Последний хранитель - Геммел Дэвид - Страница 39

– Нехорошо, менхир! – сказал он. – Вы пугаете детей. Ну-ка встаньте и беритесь за дело, как мужчина. Возьмите себя в руки.

– Мы все умрем, – прошептал Брум сквозь слезы. – Я не хочу умирать.

– Смерть ждет всех людей, и тогда они предстают перед Всемогущим. Не бойтесь, менхир Брум. Маловероятно, чтобы человек, который кормил людей завтраками, чем-нибудь Его прогневил. – Пастырь обнял Брума за плечи. – Мы еще живы, Джозия. Иди помоги тем, кто копает ров.

Брум покорно пошел с ним к валу и уставился на долину.

– Как вы думаете, когда они опять нападут?

– Когда будут готовы, – мрачно ответил Пастырь. Работа внезапно прекратилась – из леса позади них раздался перестук копыт идущей шагом лошади, а потом послышалось мычание. На поляну вышли три удойные коровы с телятами. К рву на вороном жеребце подъехал Йон Шэнноу и спрыгнул с седла.

– Я подумал, что они придутся кстати, – сказал он. – Если зарезать телят на мясо, детей можно будет поить молоком.

– Где вы их нашли? – спросил Пастырь.

– Утром я услышал выстрелы и следил за вашим боем. А коров отбил от стада на чьей-то ферме. Хозяин убит. И вся его семья тоже.

– Мы благодарны вам, Шэнноу, – сказал Пастырь. – Но если бы вы могли раздобыть тысячу патронов и пару сотен ружей, я целовал бы вам ноги!

Шэнноу усмехнулся и сунул руку в седельную сумку.

– Вот все патроны, которые у меня есть, – сказал он. – Они подходят для адских пистолетов и ружей. И я потом привезу вам кое-какое оружие. Я припрятал его вчера примерно в четырех милях отсюда.

– Пойдемте со мной, – сказал Пастырь и повел его через лагерь. Они дошли до ручья и сели. – Сколько их там? – спросил Пастырь.

– Насколько я мог судить, более тысячи. Ими командует женщина.

– Черная шлюха! – прошипел Пастырь.

– Она не черная. Волосы у нее золотые, и она похожа на ангела, – сообщил ему Шэнноу. – И они не из-за Стены.

– Откуда вы знаете?

– Знаю, и все. И кстати, о Стене. Последнее землетрясение оставило в ней дыру. Думаю, у нас будет больше шансов уцелеть, если мы сумеем добраться туда и уйти За Стену. Защищать пролом могут несколько человек, пока остальные отыщут безопасное место для лагеря.

– У нас здесь примерно триста человек, Шэнноу. Их лишили всего, что у них было. У нас нет провизии, запасной одежды, холста для шатров, лопат, топоров и молотков. Где мы можем обрести безопасный приют?

– Так каков же ваш план?

– Ждать здесь, нанести им удар потяжелее и молиться, чтобы это удалось.

– О том, чтобы молиться, это вы верно сказали, – заметил Шэнноу. – Послушайте, Пастырь, я мало что знаю о том, как ведутся настоящие войны, но я знаю, что мы не победим этих гадин, сидя сложа руки и ожидая, когда они явятся. Вы говорите, что мы нуждаемся в лопатах, топорах и прочем. Так раздобудем их. А заодно заберем и сколько-нибудь ружей.

– Где?

– Да в городке. Фургоны найдутся, а по лугам бродят волы и лошади. Не все дома разрушены, Пастырь. Я рассматривал город в зрительную трубку. Мастерская Грувса пока цела, а у него там хранились и порох, и свинец для пуль. А еще кузница. Да и весь шатровый поселок цел.

– А рептилии?

– Они разбили лагерь к югу от городка. Думается, опасаются нового землетрясения.

– Сколько людей вам понадобится?

– Скажем, десять-двенадцать. Мы двинемся на запад и ночью доберемся туда.

– И вы рассчитываете нагрузить фургоны и уехать с ними под носом врага?

– Не знаю. Пастырь. Но ведь это все-таки лучше, чем сидеть здесь сложа руки и ждать смерти.

Пастырь помолчал. Потом засмеялся и потряс головой;

– Вы когда-нибудь думаете о своем поражении, Шэнноу?

– Нет, если я еще дышу, – ответил Иерусалимец. – Ведите этих людей к пролому в Стене. Я привезу инструменты, которые вам нужны, и какие-нибудь съестные припасы. Могу я сам отобрать людей?

– Если они согласятся отправиться с вами. Шэнноу вернулся с Пастырем в лагерь и подождал, пока Пастырь собирал мужчин. Когда он изложил план Шэнноу и вызвал добровольцев, вперед шагнули двадцать человек. Шэнноу отвел их на небольшую поляну в стороне от лагеря и сказал:

– Мне нужно только двенадцать. Кто из вас женат? Руки подняли пятнадцать человек.

– У кого есть дети? – спросил он у этих пятнадцати. Поднялись девять рук.

– Так вот, вы, девятеро, вернитесь в лагерь. Остальные подойдите поближе, и я объясню вам, что нам надо будет сделать.

Больше часа Шэнноу перечислял, какие припасы им понадобятся и где их надо искать. Некоторые предлагали дельные советы. Остальные молчали, хорошенько все запоминая. Под конец Шэнноу предостерег их:

– Никакого пустого геройства. Наша задача: вернуться с припасами. Если на вас нападут и вы увидите, что ваши друзья в опасности, ни в коем случае не поворачивайте назад, чтобы помочь. Меня с вами не будет, но я буду близко. Когда услышите шум во вражеском лагере, вот тогда приступайте.

– А что ты намерен сделать, Шэнноу? – спросил Бык;

– Я намерен почитать им Библию, – ответил Взыскующий Иерусалима.

24

Два дня Шрина изучала Озеро Клятв, делала анализы кристально-чистой воды, которая у подножия обрывов питала подземные ручьи и речки. Теперь она сидела в тени Пика Хаоса – высокой, прямой как копье башни из огромных камней и уступов, с которых ныряли самые смелые юноши из деенков.

Шэр-ран поднялся почти под самую вершину. Он взобрался бы и выше, если бы башню не завершал венец из скал – нависающий выступ, делавший вершину неприступной. Его прыжок в воду был безупречным, и Шрина вспомнила, как он вынырнул – мокрые черные волосы блестят, золотистые глаза сияют торжеством победы.

Она прогнала это воспоминание. В озере должно находиться что-то, что воздействовало на генетическую структуру Шэр-рана. Прыгнув с такой высоты, он должен был погрузиться очень глубоко… Может быть, разгадка в этом? Шрина закрыла глаза. Ее дух покинул каменный берег и начал погружаться все ниже, все ближе к темному дну. Она знала, что следует искать – какое-нибудь токсичное наследие Межвременья: канистры с химическими отходами, нервно-паралитическим газом, смертоносными микроорганизмами.

Межвременцы редко задумывались о будущем и топили свои жуткие, доведенные до совершенства, предназначенные для войны яды в глубинах океана. Среди ее бывших коллег бытовала теория, что межвременцы знали, как коротко отведенное им время. Иначе зачем бы им было отравлять свои реки и ручьи, сводить под корень леса, которые творили для них воздух, и загрязнять собственные тела токсическими веществами и канцерогенами? Но эта теория была скорее затравкой для школьных дебатов, чем предметом серьезного исследования.

Шрина очистила сознание от этих мыслей и извлекла из памяти все, что ей было известно о воде, эссенции жизни. В Межвременье вода покрывала 70, 8% всей земной поверхности, а теперь эта цифра равнялась 71, 3%. Вода составляет две трети массы человеческого тела. Человек способен прожить без пищи более месяца, но без воды лишь несколько дней… думай! Думай! Две части водорода на одну часть кислорода. Она усилила сосредоточенность, уточнила фокусировку, все более и более погружаясь в поисковый транс, анализируя микроэлементы на дне Озера. Один за другим она их отбрасывала. Реактивный кремний, магний, натрий, калий, железо, медь, цинк. Следы свинца в количестве, которое могло бы привести к отравлению, если бы человек выпивал ежедневно по шестьдесят галлонов этой воды на протяжении никому не известно скольких лет.

Она вернулась в свое тело и, обессилев, прислонилась к камню. Солнце вышло из-за Пика Хаоса и обжигало её обнаженную кожу. Она отошла на несколько шагов влево и взглядом поискала Ошира. Он спал в тени. В нем не оставалось почти ничего человеческого, и говорил он теперь с неимоверным трудом.

Нет, не вода. Так что же? Она поглядела вверх. На грозный Меч Божий, указующий в небо. И вздрогнула. Только не это!

Ее взгляд скользнул по Пику. Что-нибудь там, наверху? Шрина встала, потянулась, потом торопливо оделась и подошла к его основанию. Выступы камней обросли ракушками, и было за что ухватиться. Она начала медленно взбираться по обрыву. И вспомнила тот последний раз, когда вот так же висела на каменной стене. Почти три года назад, когда «Титаник» разломился, и она унесла своего сына Люка с обреченного корабля-призрака и спустилась по почти отвесной крутизне горного склона над развалинами Балакриса.