Легенда - Геммел Дэвид - Страница 34

Хогун остался недоволен балансировкой и снова сменил меч.

Все это время он думал: вправду ли Друсс намекал, чтобы он поддался, или нет?

— Вы витаете в облаках, — сурово заметил ему Эликас. — Что это с вами? Легион поставил на вас уйму денег.

— Знаю.

Хогун принял решение. Нет, он не способен проиграть сознательно — даже из благих побуждений.

В последнюю атаку он вложил всего себя. Отразив очередной выпад Оррина, он ринулся вперед — но еще прежде, чем он ткнул Оррина в живот, меч верховного гана хлопнул его по шее. Оррин предвосхитил его ход и нарочно приоткрылся.

В настоящем бою они оба поплатились бы жизнью, но бой был ненастоящим, и Оррин выиграл. Противники обменялись рукопожатием, а солдаты окружили их с воплями ликования.

— Плакали мои денежки, — сказал Эликас. — Но есть в этом и светлая сторона.

— В чем же она заключается? — спросил Хогун, потирая саднящую руку.

— Наше с вами пари мне оплатить уже нечем. Вино придется ставить вам. Уж это-то по меньшей мере вы обязаны сделать, Хогун, после того как подвели Легион!

На пиру настроение Хогуна исправилось. Речи бара Британа, говорившего от имени солдат, и дуна Пинара, представляющего офицеров, отличались остроумием и краткостью, вино и пиво поступали в изобилии, и дух воинской дружбы витал над столом. «Дрос стало просто не узнать», — подумал Хогун.

Снаружи около ворот стоял на часах Бреган вместе с высоким молодым кулом из полусотни «Огонь». Бреган не знал, как его зовут, и не спросил об этом, поскольку часовым на посту разговаривать запрещалось. Бреган считал это правило странным, но подчинялся ему.

Ночь была свежа, но он почти не замечал этого. Он унесся мыслями в родную деревню, к Лотис и детям. Сибад получил нынче письмо — у них все хорошо. В письме сказано о пятилетнем сынишке Брегана, Легане — он недавно влез на высокий вяз и не мог слезть, плакал и звал отца. Бреган попросил Сибада передать мальчику несколько слов в ответном письме домой.

Брегану хотелось бы написать своим, как он любит их всех и как по ним скучает, но он постеснялся передавать такие нежности через Сибада и попросил только сказать, чтобы Леган был хорошим мальчиком и слушался матери. Сибад собрал подобные просьбы от всех односельчан и весь вечер трудился над письмом, которое потом запечатал воском и снес в почтовую палату. Конный гонец отвезет его на юг вместе с другими письмами и военными депешами, идущими в Дренан.

Лотис, должно быть, уже присыпала угли золой и прикрутила лампы. Она лежит на их камышовом ложе и, наверное, спит. Легана она, поди, положила с собой — она не любит спать одна, когда Брегана нет дома.

«Ты ведь не пустишь сюда дикарей, правда, папа?» — "Нет.

Да они, может, еще и не придут. Правители разберутся с этим, как и раньше бывало". — «А ты скоро вернешься?» — «К празднику урожая». — «Обещаешь?» — «Обещаю».

По окончании пира Друсс пригласил Оррина, Хогуна, Эликаса и Лучника в княжеский кабинет над главным залом. Слуга Арчин принес им вина, и Друсс представил разбойника командирам. Оррин с явной неохотой пожал Лучнику руку. Уже два года ган слал отряды в Скултикский лес с наказом поймать и повесить атамана разбойников. Хогуна же занимало не столько прошлое Лучника, сколько боевое мастерство его людей. У Эликаса предвзятого мнения не было, и белокурый Лучник безотчетно нравился ему.

Едва успев сесть, Лучник откашлялся и поделился сведениями о численности надирской орды, собравшейся у Гульготира.

— Откуда тебе это известно? — спросил Оррин.

— Три дня назад мы. — ., э.., повстречали в Скултике неких путников. Следуя из Дрос-Пурдола в Сегрил, они прошли через северную пустыню. У Гульготира их задержали и отвели в город, где они оставались четыре дня. С ними, как с вагрийскими купцами, обращались учтиво, однако надирский начальник по имени Сурип учинил им допрос. Один из этих купцов — бывший военный, он-то и определил на глаз численность войска.

— Пятьсот тысяч! — воскликнул Оррин. — Мне казалось, эта цифра преувеличена.

— Скажите лучше — преуменьшена. К ним постоянно прибывают отдаленные племена. Вам предстоит нешуточный бой.

— Я не хотел бы показаться придирчивым, — сказал Хогун, — но почему «вам», а не «нам»?

Лучник взглянул на Друсса.

— Ты разве не сказал им, старый конь? Нет? Ах ты, какая оказия — сплошная приятность.

— Не сказал о чем? — спросил Оррин.

— Они наемники, — нехотя выговорил Друсс. — И останутся здесь до падения третьей стены. Так было условлено.

— И за эту-то скудную помощь они ожидают помилования? — вскричал, вставая, Оррин. — Да я велю их повесить!

— За третьей стеной у нас уже не будет такой нужды в лучниках, — спокойно заметил Хогун. — Там нет убойной земли.

— Нам нужны лучники, Оррин, — сказал Друсс. — Страх как нужны. А у этого человека шестьсот отменных стрелков.

Мы знаем, что постепенно будем сдавать одну стену за другой, и нам понадобится каждый лук, который есть. Калитки к тому времени будут завалены. Мне такое положение дел тоже не нравится, но нужда заставляет... Уж лучше иметь прикрытие для первых трех стен, чем не иметь его вовсе. Вы согласны?

— А если нет? — все еще с гневом бросил ган.

— Тогда пусть уходят. — Хогун начал что-то сердито говорить, но Друсс знаком прервал его. — Вы наш ган, Оррин.

Вам и решать.

Оррин сел, тяжело дыша. Он совершил много ошибок перед приходом Друсса — теперь он это хорошо понимал. Соглашение с разбойниками вызывало у него гнев — но ему ничего не оставалось, как только поддержать старого воина, и Друсс об этом знал. Оррин посмотрел на Друсса, и оба улыбнулись.

— Пусть остаются, — сказал Оррин.

— Мудрое решение, — отозвался Лучник. — Как скоро вы ждете надиров?

— Скорее, чем нам бы хотелось, — ответил Друсс. — Где-то в течение трех недель, если верить разведчикам. Ульрик потерял сына — это дало нам несколько лишних дней, но их недостаточно.

Некоторое время они обсуждали многочисленные трудности обороны. Наконец Лучник нерешительно сказал:

— Вот что, Друсс, — есть кое-что, о чем я должен сказать, но я не хотел бы, чтобы меня сочли.., странным. Я не хотел говорить, но...

— Говори, паренек. Здесь все друзья.., по большей части.

— Ночью мне снился странный сон — и в нем был ты. Я не придал бы ему значения — но вот увидел тебя и вспомнил.

Мне снилось, будто меня разбудил воин в серебряных доспехах. Я мог смотреть сквозь него, точно это был призрак. Он сказал, что пытался связаться с тобой, но безуспешно. Когда он говорил, его голос как будто звучал у меня в мозгу. Он сказал, что зовут его Сербитар и что он едет сюда со своими друзьями и женщиной по имени Вирэ.

Он сказал, чтобы я передал тебе вот что: надо запасти побольше горючих веществ, потому что Ульрик настроил большие осадные башни. Он предложил также прорыть между стенами зажигательные канавки. Потом он показал мне сцену покушения на тебя и назвал имя: Музар. Есть ли какой-то смысл во всем этом?

Настало молчание, но видно было, что Друсс испытал великое облегчение.

— Еще какой, парень. Еще какой!

Хогун наполнил бокал лентрийским вином и передал Лучнику.

— Как выглядел этот воин? — спросил он.

— Высокий, стройный и, как показалось мне, с белыми волосами, хотя он еще молод, — Да, это Сербитар, — кивнул Хогун. — Видение не обмануло тебя.

— Ты его знаешь? — спросил Друсс.

— Слышал о нем. Он сын князя Драды из Дрос-Сегрила.

Говорят, будто в детстве он был очень хил и одержим демоном: умел читать чужие мысли. Он альбинос, а вагрийцы, как вам известно, почитают это дурным знаком. Лет в тринадцать его отправили в Храм Тридцати к югу от Дренана.

Говорят еще, что отец хотел удушить его в младенчестве, но ребенок почувствовал это и вылез в окно своей спальни. Все это, конечно, только слухи.

— Что ж, похоже, его дар возрос, — сказал Друсс. — Ну да плевать. Он нам пригодится тут — особенно если ухитрится прочесть мысли Ульрика.