Чудесное наследство. Книга 1 - Каришнев-Лубоцкий Михаил Александрович - Страница 4

– А путешествие, кажется, пошло мне на пользу, – проговорила она, любуясь на себя в холодном венецианском стекле. – Нам нужно почаще куда-нибудь ездить, Дитрих, тогда и ты похудеешь!

– Спасибо за сердечную заботу… – пробурчал, засыпая, ее супруг.

– Пожалуйста! – ответила, улыбаясь, Эльза и нехотя нажала рукой на электрический выключатель.

Глава седьмая

Проснувшись от яркого солнечного лучика, проникшего сквозь ажурные шторы, Паулина мигом вскочила с кровати и удивленно замерла: ее нового друга песика нигде не было видно!

– Виски! Виски! Иди ко мне! – позвала она, забыв спросонок настоящее имя собаки-привидения.

– Его зовут Шнапс, – напомнила маленькой внучке старая баронесса кличку пса, въезжая на коляске в комнату Паулины. – Давай с тобой сразу договоримся: наши друзья – это наши друзья, и рассказывать о них пока никому не следует.

– Даже папе и маме?

– Даже им. Они начнут нервничать, переживать… Зачем доставлять родным и близким лишние хлопоты? Мы с тобой и сами справимся, не так ли?

– Конечно…

– Вот и хорошо. А сейчас умывайся, завтракай, и я поведу тебя к учителю Шрайберу. Это – мой сосед.

– Зачем?! В школу мне только осенью!

– Должна я похвалиться своей внучкой? К тому же господин Шрайбер пообещал дать мне рецепт яблочного пирога. А ты познакомишься с его говорящим котом Маркизом.

– Кот умеет говорить?!..

– Умеет, но не любит. Считает, что многословие – порок.

– Я одеваюсь!

Паулина стрелой помчалась в ванную комнату, а через пять минут уже сидела в столовой за столом и торопливо поедала свой завтрак (а такое с ней случалось не часто!). Заглянув на секунду к дочке, Эльза очень удивилась ее аппетиту. Но вспомнив о том, что забыла спрятать лекарства свекрови в отдельную коробку, испуганно ахнула и мгновенно исчезла.

– Спешат как на пожар, – вздохнула печально старая баронесса, привыкшая иногда произносить вслух свои сокровенные мысли. – Боятся оставить здесь какую-нибудь пустячную мелочь… А я оставляю в Мерхендорфе свое сердце, и это никого не беспокоит…

Паулина допила чай, поблагодарила бабушку за вкусный завтрак и весело воскликнула:

– Идем к Маркизу? Надеюсь, он не отвертится и скажет нам «Доброе утро»?

– Надеюсь, скажет! – улыбнулась баронесса. – Кот у господина Шрайбера очень воспитанный.

Глава восьмая

Несмотря на свою воспитанность, Маркиз долго не хотел отмыкать уста. Приоткрыв слегка левый глаз, он мельком взглянул на девчонку, вбежавшую в гостиную, и вновь погрузился в дремоту, не делая никаких попыток удрать из хозяйского кресла в другое, более укромное и безопасное местечко. «Пусть поглазеет, – подумал Маркиз, чуть заметно выпуская и втягивая обратно в пяточку острые коготки на правой, свисающей с кресла, лапки. – Эти гнэльфины так любопытны, что могут даже заболеть, если не удовлетворят хотя бы частично свою любознательность. Однако болтать с ней о разной ерунде я не намерен!».

– Доброе утро, Маркиз! – вывел его из глубоких размышлений звонкий голосок внучки старой баронессы. – Разрешите представиться: Паулина!

– Мрр… – Коготки показались из правой лапки и тут же спрятались обратно.

– «Мрр!» – передразнила девочка рыжего кота. – Не «Мрр», а «Доброе утро».

«Она еще будет учить меня правилам хорошего тона!» – с насмешкой подумал Маркиз и лениво перевалился с живота на левый бок – спиной к гостье.

– У-у-у!.. – протянула разочаровано Паулина. – Я-то поверила, что он, и правда, необыкновенный кот… А таких простых мурлыканов у нас в Гнэльфбурге пруд-пруди! Нашел господин Шрайбер чем хвастаться!

– Во-первых, не «чем», а «кем», – поправил ее, задетый за живое, Маркиз и вновь улегся на живот, открывая глаза и внимательнее вглядываясь в гостью, пахнущую молоком, овсяной кашей и шампунем «Алая Роза». – Во-вторых, я не могу сегодняшее утро назвать «добрым», зная, что по дому шляются посторонние девчонки.

– Говорит!.. – радостно воскликнула Паулина и хлопнула от избытка чувств в ладоши. – Пусть глупости, но говорит!..

Если бы Маркиз мог багроветь от гнева, то он немедленно бы сейчас превратился в ярко-красный, пламенеющий факел. Но он был котом и багроветь не мог. Он только презрительно по-кошачьи фыркнул, вздыбил на мгновение на спине тигриной окраски шерсть и на чистом гнэльфском языке произнес:

– Не стану опровергать ваше весьма спорное мнение о моих умственных способностях, фроляйн. Как говорится: «чем дальше в лес, тем больше дров». Или: «связался старый с младенцем»… Не стану также благодарить вас за то, что вы разбудили меня за два часа до обеда: что сделано, то сделано, Лучше я попрощаюсь с вами и исчезну. Всего доброго, фроляйн!

И он, махнув с кресла на пол, в три прыжка оказался у дверей и скрылся за ними к глубокому огорчению Паулины. «По-моему, он на меня слегка рассердился, – подумала девочка, морща носик и разглядывая узор на сандалиях. – Но за что? Я была с ним очень вежливой. Не каждому коту говорят „Доброе утро!“ и уж, конечно, не каждому делают книксен! По-моему, он просто капризуля – знаменитость, которой вскружила голову известность и слава!».

Паулина насмешливо хихикнула и выбежала из опустевшего дома в сад. Увидев, что бабушка и ее сосед господин Шрайбер о чем-то оживленно беседуют, она на секунду притормозила и прислушалась к их разговору. Но разобрав кое-какие обрывки фраз: «…три мерхенфунта муки…», «…пол-пачки дрожжей…», «…яблоки прокрутить и насыпать сахар…», – Паулина помчалась по дорожке дальше, не желая глубоко вникать в секреты кулинарного искусства.

Хотя сад мерхендорфского педагога Густава Шрайбера был достаточно велик, а юная гнэльфина весьма мала, все-таки за считанные минуты она долетела до задней ограды и остановилась, как вкопанная, перед огородными грядками и, торчавшим посреди них, мальчишкой-пугалом.

«Как он похож на Эриха Блюменталя с Клубничной улицы! – подумала девочка, с интересом разглядывая неподвижное существо, водруженное, как победное знамя на флагшток, на высокий шест. – Такие же черные, смоляные брови, такие же карие, чуть прищуренные глаза, такой же курносоватый нос, такие же алые губы, такой же вихрастый чуб… Даже веснушки на щеках и носу такие же! Правда, одет он не как Эрих, да и обут похуже…» Паулина посмотрела с сожалением на рваные туфли, привязанные шнурками к еще более драным брюкам, и мысленно поругала Густава Шрайбера за скупердяйство. Единственное, что ей понравилось в наряде огородного мальчишки, так это небольшой медный колокольчик на ветхой соломенной шляпе. «Жаль, что у меня нет такого, – мелькнула в голове Паулины озорная мысль. – Тогда бы все гнэльфы при встрече со мной оборачивались бы мне вслед и стояли по часу с открытыми ртами!».

– Наверное, скучно вот так торчать на шесте? – спросила она мальчишку, заставляя себя отвлечься от несбыточной мечты по супермодной побрякушке.

– Да-а-а… – проскрипело пугало, чуть-чуть поворачиваясь влево от порыва ветра.

Паулина невольно вздрогнула и отвела взгляд от бедняги в сторону. И увидела в дыре садовой ограды поросячье рыльце и умненькие глазки, внимательное изучающие незванную гостью.

– Хрюк, иди сюда! – позвала девочка поросенка.

Но тот на ее зов не откликнулся, а поспешил исчезнуть поскорее прочь. При этом он чуть было не сшиб с копыт симпатичную беленькую козочку, которая стояла позади него и тоже с любопытством поглядывала на новенькую гнэльфину.

«Можно подумать, что я – страшилище! – обиделась на поросенка и его четвероногую подружку Паулина. – Еще я сырых поросят и козлят не ела!».

И она, бросив прощальный взгляд на мальчишку-пугало, поспешила к бабушке и господину Шрайберу.