Полуночный Сокол - Геммел Дэвид - Страница 38

— Ну, парень, ты сам выбрал такую жизнь. Ты доволен собой?

— Я остался в живых, — ответил Бэйн.

— Зато умерло восемь человек, — заметил Ландис. — Восемь душ ищут покоя, матери станут горевать, а дети уже не увидят отцов. Такой жизни ты хотел для себя?

— Нет, не такой, — оправдывался Бэйн, — но мы делаем то, что должны делать.

— Неправда! Мы делаем то, что считаем нужным, и несем ответственность за результат.

Поблагодарив доктора, Бэйн вернулся в оружейную, снял доспехи и надел лосины, тунику и тяжелую, подбитую шерстью куртку. Свирепый и Телорс уже переоделись.

— Нам пора идти, — сказал Свирепый, — мне нужно на ферму.

Когда трое гладиаторов подошли к конюшням, зрители все еще покидали стадион. Увидев Бэйна, они устроили овацию, и Бэйн помахал им в ответ.

На небе собирались тяжелые снеговые облака, всадники подъехали к ферме. У двери, накинув на плечи шерстяное синее одеяло, сидела Кара. Когда всадники спустились с холма, она скинула одеяло и бросилась к ним. Свирепый остановил коня, спешился, и Кара бросилась к нему на шею. Свирепый прижал девочку к груди.

— Я в порядке, принцесса, я в порядке.

— Хватит боев, дедушка, — умоляла Кара, — хватит,

— Хватит боев, — согласился Свирепый.

Бэйн повел коней в стойло, а Телорс, Свирепый и Кара ушли в дом. Расседлав коней, Бэйн вычистил их, положил в кормушки свежего сена, а сам залез на чердак и стал смотреть на холмы. Он чувствовал себя опустошенным. Стал вспоминать случившееся на арене — оглушительный рев толпы, глаза Фалько, когда он нанес смертельный удар, собственный восторг от одержанной победы, а потом все воспоминания заслонило улыбающееся лицо Волтана.

— Я найду тебя, — прошептал Бэйн, — найду и убью. Бэйн слез с чердака и вошел в дом. Свирепый сидел в широком кресле с Карой на коленях. Руки девочки обвились вокруг его шеи, а голубые глаза все еще блестели от счастья. Свирепый и Телорс сидели в тишине, Бэйн почувствовал себя лишним и ушел.

В комнате горел камин и по стенам плясали теплые красные блики. Бэйн скользнул под одеяло. Швы на плече тянули, а сама рана чесалась. Но Бэйн не обращал внимания на рану, он думал о Лии и том, что могло быть между ними.

Перевалило за полночь, но Бэйну не спалось. Он откинул одеяло и встал. Огонь в камине догорел, в комнате стало холодно. Бэйн подошел к камину, осторожно подул на угли, чтобы они снова вспыхнули, и подложил несколько сухих веток. Как только ветки занялись, он добавил полено потолще. В комнате сильно запахло гарью, Бэйн подошел к окну и раскрыл ставни. В небе ярко светила луна, и холодный ветер освежил его лицо и грудь. Из соседней комнаты донесся храп Телорса.

Бэйн угрюмо смотрел на заснеженные холмы. Ничто не нарушало ночную тишину. Юноша замерз и надел теплую шерстяную рубашку и лосины. Его снова одолевали грустные мысли. Он мучился оттого, что не смог спасти Лию, и горевал о смерти матери. Казалось, два печальных события как-то связаны, и чувство вины угнетало его словно тяжкое бремя. Если бы он был умнее и научился читать и писать, возможно, он смог бы найти путь к сердцу Коннавара. А если бы ему это удалось, король, возможно, вернулся бы к Ариан? Ее убило отчаяние, а если бы Коннавар был рядом, она, возможно, была бы жива и счастлива. Он снова думал о Лии. «Если бы я увез ее в Кэр-Друах! — думал он. — Или сражался бы лучше и атаковал Волтана быстрее!»

Ему захотелось пройтись и все обдумать, он натянул сапоги и накинул на плечи новый, подбитый шерстью плащ. Тихо спустился по лестнице и, выйдя из дома, с удивлением увидел на снегу свежие следы, ведущие на холмы. Со второго этажа по-прежнему доносился храп Телорса, и Бэйн понял, что это мог быть только Свирепый.

Следы вели мимо тренировочной площадки в маленькую пещеру на холмах, где у костерка и сидел старый гладиатор.

— Ты хочешь побыть один? — спросил Бэйн.

— Я всегда один, твое присутствие ничего не меняет. Свирепый жестом предложил Бэйну сесть рядом на поваленное бревно.

— Тебе было бы удобнее дома, перед камином, — заметил Бэйн, присаживаясь и грея руки у огня.

— Это каменный дом, отгороженный от внешнего мира, а мне хотелось почувствовать себя частью этих холмов и посмотреть на звезды. С тобой когда-нибудь было такое?

— Нет.

Свирепый вздохнул, и Бэйн уловил в его дыхании запах браги.

— Говорят, что вы, кельтоны, живете в мире с природой и хорошо ее понимаете. Как же ты не понимаешь, о чем я говорю?

— А это важно?

— Нет, наверное. Тебе понравился сегодняшний день?

— Да, я просто ликовал, когда умер мой враг, а крики толпы пьянили как вино. Но ты сегодня не испытывал ничего подобного, я видел. А раньше?

— Пошарив за бревном, Свирепый достал двухпинтовый бочонок браги. Вытащил пробку, сделал глубокий глоток и передал бочонок Бэйну.

— Мне не следовало сегодня сражаться, — сказал он, — это было неправильно и очень самонадеянно. Я убеждал себя, что делаю это для цирка, для друзей. Но, по правде, я был просто… раздражен. Я ведь когда-то выступал за Палантес, и они заработали на мне кучу золота, а теперь решили сделать еще пару монет на смерти старого крестьянина. Нужно было сказать, чтобы они убирались прочь. Моя ложная гордость ничто по сравнению с болью, которую я причинил Каре.

— Но ты им отомстил, — сказал Бэйн, — разрушил их планы.

Ха, для них ничего не изменилось, найдут другого гладиатора. Ради гордости не стоило убивать человека, и уж точно она не стоила смерти пяти товарищей.

— Он снова выпил, взглянул на небо и чуть не упал с бревна, но Бэйн поддержал его.

— Вот откуда мы пришли, — невнятно проговорил Свирепый.

— Откуда? С неба?

— Откуда-то оттуда, — пробормотал Свирепый, высоко поднимая руки. — Мне рассказала об этом одна мудрая женщина, ясновидящая. Мы созданы из звездной пыли. Та женщина была очень мудрой.

— Что за глупость! Меня создал похотливый мужчина, силой взявший мою мать, — проговорил Бэйн.

— Звездная пыль, — повторил Свирепый, окидывая Бэйна затуманенным взором. — Много лет назад, очень, очень давно, взорвалась звезда, и ее пыль рассеялась по небу. Волшебная пыль достигла Земли и на ней зародилась жизнь. Рыбы и… э-э-э… все остальное. Деревья. Когда все живое на земле погибнет, волшебная пыль снова освободится, и появятся новые деревья… и…

— Рыбы, — подсказал Бэйн.

Да, рыбы. — Свирепый вздохнул. — Жаль Воркаса. Сегодня он не должен был проиграть, верил в победу до самой смерти. Ему казалось, что я буду обороняться, попытаюсь разгадать его тактику. А когда мой меч коснулся его горла, он весь переменился. В тот момент он выглядел как ребенок, испуганный и потерянный.

Свирепый снова сделал несколько быстрых и больших глотков.

— Я думал, ты не пьешь, дружище.

— А я и не пью, терпеть не могу брагу. Ты когда-нибудь видел призрак?

— Кажется, да. Когда я был ранен, мне снился сон, что ко мне приходил дедушка.

— Я постоянно вижу ее призрак, — объявил Свирепый, — платье в крови, а в руке нож. Сегодня она стояла в ногах моей кровати, губы двигались, но я не услышал ни слова. А потом она исчезла. — Свирепый вздрогнул. — Холодает. Бэйн неподалеку нашел сухую ветку и сунул в огонь.

— Ты знаешь, чей это призрак? — спросил он.

— Да, я ее знал.

— Это была твоя жена?

— Жена? У меня никогда не было жены, парень. Десять лет я был солдатом, а потом гладиатором. На жену не было времени. Зато были шлюхи — полно. Большинство из них неплохие девчонки.

— Тогда как же у тебя появилась внучка? Свирепый поднял бочонок и встряхнул его.

— Бражка кончилась, — проворчал он, — бочонок был полон, а теперь пуст. — Свирепый захихикал. — Так всегда в жизни.

— Ты выпил целый бочонок? — взволнованно спросил Бэйн.

Он знал людей, умерших от такого количества браги.

— Пожалуй, пойду спать, — пробормотал Свирепый, наклонился и свалился с бревна. Бэйн попытался помочь ему встать на ноги, но Свирепый ни на что не реагировал. Бэйн взял его под руки и попытался приподнять — хотел взвалить на плечо и понести домой. Но Свирепый был слишком крупным и тяжелым, чтобы нести его как мертвый груз.