Рыцари темного леса - Геммел Дэвид - Страница 11

— Оллатаир. — Камень загорелся, и в его глубине Мананнан увидел стоящего у колодца Оружейника.

К нему приближались вооруженные люди, и их мечи сверкали серебром при луне.

— Нет! — крикнул бывший рыцарь, и образ в камне померк.

Эррин вышел из ванны и надел толстый халат, поданный ему Убадаем. Весь лоснящийся от горячей воды, он подошел к окну и вдохнул свежий ночной воздух. Убадай принес хозяину разбавленного вина, но Эррин отстранил кубок.

— Сегодня я пить не буду.

— Беспокоишься о чем-то, господин?

— Почему ты остаешься у меня, Убадай? Я дал тебе вольную два года назад, и ты мог бы отправиться куда хочешь — обратно в степи, или за море в Цитаэрон, или на восток. Почему ты остался?

Убадай пожал плечами. Его темные раскосые глаза не выражали никаких чувств.

— Тебе надо выпить. Много выпить. Так, чтобы с ног свалиться.

— Не думаю. Уйди, оставь меня.

Проводив номада взглядом, Эррин заглянул в кубок, вздрогнул, закрыл окно и отошел к очагу, где горел огонь. Подтащив поближе тяжелое кресло, он сел и стал смотреть в пламя.

Разговор с провидцем Окесой преследовал его, вспоминаясь снова и снова. Эррин всегда недолюбливал этого человека, чья бритая голова и крючковатый нос придавали ему сходство со стервятником, а глаза всегда светились злобным огнем. Нет, не любил Эррин Окесу.

— Вы не часто удостаиваете меня своими визитами, — сказал провидец, когда Эррин вошел в его кабинет.

— Просто наши пути не так часто пересекаются, — ответил Эррин, оглядывая уставленные книгами полки. — Пожалуй, я возьму у вас что-нибудь почитать.

— Сделайте одолжение, барон, если вы, конечно, владеете мертвыми языками.

— Нет, не владею.

— Тогда эти книги, увы, не представляют для вас интереса. Чем я могу вам помочь?

Эррин сел на стул с высокой спинкой напротив провидца, а тот отложил гусиное перо и отодвинул книгу, с которой он работал.

— Я пришел просить у вас совета. Один юноша, беглый раб, выкрикнул слово, после которого сразу побежал гораздо быстрее — думаю, это было нечто вроде заклинания. Я ранил его, но ему удалось скрыться в лесу.

— Что за слово?

— «Оллатаир».

— Вы уверены?

— Думаю, да. Мой слуга Убадай тоже слышал. Что это может означать?

Океса откинулся назад и провел пальцем по своему длинному носу, не сводя бледных глаз с Эррина.

— Он произнес имя мертвого чародея. Вы уверены, что он после этого стал бежать быстрее? Быть может, это страх перед погоней придал ему сил?

— Возможно, но я никогда еще не видел, чтобы человек бежал так быстро, а ведь прошлой осенью я, как вам известно, был распорядителем игр в Фурболге. По-моему, это все-таки было волшебное слово. Могло такое случиться?

— Случиться может все, барон. После Оллатаира остались некоторые… вещи. У короля одной страны за Цитаэроном есть золотой сокол, у короля Ахака — меч, способный разрубить что угодно, даже сталь. Но ведь им нет цены. Откуда мог раб раздобыть подобную вещь?

Океса взял с одной из полок толстый фолиант и, вернувшись на свое место, принялся бережно листать его.

— Да, вот он — Оллатаир, сын Галибала, пятнадцатый Оружейник рыцарей Габалы. В 1157-м, тринадцати лет, он обучался у своего отца, в 1170-м, достигнув двадцати шести, стал его преемником. В 1190 году рыцари исчезли из истории, и нам остались лишь легенды, гласящие, что они отправились в преисподнюю сражаться с силами зла. На следующий год Оллатаир был обличен как изменник и предан смерти в темницах Фурболга. Здесь имеется краткая запись его допроса. Думаю, вы расслышали раба не совсем верно.

— Быть может, есть еще какой-то Оллатаир?

— Если бы такой человек был, я знал бы о нем, поверьте. Могу я служить вам еще чем-нибудь?

— Нет, мудрейший, это все. Благодарю, что уделили мне время, — сказал, вставая, Эррин.

— Прошу вас, не спешите уходить. Я хотел поговорить с вами еще кое о чем. — Эррин снова сел на место. — Речь о ваших домочадцах. Кажется, у вас в услужении состоит около шести номадов?

— Да, и все они верны мне и королю.

— Король смотрит на это иначе. Он собирается издать указ о ссылке всех номадов в Гар-аден.

— Но ведь это же пустыня!

— Вы оспариваете королевскую волю? — вкрадчиво произнес Океса.

— Не мне оспаривать волю моего государя — я всего лишь уточнил, где это. Впрочем, мои номады не рабы и свободны отправиться, куда пожелают.

— Не совсем так, — улыбнулся Океса. — Отныне все номады лишаются гражданства и по прямому приказу короля должны собраться в Гар-адене. Тех, кто не подчинится, будут преследовать и убивать, а их имущество отойдет в пользу короны или ее представителей. В Макте представителем короны, разумеется, будет герцог.

— Как же, позвольте вас спросить, мы будем решать, кто номад, а кто нет? Они живут среди нас несколько веков, и во многих благородных семействах, как говорят, тоже есть номадская кровь.

— Вам известны такие семейства? — с блеском в глазах подался вперед Океса.

— С уверенностью сказать не могу.

— Тогда будьте осторожнее в том, что говорите. Номады объявлены нечистым народом и должны быть удалены из королевства.

— Благодарю вас за это предупреждение, — с вымученной улыбкой сказал Эррин. — И заверяю вас, что буду действовать согласно с ним.

— Надеюсь, что будете. Кстати, этот случай с Оллатаиром заинтересовал меня. Не знаете ли вы в окрестностях Макты ремесленника или землевладельца, у которого только один глаз?

— Я не имею дел с простонародьем, мудрейший, однако мог бы навести для вас справки.

— Прошу вас, сделайте это — и, если можно, поскорее.

— Непременно.

От провидца Эррин прошел прямо к герцогу, который принял его в своих личных покоях в западной башне.

— Не нам обсуждать королевский указ, — заметил ему герцог. — К тому же не стоит забывать и о собственной выгоде. Ни у меня, ни у тебя в роду номадов нет, и нам это только на руку.

Эррин молча кивнул. Он знал, что герцог — человек крутой и жестокий, но думал, что тот все-таки не лишен благородства. Но теперь Эррин видел в темных глазах своего сюзерена одну только алчность. Герцог с улыбкой встал — красивый мужчина накануне сорокалетия, ростом выше своего бывшего пажа, с холеной, расчесанной надвое бородкой.

— Не волнуйся за этих смердов, Эррин. Жизнь и без того коротка.

— Я думаю о своем Убадае. Он был мне преданным слугой и однажды спас мне жизнь. Помните, на медвежьей охоте, когда мой конь погиб? Зверь разорвал бы меня на куски, если бы Убадай не прыгнул с седла прямо ему на загривок.

— Да, он поступил храбро, но ведь мы этого и ждем от своих людей, разве нет? Дай ему денег и отправь в Гар-аден. Поговорим лучше о более приятных вещах. Весной король прибудет в Макту, и я хочу, чтобы пиром распоряжался ты.

— Благодарствую, ваша светлость. Это большая честь для меня.

— Чепуха, Эррин. Лучше тебя с этим никто не справится. Ты у нас наихудший воин, зато отменный кулинар!

Эррин откланялся и вышел.

Теперь он сидел у огня с тяжелым сердцем и головой, полной дурных предчувствий.

Океса — настоящий змей, и Эррин не мог забыть его зловещий взгляд, когда он спросил: «Вам известны такие семейства?» Именно это спасло одноглазого ремесленника Руада Ро-фессу. Эррин никогда бы не выдал Мудрейшему — но что это сулит ему самому?

Задумавшись, он не заметил, как вошел Убадай.

— Еда, — сообщил слуга, поставив перед Эррином серебряный поднос.

— Я не голоден.

Номад пристально посмотрел на бледное лицо своего господина.

— Что стряслось, мальчик? Ты не пьешь и не ешь.

— Ты должен уехать из Макты… нынче же ночью. Возьми с собой всех номадских слуг и ступай через лес к морю. Бегите из этой страны.

— С чего это?

— Остаться — значит умереть. Всех номадов хотят загнать в Гар-аден, а там вас ждет смерть, Убадай, я это чувствую. Скажи это всем остальным.

— Будет сделано, — пообещал Убадай.