Коллеги - Аксенов Василий Павлович - Страница 30

А может быть, еще одной причиной были письма Зеленина, полные идиотского задорчика, полные описания «трудовых будней» и совершенно определенного подтекста. Вот, мол, мы как, живем взахлеб. А вы? По-прежнему мечтаете о море и таскаетесь по выставкам? Или причиной были собственные «трудовые будни», бесконечные перекуры, от которых дубенело и саднило горло? Черт его знает! Была мрачная полоса. Алексей крутился на койке под черным зимним небом, на котором так мало звезд.

После разговора с Дампфером ему стало легче, хотя они оба не сказали всего, что хотели сказать. Он стал ждать весны, мечтать о теплых днях, когда защелкают у причалов флаги, когда он взойдет на борт парохода, и в день прощания прибежит Вера, и все сразу выяснится, и он будет знать. Ведь должен же кончиться когда-то путь через лед и тоску!

Максимов и Карпов зашли к главному врачу отдела поговорить «о жизни». Главный врач, рослая, до ужаса волевая и до восторга оперативная женщина, всегда находила время для проявления чуткости к подчиненным. Молодых врачей она называла почему-то «бедными мальчиками».

– Ну, бедные мальчики, что же мне с вами делать?

Карпов сразу же стал хныкать и просить, чтобы его отпустили куда-нибудь, хоть в самый плохонький хирургический стационар. Максимов, улучив момент, тактично спросил:

– Ирина Павловна, вы не располагаете сведениями относительно нашей отправки на суда?

– Раньше весны и не думайте об этом, мальчики. Зато когда откроется навигация, вы попадете на самые лучшие плавединицы. Уж я об этом позабочусь.

– Я деквалифицируюсь! – горестно воскликнул Владька.

– Перестань, Владислав! – сказал Максимов. – Руководство само знает, когда мы начнем деквалифицироваться. В нужный момент о нас позаботятся.

– А вы, оказывается, ехидный мальчик, – улыбнулась главный врач.

Аудиенция закончилась тем, что их опять «перебросили»: Максимова в пищевой сектор, а Карпова – в коммунальный. На следующий день Максимов приступил к новой работе. Завсектором, пожилой врач Лидия Аполлоновна, сразу засадила его за чтение бумаг.

– Возьмите вот эту папку и познакомьтесь с опытом работы доктора Столбова. Петр Леонидович прекрасно освоил нащу специфику.

Акты, копии протоколов о санитарном нарушении, переписка, анализы пищевой лаборатории, расчеты калорийности... А-а-а-вуа-а-а-а...

– Что, Макс, и ты стал столоначальником? – спросил Карпов.

– А, Владька! Полюбуйся-ка на деятельность нашего гениального однокашника. Осваиваю опыт передовика.

Странички исписаны готическим почерком Столбова. Акт обследования одного из складов Торгмортранса. Указывается, что в партии муки высшего сорта, предназначенной для отправки на суда дальнего плавания, обнаружен клещ – амбарный вредитель. Предписывается муку немедленно уничтожить и об исполнении доложить. Знай наших!

– Лидия Аполлоновна, а какие последствия вызывает этот вредитель?

– Какой вредитель?

– Тот, о котором сообщается в акте Петра Леонидовича.

Лидия Аполлоновна прочла акт и недоуменно пожала плечами:

– Странно, я ничего об этом не знала. Или забыла? Алексей Петрович, Столбова сейчас нет, поезжайте-ка вы на этот склад и проверьте на месте документацию. А клещ этот вызывает желудочно-кишечные расстройства. Вы можете прочесть об этом в книге профессора...

Максимов вышел на улицу и направился к воротам порта. День выдался теплый и светлый. Влажные струи воздуха текли со стороны залива. Снег как будто собирался подтаивать. Маленькая площадь перед главными воротами кишела людьми. Возле отдела кадров, как всегда, паслась пестрая толпа «бичей» (так по старой привычке называли резерв плавсостава). Максимов подошел к «бичам», раскланялся со знакомыми, потолкался среди них несколько минут. Публика эта была осведомленная обо всем на свете, а особенно о делах в отделе кадров. Сегодня все внимательно слушали повара резерва Эдю Сарахана, который рассказывал о последних радиограммах. Вспоминали корешков, находящихся в плавании, толковали о судах.

За воротами грузовики превратили снег в грязную кашицу. Максимов голоснул и за пятнадцать минут на разболтанном «Язе» домчался до конца Западной дамбы. Здесь он спустился на лед, пересек бухту, взобрался на Кирпичный мол, прошел по нему до самого конца, вышел за пределы порта и проехал еще солидный кусок на трамвае. Склад находился у черта на рогах, на пустыре возле болота.

В сводчатом гулком помещении пахло сыростью. По проходу между ящиками и тюками блуждал маленький человечек в синем халате. Он метнул на Максимова быстрый взгляд и тут же поднял голову вверх, отвлеченно зашевелил губами, словно что-то подсчитывая. Максимов спросил на всякий случай:

– Вы заведующий?

– Врио, – бросил через плечо человечек. – А что, собственно?

– Я из санитарно-карантинного отдела.

Человечек быстро обернулся и пошел к Максимову с сияющей улыбкой на устах:

– Очень приятно, что не забываете. Ярчук.

Деликатно кружась вокруг, он провел Максимова в кабинет, усадил в кресло и сам сел напротив, не спуская с него любовного взора и быстро говоря:

– ...Больше имел дело с Лидией Аполлоновной и с доктором Столбовым. Очень, очень талантливый молодой человек. А теперь, значит, вы, доктор Максимов, нами, грешными, будете заниматься? Очень хорошо. Чем больше интеллигентных людей, хе-хе, тем лучше. Наука, она теперь... – Он на мгновение замолчал, и глаза его налились строгой влагой чудовищного уважения к науке. – Наука в наше время... Ах, доктор, в какое время мы живем! – Он снова зашелся от восторга.

Максимов молчал и старался смотреть как можно неприятнее. Он чувствовал, что Ярчук почему-то испуган. Молниеносные оценивающие взгляды словно рвались сквозь пелену идиотского быстрословия. Вдруг врио оборвал какую-то фразу и замолчал. Минуту в кабинете стояла тишина. Два человека смотрели друг на друга. Потом Ярчук завозился, открыл ящик стола и положил перед Максимовым коробку «Тройки», шикарных сигарет с золотым обрезом. Максимов хмыкнул и открыл свою пачку «Авроры».

– В настоящий момент вас что интересует? – легким тоном спросил Ярчук.

– Партия муки, в которой обнаружен амбарный вредитель, – ответил Максимов, не спуская с него глаз.

Остренькое лицо Ярчука мгновенно засияло, как пасхальное яичко.

– Списали, выполнили указание.

– Покажите документацию.

Читая акт о списании, Максимов почувствовал себя беспомощным. Почему-то ему казалось, что дело тут нечисто, но как добраться до истины сквозь чащу торговых терминов, оплетенную велеречивой паутиной Ярчука? Выглядит все законно: акт, отпечатанный на машинке, в конце три подписи. Максимов терпеть не мог неразборчивые подписи. Что это за люди, которые превращают свое имя в каракули усталого идиота?

– Тут есть и подпись вашего коллеги, – сказал Ярчук.

Максимову послышалась в его голосе насмешка. Он еще раз взглянул на акт. Что такое? Уж подпись Петечки-то он знает: готика! А здесь какой-то размотанный клубок ниток.

– Покажите мне накладные за тот месяц, – вдруг по какому-то наитию сказал он.

Ярчук всполошился:

– Зачем, доктор? Зачем вам накладные?

Максимов почувствовал, что нащупал в темноте твердую почву.

– Нет у меня здесь накладных. Они у бухгалтера, а он уехал в торг.

– Да нет, – теперь уже Максимов улыбнулся (он решил подчиняться только своей интуиции), – бросьте вы этот фарс! Они у вас в этом столе.

– Это что же, Лидия Аполлоновна, что ли, вас научила? – спросил Ярчук неожиданно тихим и враждебным голосом.

– Да, она.

– Ну что же, полюбопытствуйте, бдительный товарищ. Мне стыдно за вас. Пришли из нашего советского вуза, а доверия к честным тру...

– Помолчите-ка! – грубо оборвал его Максимов.

Он стал просматривать накладные на сахар, консервы, атлантическую и тихоокеанскую сельдь, сухофрукты, мороженую баранину, муку. Снова он ничего не понимал. «Глупишь, брат Максимов, ставишь себя в смешное положение». Вдруг ему пришла простая мысль: сверить даты в акте и в накладных. И вот среди накладных на муку, отправленную на разные суда, он натолкнулся на бумажку, в которой значилось, что такое-то количество муки высшего сорта отправлено на теплоход «Новатор».