Фокс Малдер похож на свинью - Геласимов Андрей Валерьевич - Страница 9

А Елена Николаевна вообще ничего не сказала. То есть это нам она ничего не сказала, кто мы такие? А насчет Лидии Тимофеевны я не знаю. Может, они разговаривали на эту тему. Я не знаю, о чем они говорили без нас. Если говорили.

Потому что Лидия Тимофеевна ближе к Новому году вообще стала неразговорчивая. Иногда только начинала задавать вопросы. Странные. Хотя насчет странности – это кому как. Может, ей самой совсем другое казалось странным.

– Проходите, – говорила она, открывая дверь Антону и Елене Николаевне. – А вы опять вместе?

– Да вот, в подъезде столкнулись, – отвечала Елена Николаевна.

– Как вчера?

– Да, как вчера.

– И позавчера. И три дня назад тоже. Такое ощущение, что вы там ждете друг друга.

Лидия Тимофеевна говорила шутливым тоном, а сама все время смотрела в мою сторону, как будто я один тут должен был понимать ее юмор.

– Да нет. Просто договорились собраться в два часа, вот и пришли в одно время.

– А Саша с Мариной пришли пораньше.

– У них, наверное, часы спешат.

– У обоих?

Лидия Тимофеевна подмигивала мне, как будто выдала гениальную шутку. Как будто я вот-вот должен был покатиться от смеха.

– А у вас обоих отстают, – продолжала она. – При этом на одинаковое время. Может, вы часы покупали в одном месте? Не там, где Саша с Мариной?

Она снова смотрела на меня, и я наконец улыбался. А что мне оставалось делать? Она ведь ждала, чтобы я улыбнулся. Остальные-то все стояли там как столбы.

– Ну, хорошо. Зато мы сможем теперь обсудить планы на Новый год. А то вечно кого-нибудь не хватает. Марина, тебе чай или кофе?

– Кофе, Лидия Тимофеевна. Две ложечки.

– Это не слишком крепко?

Она уходила на кухню, а мы продолжали стоять в прихожей, как экспонаты из музея восковых фигур. Ноги, руки, лица – все как настоящее.

Один раз ушел свет. Мы все сидели за столом и, в общем, молчали, как обычно. Вдруг лампочка в люстре начала мигать и через минуту погасла.

– Опа, – сказал Антон в темноте. – Кто-нибудь меня видит?

Гелиоцентрические инстинкты. Не помню, какой номер был у того Людовика. Король-солнце.

– Может, она перегорела?

– Я ее купила два дня назад, – сказала Лидия Тимофеевна. – Какая-нибудь авария, скорее всего. Сейчас принесу свечку. На кухне где-то должна быть.

Она принесла три свечи.

– Смотрите, какое у Сашки смешное лицо, – сказала Марина.

– Нормальное у меня лицо.

– Это тени, – улыбнулась Елена Николаевна. – А хотите, поиграем в одну игру?

– В «бутылочку»? – быстро спросил Антон.

– Ты что, еще не вырос?

– Подождите, – вмешалась Лидия Тимофеевна. – У меня кое-что есть.

Она вернулась из кухни с большой тарелкой в руках.

– Апельсины, – восторженно протянула Елена Николаевна. – Ты где их взяла?

– Два часа в очереди простояла.

– Уже начали продавать? До Нового года еще неделя.

– Давка была ужасная. Одну тетеньку в «Скорую» отвезли.

– А запах какой! – сказала Марина. – Можно?

– Конечно. Я специально для вас покупала.

– Прямо как в Новый год! Когда апельсины вижу, всегда на елку хочу. У нас во Дворце пионеров каждый год подарки дают.

– Берите. Возьми один для Саши, Марина.

– Я и сам могу.

– Нет, пусть Марина тебе очистит. А Елена Николаевна пусть очистит для Антона.

– Зачем? – спросила Елена Николаевна.

– Не хочешь? Ну, тогда я сама. Тебе какой больше нравится, Антон?

– Ну как? – сказала она через пару минут. – Вкусно?

Мы все промычали что-то свое. Сама Лидия Тимофеевна не ела. Она смотрела, как ест Антон.

– Очень важно, чтобы апельсин мужчине давала женщина. Это традиция. Ева соблазнила Адама именно апельсином.

– А я думал, что яблоком, – сказал я.

Руки липкие, и на губах сладко. Только во рту немного жжет.

– Все так думают. Но это ошибка. В слове «апельсин» есть два других слова – «апель» и «син». «Апель» – это действительно «яблоко», а «син» – это грех. Если перевести с английского. Вот и выходит – «яблоко греха». Так что Ева Адаму давала именно апельсин. А никакое не яблоко.

Она посмотрела на молчавшую Елену Николаевну.

– Так в какую игру ты предлагала нам поиграть?

Елена Николаевна ответила ей не сразу. Сначала долго смотрела на нее и только потом ответила:

– Ничего особенного. Просто я думала, что при свечах это будет романтично.

– Но ты нам скажи. Может, мы захотим.

– Нет, это глупо.

– Кончай, ты сама затеяла с этой игрой. Видишь, как Антону хочется поиграть. Антоша, тебе ведь хочется?

– Да мне как-то...

– Конечно же, хочется! Я прямо вижу, как у него глаза горят. Давай, Ленка, рассказывай.

Лидия Тимофеевна еще никогда не называла при нас Елену Николаевну Ленкой.

– Давай, давай! Нам всем хочется поиграть.

– Хорошо, – сказала Елена Николаевна, и я услышал, что голос у нее изменился. – Правила будут такие...

– Подожди! – вдруг прервала ее Лидия Тимофеевна. – Антон, вкусный был апельсин?

– Да.

– А теперь сходи на кухню и помой руки. Нечего сидеть здесь с липкими руками.

Я спрятал свои руки под стол.

– Продолжай, Лена, – сказала Лидия Тимофеевна. – Извини, что я тебя перебила.

– Да там ничего особенного... Просто я хотела, чтобы каждый рассказал о том, как первый раз влюбился.

– Я не буду рассказывать! – быстро вставила Марина.

– ... и главное правило – говорить правду.

– Я, чур, не буду.

– Подожди, Марина, – сказала Лидия Тимофеевна. – По-моему, очень неплохая идея. Как остальным?

Она посмотрела на меня. Я просто пожал плечами. Антон вернулся из кухни и взял еще один апельсин.

– Почисти ему, Лена.

– Я сам.

– Нет, пусть Елена Николаевна.

– Я сказал – я сам.

Такого голоса у Антона я тоже еще не слышал. Вечер открытий. Скажи мне – кто твой друг...

А если самому непонятно?

– Хорошо, чисти сам, если хочешь. Но за это ты начнешь первым.

– Что начну?

– Ты слышал.

– Тупая идея.

– Антон, своему учителю нельзя так хамить.

– Тупая идея.

– Елена Николаевна – твой учитель.

– Тупая идея.

– У тебя что, пластинку заело?

– И апельсиновая история – дерьмо. Тупые приколы.

– Слушай, ты нарываешься. Ты с кем так разговариваешь?

Я посмотрел на Марину, и она кивнула мне головой. Пора было уходить. Но в этот момент неожиданно вмешалась Елена Николаевна:

– А может быть, ты сама нам расскажешь?

– О чем? – опешила Лидия Тимофеевна.

Она как будто забыла, что Елена Николаевна вообще здесь сидит.

– О том, как влюбилась в первый раз.

– Я?!! Да я даже...

Она вдруг запнулась и долго смотрела непонимающими глазами на Елену Николаевну. В ее зрачках дрожали огоньки свечей. Маленькие пляшущие черти. Наверное, слишком долго изучала Средневековье. Ведьмы, инквизиция – все дела.

– Хотя... почему бы и нет? Только... это будет не совсем первая любовь...

– Так нечестно.

– ...но она все же моя... Рассказывать или нет?

– Рассказывайте, рассказывайте, – вставила Марина.

Я пожал ей под столом руку. Умная девочка. Правда, пальцы немного слипались от апельсинов.

Я лично успел съесть только два.

– Ну, слушайте...

А я вдруг подумал – вот бы про это написать. Как мы тут такие сидим. Напряженные. И свечи горят. У Елены Николаевны почти белое лицо. Может выйти забавнее, чем про Кортеса. И никакой эротики. Мама бы заценила. Хотя вряд ли одобрит. Как объяснить, почему в комнате вдруг оказались две учительницы и три ученика? Два ученика и одна девочка.

Как ее все-таки звали? Может, и не Марина. Марина, кажется, была потом. На втором курсе.

А эти трое – несовершеннолетние. Родители не захотят в такое врубаться. Нет, маме давать нельзя. Выключила как-то раз телевизор. Я даже не помню, что там показывали. Зато помню, как выключала. Встала с дивана, прошла через всю комнату и дернула за шнур. Как будто змею за хвост потянула. Папа начал кашлять и отвернулся к своим газетам. Они всегда лежали у него под рукой.