения в пятый ранг, и когда восседал на ковчеге во время процессии. Она помнила и как Синъити в сопровождении двух коротко остриженных сверстников пришел в лавку, чтобы приветствовать ее.

– Тиэко-тян, Тиэко-тян! – звал он девочку.

Тиэко краснела и упорно не поднимала глаз. Лицо Синъити было покрыто слоем белил, губы накрашены помадой, а девочку украшал лишь легкий загар. В праздник обычно опускались скамейки, прикрепленные к решетке дома, и Тиэко в летнем кимоно, подпоясанном коротким поясом в красную крапинку, зажигала с соседскими детишками бенгальские огни.

Она и теперь, прислушиваясь к игре музыкантов и разглядывая гирлянды фонариков на ковчегах, видела перед собой мальчика Синъити в одежде послушника.

– Тиэко, не хочешь ли прогуляться в канун праздника? – спросила ее мать, когда они покончили с ужином.

– А вы, матушка?

– К сожалению, не смогу. Мы ждем гостей.