Мечи Дня и Ночи - Геммел Дэвид - Страница 3

— Раньше здесь что-то висело? — спросил неизвестный. Ландис улыбнулся, взглянув вслед за ним на темные прямоугольники, оставшиеся на более светлой стене.

—Да, пара картин, — ответил он быстро. — Ты очень наблюдателен. — Подойдя к письменному столу, он взял в руки то, что на первый взгляд могло показаться коротким изогнутым посохом. С двух сторон — покрытая искусной резьбой слоновая кость, посередине — полированное черное дерево. Ландис протянул этот предмет гостю.

Тот потемнел и отшатнулся.

— Я не хочу прикасаться к ним.

— К ним?

— В них заключено зло.

— Но ведь они твои. Их похоронили вместе с тобой. Они лежали у тебя на груди, и ты сжимал их руками.

— Так или нет, я не возьму их. Ландис шумно перевел дыхание.

— Но ты знаешь, что это такое, не так ли?

— Знаю, — ответил человек с заметной печалью. — Это Мечи Дня и Ночи. А я — Скилганнон Проклятый.

Ландис взялся за рукоять одного из мечей.

— Не вынимай, — проговорил Скилганнон. — Я не хочу его видеть. — С этими словами он повернулся на каблуках и пошел назад через библиотеку.

Ландис положил ножны с мечами на стол и бегом устремился за ним.

— Постой! Прошу тебя!

Скилганнон со вздохом остановился и повернулся к нему.

— Зачем ты вернул меня назад, Ландис?

— Ты поймешь это, когда увидишь мир за пределами моих владений. Там творится великое зло, Скилганнон. Ты нам нужен.

Скилганнон покачал головой.

— Я пока мало что помню, Ландис, но знаю, что богом никогда не был. В каждом поколении бывают свои вожди, герои, достойные люди. Быть может, и я — повторяю, быть может — был в свое время известен. Но и в ваше время можно найти таких же, как я.

— Если бы так, — с чувством возразил Ландис. — В нашем мире идет война, но ведут ее в основном не люди. Да, у нас есть несколько хороших бойцов, но своему выживанию здесь мы обязаны двум причинам. Во-первых, мои земли труднодоступны и не содержат ценных минералов. Во-вторых, перевалы охраняются нашими собственными джиамадами. Однако я забегаю вперед, — добавил он, видя недоумение на лице гостя. — Ты не можешь знать, кто такие джиамады. В древности их называли полулюдами или зверолюдами, а в твое время, кажется, Смешанными. Слияние человека со зверем.

Лицо Скилганнона застыло, глаза сверкнули при свете лампы.

— Ты помнишь их?

— Неясно. Впрочем, да, я сражался с ними.

— И побеждал?

— Нет такого существа с кровью в жилах, которого я не мог бы убить, Ландис.

— Вот видишь! Во всем краю не наберется и горстки мужчин, которые осмелились бы сказать то же самое о себе. Роду человеческому грозит погибель, Скилганнон.

— По-твоему, я могу изменить это злосчастное положение вещей? И где же моя армия?

— Армии нет, но я все-таки верю, что ты — тот единственный, кто способен спасти нас.

— Это еще почему? Ландис развел руками.

— Существует одно пророчество относительно тебя. Когда-то оно было написано на золотых табличках, и под ним стояла подпись самой Благословенной. Затем таблицы были утрачены и восстановлены по памяти, с множеством противоречий. Там, однако, имелась карта того места, где Благословенная погребла твое тело. Хитрая карта, обманная. Все, кто ей следовал, находили только пустой саркофаг в пещере. Рядом валялась разбитая крышка. Искатели удалялись несолоно хлебавши.

— Но с тобой вышло иначе.

— Выходило точно так же — притом раз за разом. Хотелось бы сказать, что я раскрыл загадку карты лишь с помощью своего блестящего ума, но это не так. Мне было видение — или сон. Обыскивая эту пещеру раз, помнится, в пятнадцатый, я утомился и уснул. Мне приснилась Благословенная. Она взяла меня за руку и свела из пещеры вниз, к пересохшему руслу. «Ответ здесь, — сказала она. — Имеющий очи да увидит». Такие же слова были написаны под картой. «Тело героя покоится здесь. Имеющий очи да увидит».

Проснувшись на рассвете, я вышел из пещеры и посмотрел вниз. Когда-то там бежала река, а посреди нее лежал остров. Теперь от речки остались два сухих рукава, обегавшие круглый каменистый курган. С высоты пещеры казалось, будто кто-то вырезал в земле огромный выпуклый глаз. Не могу передать тебе, с каким волнением я привел туда землекопов. Мы начали копать сверху и футов через семь наткнулись на каменную крышку твоего гроба.

— Я понимаю твои чувства, — сказал Скилганнон, — но разговоры о собственном гробе слушать не очень приятно. Перейдем лучше к пророчеству.

— Да-да, конечно. Извини меня. В пророчестве говорится, что ты... вернешь нам свободу.

— Отчего ты замялся?

— Тебя не проведешь, друг мой, — с нервной улыбкой заметил Ландис. — Я просто хотел избежать ненужных объяснений. Буквально там сказано, что ты отнимешь власть у Серебряного Орла и вернешь людям мир и гармонию.

— Кто была эта Благословенная? — помолчав, спросил Скилганнон.

— Одни верят, что это была богиня, отказавшаяся от бессмертия из любви к человечеству. Другие говорят, что она была человеком, рожденным от Волчьего Бога Фаарля. Сам я считаю ее блестящим адептом тайных наук, философом и пророчицей. Святой, которой было дано видеть будущее и внести свою долю в спасение человека от Грядущего Зверя.

— А имя у этого совершенства было?

— Разумеется. Ее звали Устарте. Говорят, что ты ее знал. Вся кровь отхлынула от лица Скилганнона.

— Да. Я ее знал. Она приходила ко мне в мои последние дни.

Он стоял на горном склоне рядом со своим домом и смотрел, как гонец галопом скачет обратно в город. На сердце лежала тяжесть. Он медленно поднялся в гору и вышел на скалистую тропу над заливом. За последние восемь лет Скилганнон полюбил это место. На выступе скалы кто-то вытесал каменное сиденье. Скилганнон не знал кто, но испытывал теплое чувство к этому человеку. Выступ грозил вот-вот обвалиться и упасть на камни далеко внизу, но неизвестный храбрец все же устроил на нем сиденье, точно бросая вызов богам. «Убейте меня, если будет на то ваша воля, но до тех пор я буду сидеть на этом самом месте, и ваша власть мне не указ».

Скилганнон взошел на выступ и улегся в каменной выемке. Солнце пригревало. Далеко на Шианском море виднелись рыбачьи лодки, над ними кружили чайки. Боль в шее заставила Скилганнона поморщиться. Он покрутил шеей и посмотрел на онемевшие пальцы правой руки. Они дрожали. Сжав их в кулак, он попытался унять дрожь. Прострел понемногу затихал, сливаясь с другими привычными болями его усталого тела. По ночам его беспокоила поясница, и старый шрам на бедре давал о себе знать, если он проводил в седле больше часа. Левое колено так и не поправилось после попавшей в него стрелы. Скилганнон, разозлившись, достал из-за пояса пергамент, развернул его и прочел еще раз: «Бакила отклонил наше предложение, хотя дары и дань принял».

Дары и дань.

Несколько лет Скилганнон пытался внушить им, что навсегда от Бакилы откупиться нельзя. Одной данью згарнский вождь не насытится, и у него есть войско, которое можно прокормить только военной добычей. Но молодой ангостинский король не понимал этого.

Теперь, когда стало поздно, он понял.

— Хей, генерал! — Скилганнон повернул голову, и шею опять прострелило. По горной тропе поднимался молодой капитан Вакасель. Перед выступом он остановился и с усмешкой покачал головой. — Знаете, когда-нибудь этот насест непременно рухнет.

Скилганнон дружески улыбнулся темноглазому юноше.

— Полезай ко мне — может, он рухнет еще не сейчас.

— Нет уж, спасибо.

— Ты знаешь, что эгарны идут на нас?

— А то как же.

— И пойдешь со мной на войну?

— Еще бы. Мы расколотим их, генерал.

Скилганнон спустился туда, где стоял офицер. Вакасель был одет по-военному: черный панцирь, шлем из закаленной кожи, высокие сапоги с бронзовыми накладками на коленях, длинные темные волосы заплетены, как принято у ангостинцев. Вплетенные в косу серебряные слитки обеспечивали голове дополнительную защиту.